– Сколько раз я тебе говорил, – голос мужа звучал нудно, как жужжание мухи, – не ставь посуду в раковину! Тарелки от этого с двух сторон пачкаются.
– Саша, мыть тарелки будет посудомоечная машина. Ей все равно, с одной стороны мыть или с двух. Я сгружаю посуду в раковину, чтобы освободить стол. Мне нужно место, потому что я хочу нарезать тебе салат, – Катя говорила нарочито медленно и тихо, стараясь не рассердиться. У ее любимого писателя Виктора Пелевина это называлось «тренировка духа при помощи человека-тренажера». Но Саша, муж и тренажер, продолжал гудеть, как перегретый электроприбор.
Она нарезала салат, оставила Саше ужин на плите и отправилась в гости к сестре. Та жила в маленьком поселении на севере Самарии.
«Повезло же Алиске, – думала Катя, – если бы на той вечеринке я обратила внимание на Давида, а не на Сашку, жила бы сейчас в двухэтажном доме, а не на съемной квартире. Какая же дура я была! Давид показался мне маленьким, очкастым и картавым типчиком из местечка. Вот дура!»
Ей пришло в голову, что они с Сашей поменялись ролями. В еврейской семье муж должен (так думала Катя) взять на себя обязанности добытчика, а жена – полновластной хозяйки в доме, которой никто не смеет указывать, как и когда мыть посуду. А тут что получается? Добытчик – она, Катя. А муж даже не домохозяйка. Был бы домохозяйка – полбеды. Сам все готовил бы, ходил в магазин, ту же посуду загружал в машинку. Так нет! Она все делает одна, а он – кухонный босс. Приходит и давит на мозги.
А мама ей еще говорила: «Куда тебе, гуманитарию, в эмиграцию? Все твои знания вертятся вокруг русского и английского. Ну, ничего, Саша тебя прокормит. У него реальная профессия – инженер по металлу. На ЗИЛе работает».
Но в Израиле не производили своих автомобилей, как в СССР, а ездили на «японках» и «немках». Зато здесь были танковые заводы. И Саша пошел на танковый завод – не инженером. Его советское образование для этого не годилось. Фрезеровщиком и токарем он работать не умел, так что пахал разнорабочим за минимальную плату. Сумел бы окончить какие-нибудь курсы и продвинуться дальше, но он, закоренелый «технарь», не умел осваивать языки. Иврит у него до сих пор примитивный. А вот «языкатая» Катя хорошо выучила иврит, английский ей тоже пригодился, и она нашла работу в офисе. Еще брала переводы, частные уроки, потом поднялась по служебной лестнице. В общем, кормила семью. И слушала содержательные лекции о мытье тарелок.
«Давид – другое дело, – рассуждала Катя, проезжая через блокпост при въезде на «контролируемые территории», – Давид работает по специальности, преподает физику в университете. Еще и Тору учит, находит время. Интеллектуал, в общем. У него мозги заняты важными делами, требующими умственных усилий. Ему не до кухонной ерунды. Небось, он не спорит с Алиской, сколько минут варить яйца, куда ставить посуду и как готовить чолнт. Ему просто не до этого. Повезло сестренке».
Она вошла в дом бесшумно – дверные петли, хорошо смазанные Давидом, не скрипнули. Алиса и Давид разговаривали на кухне, не обратив внимания на вошедшую Катю.
– Сколько раз я тебе говорил, – голос свояка звучал нудно, как гудение перегретого трансформатора, – не ставь тарелки в раковину. Они от этого сильнее пачкаются!
– Не ходи за мной по пятам и не отравляй мне жизнь! – крикнула Алиса и швырнула об пол тарелку, перепачканную с двух сторон.
