Тридцать дней назад ушел из жизни раввин Адин Штейнзальц (Эвен-Исраэль)
Путь раввина Штейнзальца к моему сердцу лежал не через его книги, а через его личность.
Когда я учился в ешиве, нам не разрешали использовать Талмуд Штейнзальца. Впрочем, как и любой другой комментированный, вспомогательный перевод — именно потому, что это помочи, которые надо отбросить, чтобы научиться читать Талмуд самостоятельно. Помню, когда в Москву приехала Фрима Гурфинкель — легендарная в то время переводчица комментария Раши на русский язык, по которому я, шестнадцатилетний, учился еще до поступления в ешиву, — я восхищенно ей сказал, что учил Раши по ее книгам. Она строго ответила: «А учиться надо по книгам Раши!»
И знаменитая «Роза о тринадцати лепестках» прошла мимо меня. Как‑то я обошел нишу еврейского научпопа. Поэтому раввин Штейнзальц не был для меня именем с обложки.
Но однажды я с ним встретился. Это было, наверное, в середине 1990‑х. Он на меня произвел впечатление очень необычного человека. Знатоки Талмуда, с которыми я встречался, почти всегда «ненормативные» в общении люди, впрочем как большие ученые вообще. Но у раввина Штейнзальца была особая «инверсия».
К нему, на мой взгляд, неприложимо определение «ортодокс». Оно и в целом довольно дурацкое — обычно в это понятие люди вкладывают идею законсервированности, неизменности, упертости. Часто это и правда так: религиозный человек зачастую осторожен, опаслив, боится, как бы его слова не вышли за рамки дозволенного. Надо заметить, это полезная осторожность — например, во всем, что касается злоязычия. Но в одной области это служит плохую службу — в творческом начале. Творческий человек всегда ходит «по лезвию ножа», для него не существует «традиционной точки зрения».
Легкий путь — уйти в догматику. Ведь догма и религия очень дружны. Хлопотно быть интеллектуально честным и «не отрезать по краям» все, что не соответствует твоему изначальному убеждению. Смотреть на мир аналитически, подвергая все сомнению. Нести, как хороший хозяин, все в дом. Открытое мышление, конечно, опасно для веры, и история знает многих, кого оно уводило в ересь. Но некоторые становились гениями. Единицы из тысяч.
Одним из миллиона был раввин Штейнзальц. Абсолютно свободомыслящий человек, для которого ни одна область знаний не находилась под запретом. Зоология, биология, буддизм, христианство, философия, художественная литература — все у него было пищей для ума. Как голодному человеку вкусно все, так и жадному до знаний интеллекту всегда не хватает пищи. С другой стороны, это был человек с выдающимися познаниями в еврейской книжности — Талмуде, Танахе, хасидизме.
И — по принципу «все в дом» — все это выстраивало его как цельного человека. В этом смысле он был уникален.
Последняя книга раввина Штейнзальца, вышедшая в нашем издательстве, называется «Тшува». От книги с таким названием ждешь нравоучений о покаянии. Но эту книгу я бы назвал очень здравомыслящей: Штейнзальц, выросший в семье коммуниста, и сам был «вернувшимся к вере предков, покаявшимся» в ранней юности, так что эта книга мне кажется очень личной. Она не о том, как замечательно возвращение, а чем оно чревато. Какие на этом пути человека ждут ошибки и испытания, в чем природа этих испытаний. Спокойно и мудро автор объясняет, как избежать ошибок или исправить их. Как не надо рвать отношения с родителями и другими близкими, как не поучать всех вокруг, не «держать Б‑га за бороду», не думать, что твой верный путь — единственно верный. Как не очаровываться и не разочаровываться, быть терпимым к чужим ошибкам и дурным качествам. Как оставаться человеком, пытаясь быть святым.
И это для меня визитная карточка раввина Штейнзальца: он разбирался в людях, понимая, что за ангельскими крыльями — буря. Поэтому люди из совершенно разных кругов, очень разные люди относились к нему, как к учителю.
Море невухим. Путеводитель заблудших своего поколения.
