Шломо Неэман: «Одна из задач мэра – принести средства своему региону»

– В спорте говорят, что стать чемпионом легче, чем удержать чемпионство. В политике это так же?

В муниципальной политике существует мнение, что победить действующего мэра, главу регионального или местного совета почти невозможно. Но это, как правило, касается тех местных лидеров, которые занимали пост всю каденцию. Я вступил в должность в прошлом году после досрочных выборов. За такое время не успеваешь почти ничего сделать, закрепить позиции. В этом смысле моя ситуация была особенно сложной. Когда люди идут голосовать, они хотят знать, что ты сделал, каковы твои достижения. А в муниципальном мире за год-полтора ничего нельзя успеть.

– Вам потребовался второй тур. Было больше кандидатов или более упорная борьба?

И упорная борьба, и кандидаты. В абсолютном исчислении кандидатов меньше, чем в прошлый раз, – тогда нас было четверо, сейчас трое. Но все очень сильные, поэтому в первом туре голоса распределились примерно поровну: треть, треть, треть.

– Есть русскоязычные избиратели в Гуш-Эционе?

Есть, но очень мало, примерно 8 % от общего числа. Меньше, чем в среднем по Израилю. В то же время понятно, что 8 % – это существенно. 

– То, что вы русскоязычный кандидат, как-то сказалось на голосовании этих 8 %?

Думаю, что большинство голосовали за меня, но это было далеко не само собой разумеющимся. Те, кто следили за баталиями в социальных сетях, видели, что поддержка русскоязычных избирателей была вовсе не гарантированной. Мне довольно сложно анализировать тенденции и причины. В региональном совете, где я баллотировался, 25.000 жителей, из них 14.000 избирателей. Невозможно пообщаться с каждым, понять, что им движет.

– Какова была явка избирателей?

В первом туре 66 %, во втором – 56 %. Это заметно выше, чем в среднем по Израилю. (Всего в выборах приняли участие почти 60 % избирателей – прим. Г. В.) Думаю, это связано с тем, что мы более консолидированный регион, люди эмоционально вовлечены в происходящее.

– Те, кто следили за этой муниципальной кампанией в стране, не могли не заметить, что на сей раз она была особенно жесткой, порой просто грязной, на грани фола. Вам пришлось с этим столкнуться?

Да. Когда мы жаловались на нечто подобное, то люди, которые хорошо ориентировались в происходящем, говорили нам: «То, что происходит у вас, – это ерунда по сравнению с другими местами». Откровенно говоря, я не мог следить за этим в масштабах страны, просто не было времени.

– А как дело обстояло у вас?

Лично я старался не опускаться до этого, не отвечал подобным на подобное. Я считаю, что это неправильно, аморально. Мне кажется, человек, который пытается подняться на костях своих соперников, недостоин считаться лидером. Особенно, когда мы говорим о муниципальной политике. Это же, так сказать, не всесоюзное первенство, все происходит рядом с домом, каждый кандидат на виду у избирателей. В такой ситуации особенно неправильно бить ниже пояса.

– Очень много подобных проявлений было связано с противостоянием светских и религиозных израильтян. Это отражает остроту темы в стране?

Не думаю. Скорее это просто удобный повод для накала страстей. Дело в том, что вся эта предвыборная, так сказать, возня, основана на некоем zoom in, на фиксировании внимания, на выпячивании тех или иных моментов. Неважно, каких: молодой кандидат или наоборот слишком опытный, религиозный или нет, какие-то семейные истории. Берется определенная особенность кандидата, и вокруг нее начинается свистопляска. Считаю, это совсем неправильно. Есть масса критериев, по которым должен оцениваться лидер: его связи на политическом уровне, способность управлять, опыт, ораторские навыки в конце концов. Но копаться в том, как человек выглядит, какая у него борода, что с ним было в прошлом, тем более когда он сам не может ни подтвердить, ни опровергнуть домыслов, мне кажется, совершенно неуместно и неправильно.

– Нравится нам или нет, таковы правила игры. Сегодня так ведется политический кампейн.

А я с этим не согласен. Я понимаю, что сегодня такой стиль в ходу, но мне это не мешает возражать против него. Знаете, говорят, что у каждой системы есть свои недостатки. Одним из изъянов демократического строя являются подобные кампейны. Демократическая система основана на том, что люди голосуют и избирают самого, по их мнению, достойного. Мы можем оказаться в ситуации, когда большинство голосует не на основе какой-то объективной информации или сложившегося впечатления, а на основе распространяемой чуши. Про меня тоже писали: «Он не сделал того-то». А я сделал, но поди объясни каждому. Или наоборот: «Он сделал то-то». А я вообще не имею понятия, о чем идет речь. Но невозможно посвящать все свое время доказательствам или опровержениям. И это еще самые мягкие примеры. Когда начинается распространение откровенно желтой информации, а ты ничего не можешь с этим сделать – это ужасно. И ведь даже на муниципальном уровне невозможно встретиться со всеми, поговорить с каждым, заглянуть в глаза.

– Вы становились жертвой желтой информации?

Слава Б-гу, нет. Не знаю даже, как это объяснить, тем более что мои соперники в борьбе между собой пользовались подобными технологиями. Но меня это не затрагивало. Кто-то сказал, что против меня невозможно ничего найти. Не знаю, в этом ли дело, но в отношении меня попыток не было.

– Вы баллотировались как независимый кандидат.

В региональных советах, в отличие от муниципалитетов, почти нет прецедентов, чтобы человек шел как представитель партийного блока.

– Но на муниципальных выборах очень многие баллотируются как кандидаты от того или иного блока. Муниципальные выборы – это репетиция выборов всеобщих?

Хронологически так должно быть, поскольку они проходят за год до всеобщих. Но всеобщие у нас часто сбиваются с графика. Может, сорок лет назад кто-то так и задумывал, но на практике не получилось. С другой стороны, безусловно, муниципальные выборы создают платформу для всеобщих.

– Можно относиться к результатам муниципальных выборов как к своего рода прогнозу?

Не думаю. Но платформа действительно создается. Если человек победил в некоем городе, то через несколько месяцев, когда начинается общеизраильская предвыборная кампания, те рычаги, которые находятся в руках мэра, позволят продвигать интересы партийного блока. Нужно понимать, что одна из задач мэра или главы регионального совета – принести средства своему региону. Для этого нужны связи в правительстве, а значит есть прямая заинтересованность в том, чтобы победил его партийный блок. И поэтому, несмотря на то, что я сам независимый кандидат, буду изо всех сил работать на победу моего партийного блока на всеобщих выборах, чтобы министры от моей партии заняли влиятельные посты. Тогда я смогу прийти к ним и получить помощь в развитии моего региона.

– Вы чувствовали чью-то поддержку во время выборов? Вам помогали?

Немного помогали, но я старался, чтобы такой помощи было как можно меньше, потому что, когда ты независимый кандидат, и в то же время окрашен в тот или иной партийный цвет, это может отпугнуть. Если я буду афишировать свою принадлежность к «Ликуду», то совершенно неочевидно, как проголосуют сторонники партии «Еврейский дом». А так я прихожу и говорю: «Я Шломо. Вот моя программа, вот мой опыт, вот мои предложения». Это позволяет установить контакт с самыми разными жителями моего совета.

– В чем схожесть и отличия предвыборной кампании муниципальной и общеизраильской?

Муниципальная кампания более местечковая. Также есть большая разница в выборах, которые проходят в Тель-Авиве, Иерусалиме, Хайфе и таких маленьких советах, как мой. В целом же имеет значение возможность встретиться с каждым избирателем в той или иной форме. Даже если нет личной встречи, контакт, который возникает, позволяет строить кампанию под избирателя. Кроме того, выборы мэра или губернатора, они гораздо более персонифицированы, чем общеизраильские. На выборах в Кнессет никто не голосует за Нетаньяху, голосуют за «Ликуд», а глава партии становится премьер-министром.

– При этом всем очевидно, что, голосуя за тот же «Ликуд», люди голосуют в первую очередь за лидера.

Лидер является локомотивом своей партии. Но в итоге на бюллетене написано название партии, а не имя человека. Это принципиальный момент. В муниципалитетах тоже есть списки, партии и тому подобное, но при выборах мэра голосуют за конкретного человека. Поэтому вся моя кампания строится на личном общении с людьми.

– Но в прямом смысле личного общения быть не может. Если у вас 14 000 избирателей, то как вы это делаете?

Это социальные сети, плакаты, листовки, письма. В моем региональном совете 22 населенных пункта – я отправил письма в каждый, и коснулся конкретно их проблем, предлагая свои решения. Такое возможно только на муниципальном уровне.

– Следовало ожидать, что явка на муниципальных выборах, определяющих повседневную жизнь людей, будет выше, чем на всеобщих. Но это не так.

Да, причем разрыв существенный. Думаю, что это в первую очередь связано с тем, что люди в Израиле идеологизированы. Кроме того, вопросы, которые поднимаются на всеобщих выборах, важны для меня как для гражданина. На муниципальном уровне это иначе. Я говорил об этом во время предвыборной кампании: у меня два конкурента, от того, кого вы выберете, ваша жизнь кардинальным образом не изменится. Никто не утверждает, что один будет работать на развитие региона, а другой наоборот. Люди выбирают на основе того, как они оценивают возможности каждого из нас продвинуть дела региона. Поэтому человек, который не знает ни одного из трех кандидатов, как правило, не голосует. Это не вопрос жизни и смерти, это не «сбросить евреев в море».

– Огромное внимание на этих выборах, впрочем, как и всегда, привлекал Иерусалим. Вы близкий к Зеэву Элькину человек. Разочарованы итогом?

Да, очень. С моей точки зрения, Иерусалим совершил принципиальную ошибку, и это моя еврейская боль, хотя, конечно, в первую очередь это боль Зеэва Элькина. Дело в том, что выборы в Иерусалиме по сути не были демократическими. Речь не шла о том, что жители свободно сравнили программу и личность каждого кандидата и приняли решение. Почти 40 % избирателей голосовали так, как голосовал весь блок.

– Вы имеете в виду ультраортодоксов?

Да, в первую очередь их. Ведь судьба голосования на выборах мэра столицы решалась на основании того, кто как с кем договорился, какой союз заключил. Даже за четыре дня до выборов Элькин имел шансы на победу. Если бы Дайч (ультраортодоксальный кандидат, занявший четвертое место – прим. Г. В.) сошел с дистанции, то Зеэв победил бы в первом туре.

– Парадоксально, но он победил бы благодаря тому же блоку, когда хасидские избиратели проголосовали бы за него.

Да, безусловно. Но сегодня выбран мэр, который получил на «свободном рынке» 5.000 голосов. Зеэв Элькин получил 55.000 свободных голосов, а организованных получил примерно 10.000.

– На этих выборах были абсурдные моменты. Самые радикальные ультраортодоксы голосовали за Берковича, светского кандидата.

Это интересы и больше ничего. Кто кому что пообещал, кто какой пост получит и так далее.

– У муниципальных властей в Израиле плохая репутация. Очень много расследований ведется в отношении мэров и глав советов по подозрению в коррупции. Были кандидаты, имеющие за собой уголовные дела. Как вы объясняете это явление?

Главным образом дело в том, что законы постоянно меняются. Раньше мэр обладал огромными полномочиями. В последнее время эти полномочия начали резко сокращаться. И многие опытные градоначальники оказались к этим изменениям не готовы. Обратите внимание, что среди десятков мэров, находящихся под следствием или судом, мало кто реально что-то клал в карман. Абсолютное большинство виновны в том, что нарушили какие-то инструкции, превысили полномочия. Они наступили на грабли административного плана, не морально-этического.

– В Израиле нет ограничения числа каденций, в том числе для мэра. Вы считаете, это правильно?

Мне трудно судить. Я сейчас избран на первый полный срок. Сегодня мне кажется, что две каденции – десять лет – вполне достаточно. Но это сегодня. Поговорите со мной через десять лет, возможно, я буду с пеной у рта доказывать, что никакие ограничения не нужны.

– Если мы с вами поговорим не через десять, а через пять лет. Что вы будете считать своим достижением?

Главная проблема – это строительство.

– Это в меньшей степени зависит от вас.

Это зависит и от меня тоже. Вы правы в том, что основные рычаги принятия решений находятся не у меня, а в Вашингтоне.

– Даже не в правительстве?

Правительство ничего не решает, решают в Вашингтоне. Но если у меня нет генерального плана строительства, то даже свобода действий, предоставленная Трампом, мне ничем не поможет. Я сейчас должен буду потратить два или три года на то, чтобы галопом по Европам завершить формирование генерального плана строительства, и к тому моменту, как мы закончим делать то, чего не сделали наши предшественники, можем увидеть, что в Белом доме опять какой-нибудь Обама. Поэтому я бы хотел, чтобы через пять лет в Гуш-Эционе формирование генплана было бы завершено настолько, что все зависело бы только от Белого дома. Сейчас у меня спланировано строительство 160 единиц жилья. Это всё. Поэтому, когда на встречах с премьер-министром мы кричим: «Дай нам строить, дай нам строить!», он отвечает, что для начала я должен сделать свою работу и спланировать. Вот этим мы и займемся.

Пресс-подход

– Какие ценности вы в первую очередь стараетесь привить своим детям?

Любовь к своему народу, к своей стране, уважение к родителям, верность своей семье. Мне кажется, эти ценности – основополагающие для личности. Дети в любом случае себя найдут, но хотелось, чтобы в поиске себя они не потерялись, не оторвались от всего, что дорого еврейскому коллективу и семье.

– Есть книги, которые вы перечитываете? Почему?

Тора – это книга, которую перечитываю ежедневно. С одной стороны, это очевидно, это заповедь – перечитывать Тору. Но кроме того, что это заповедь, мне кажется, эта Книга создает какой-то ритм жизни, который вводит нас в такое коллективное переживание, подключает к общему разуму, душе нашего народа, и это позволяет нам жить в унисон с миллионами евреев. Мне кажется, что это очень важно. Тору я перечитал более 30 раз.