Из какого века эти вандалы? Читать умеют? Они даже не граждане Израиля. Ольга Соловкина, Facebook НДИ (партия Наш Дом Израиль). 10.12.2020
Они читают всю жизнь одну и ту же книжку. Коммент на сайте Наша Орбита, 7.2.2021
Это «ваша земля» только потому, что в книжке со сказками написано? Коммент на сайте 9tv 29.1.2021
Нечего всю жизнь читать одну и ту же книгу. Facebook НДИ (партия Наш Дом Израиль) 14.12.2020
А Тора твоя — сказочки для маленьких детей! Коммент на сайте 9tv 4.7.2020
Бесконечно читая одну и ту же книгу, веками, без надежды что-нибудь понять… Коммент на сайте 9tv 16.5.2020
Я читала Тору, которую мне дала соседка, ученица 12 класса. Там нет ни одного положительного героя. Чему детей учите? Какое счастье, что я училась в СССР. Facebook detalynews 8.11.2020
Вообще это много говорит об инертности разума человека, если учение, которое было актуально для скотоводов 2,5 тысячи лет назад, существует до сих пор. Alexey pecherskikh, коммент на сайте 9tv 20.12.2019
Дармоеды, вылезающие из щелей старой галутной жизни с древними папирусами, которые эти «читатели» за века так и не смогли выучить наизусть, чтобы оставить их в библиотеках и музеях. Саня. коммент на сайте 9tv 5.8.2020
Я поражаюсь, такое впечатление, что у всех верующих плохо с памятью, каждый год изучать нашу Тору и никак не запомнить, о чем идет речь. У меня тоже память плохая, но если повторять одно и то же каждый год, то я бы запомнила. Зинаида Василенко, коммент на сайте cursorinfo 10.02.2020
Времена, как сказал поэт, не выбирают, в них живут и умирают. В наши времена люди умирают позже, живут легче. Открытия науки и техники сделали нашу жизнь несравненно более удобной, чем сто лет назад. Меньше стало физически трудной и грязной работы, качество и продолжительность жизни улучшились, стало возможным мгновенно установить контакт с людьми за сотни тысяч километров… Но именно эта кажущаяся легкость жизни обнажила и обострила вечные проблемы, с которыми люди стремились справиться и сотни, и тысячи лет назад….
Эти проблемы невозможно закрыть раз и навсегда, каждое поколение должно решать их заново.
Сын заинтересовался французским экзистенциализмом, начал читать книгу Камю «Миф о Сизифе» и застрял: говорит, перевод на иврит очень трудный, ничего не понимаю. Он попросил меня почитать с ним эту книгу после второй трапезы в субботу — другого времени и нет, он приходит из армии только на конец недели. Начали мы с ним первую главу «Мифа о Сизифе», про абсурд — действительно, перевод головоломный, но в то же время что-то очень знакомое… Я раскрыла Коэлет («Экклезиаст») — да это же то же самое, только у царя Шломо текст афористичный, легкий — обманчиво легкий… На самом деле это нисколько не проще, чем у Камю, над каждой фразой можно размышлять дни и годы…
Какая выгода человеку от всех трудов его, что он трудится под солнцем? Поколение уходит, и поколение приходит, а земля пребывает вовеки. И восходит солнце, и заходит солнце, и устремляется к месту своему, где оно восходит. Идет к югу и поворачивает к северу; кружится, кружится, движется ветер, и на круги свои возвращается ветер. Все реки текут в море, но море не переполняется; к месту, куда реки текут, туда вновь приходят они. Что было, то и будет, и что творилось, то и будет твориться, и ничего нет нового под солнцем. Радуйся, юнец, молодости своей, и да веселит тебя сердце твое в дни юности твоей, и иди, куда ведут тебя сердце твое и видение очей твоих, но знай, что за все это Бог приведет тебя к суду.
Значит ли это, что в Камю нет надобности, если в Коэлет уже все сказано, и гораздо лучше? По-моему, это значит, что правильный путь — от Коэлет к Камю и обратно к Коэелет. Или наоборот: от Камю к Коэелет и так далее. Тут и становится видно, что — общее для всех людей во всех поколениях, а в чем французский атеист из католической семьи отличается от религиозного еврея. Понимание этой разницы называется культура. Это понимание дается многолетними усилиями и большим трудом, но оно того стоит. Мне очень жаль людей, которые полагают, что евреи «читают всю жизнь одну и ту же книгу». Но что интересно, в каком-то смысле это ведь правда, так оно и есть — только эта книга бесконечная. Дерево растет, изменяется, но остается само собой. На нем нарастают кольца, но сердцевина, центр, остается неизменной. Так и наша Тора ее сердцевина неизменна, но каждая эпоха оставляет свои комментарии к этой сердцевине. «Древо жизни она для тех, кто ее держится», сказано в еще одной книге еврейского канона, Мишлей (Притчах) того же царя Шломо.
В этом году завкафедрой очень настоятельно попросила меня прочесть курс о мидрашей агада, повествовательных комментариях к Торе, записанных в период примерно с 6 века до н.э. до 6 века н.э. Это тысячи текстов, самый трудный курс на факультетах иудаики, и вообще не моя специальность (я занимаюсь сравнительной поэтикой), да к тому же еще и предназначенный для студентов технических факультетов, из которых, может быть, две трети раньше с этими текстами не никогда не встречались… Нет, не хотела я преподавать этот курс, но это было, как говорится, предложение от которого невозможно отказаться. Надо было решать, как построить курс, что выбрать из бесконечного разнообразия мидрашей, чтобы это было интересно для современных израильских студентов — светских в основном… Думала я, думала и выбрала такую тему для этого курса: семья, отношения между мужем и женой, между родителями и детьми, между братьями и между сестрами… . Семьи Адама, Авраама и Ицхака — больше не успеть за один семестр.
Студентов поразил плюрализм мидрашей — на одной странице выкладывается целый спектр различных мнений, иногда совершенно противоположных («давар ахер», «другое толкование»). Меня же поразило, насколько все это оказалось живым, иногда даже болезненно актуальным, насколько горячо спорили студенты о том, почему самые близкие люди не понимают друг друга, а иногда даже становятся врагами, как это описано в книге Берешит (Бытие). И сколько психологической глубины, иногда даже детективной изощренности демонстрируют нам, современным людям, мидраши двухтысячелетней давности. Бывало, что студенты сами предлагали логические конструкции или психологические мотивировки, которые — как они тут же узнавали — уже были открыты за полторы-две тысячи лет до них мудрецами Устной Торы, толкователями Писания, то есть, значит, они с этими своими предшественниками думают одинаково. А бывало, что толкования мудрецов оказывались для них совершенно неожиданными, даже абсурдными — в первый момент, а затем они начинали понимать, что это-то и есть самая точная разгадка психологических коллизий первых глав книги Берешит (Бытия). И главное — все это про нас тоже. И про трудный выбор, который должен сделать каждый из нас именно в юности, и про то, что мы в этом выборе свободны, а потом оказывается, что он был предрешен — как это сформулировано в загадочном парадоксе из Мишны Авот: «Все предвидено и свобода дана«. Если есть тексты, которые никогда не устареют — так это Тора, письменная и устная. Как сказал Рамбан (Моше бен Нахман), комментатор 12 века, перефразируя цитату из Талмуда, «маасе авот — симан ле-баним», «деяния отцов — знак для потомков». Мы не повторяем прошлое, мы его живем, каждый раз по-новому.
* * *
Итак, значит, пришлось мне преподавать по ZOOM в один и тот же день два совершенно разных курса. Первый был про мидраши, а второй назывался «Сравнительная поэтика русской и ивритской литературы». Боюсь, что и это было не самое разумное решение кафедры и деканата — предложить именно этот курс в качестве литературного ликбеза для студентов первой степени, будущих инженеров, медицинских секретарей, социальных работников и программистов. Из родной ивритской литературы они знали примерно то, что был когда-то какой-то Бялик, — но читать его им было так же трудно, как современным русским молодым людям — литературу 18 века. Из русской литературы они, естественно, не знали ничего. Я решила облегчить им жизнь и предложила вместо экзамена написать домашнюю работу — самостоятельно сравнить рассказы Чехова «Тоска» и ивритского писателя Ицхака Берковича (1885 — 1967) «Радость». Берковича называют «ивритским Чеховым» — его новеллы, написанные в начале 20 века в Вильно, действительно выглядят так, как будто быт еврейского местечка описал лично сам Чехов, овладевший ивритом. В особенности тот рассказ, который я дала прочесть студентам — мягкая, изящная, остроумная пародия (точнее, пастиш) на Чехова. Тексты легкие, короткие, занятные, понятные — садись и пиши работу, получай проходной балл, шалом.
И что же выяснилось на подготовительном занятии? Что студенты не понимают ни Чехова, ни Берковича. То, что им непонятны экзотические подробности российского быта конца 19 — начала 20 века (ездят на лошадях, топят печку дровами, зимой идет снег и т.п.) — это еще куда ни шло, на это есть учитель в классе — объяснять такие вещи. Но они не понимают чувства, которые испытывают герои! У чеховского героя умер сын, он пытается поделиться с людьми своим горем — но его никто не слушает. У героя Берковича сын поступил в гимназию, это шанс выбиться в люди, получить хорошую специальность и вырваться из черты оседлости, счастливый отец пытается рассказать людям о своей радости — и его тоже никто не слушает, все заняты своими делами. Отчуждение, некоммуникабельность, на иврите никур — ведь это очень актуальная тема для 20-21 века, правда же? Ну очень, очень я старалась придумать для студентов интересное и легкое задание — и мне казалось, что нет ничего легче, чем сравнить эти два рассказа…
— О кей, йедидим якарим, так что же чувствует герой Берковича, когда он узнает, что его сына приняли в гимназию?
— Э-э-э…
— Вот как это называется, когда человеку хорошо на душе? Когда он чувствует какую-то такую приятность?
— Э-э-э-…
— Ну скажите же уже, как называется это чувство? Вам же работу писать! Скажите это слово!
— Э-э-э….
— Ну, радость, разочарование, злоба, жалость, отчаяние, эйфория, растерянность, надежда… что из этого списка сюда подходит?
— Э-э-э…
— Ох, ну радость, наверное. Да? Радость?
— Э -э-э… ну наверное… типа… как бы… радость… наверное…
И тут до меня дошло, наконец, насколько это трудное для студентов мероприятие — чтение рассказа. Первая трудность — им таки нелегко одолеть двухстраничный текст и понять логику простейшего сюжета (это мне она кажется очевидной, а им — нет…). Вторая — им реально трудно понять чувства героев. А третья, самая большая — им тяжело выразить то, что они наконец поняли. У них слов не хватает. Они не очень умеют выражать сложные и тонкие чувства (а иногда даже и простые). Да и в конце концов они не видят для себя экзистенциальной необходимости овладевать этими навыками, и только угроза завалить экзамен и платить деньги за другой курс может заставить их напрягаться в поисках подходящих слов в том небольшом словаре, который у них имеется где-то в голове. Наверное, имеется. Надеюсь…
Батюшки, так чему же их учили в школе? Ну, чему-то учили, наверное. Но, видимо, плохо. Вообще сейчас плохие времена для литературы — и в школе, и в университете. Все уткнулись в смартфоны, все привыкли обходиться картинками и короткими текстами, доступными тинэйджерам с легким (более-менее) синдромом дефицита внимания и минимальным запасом слов. Думаете, только в Израиле такая картина? Мои университетские друзья, которые всю жизнь преподавали литературу в школах в России, рассказывают то же самое. Знаете такой жанр — учительский анекдот типа «а вот у меня на уроке/на лекции один балбес открывает рот и говорит»? … С каждым годом эти анекдоты становятся все менее смешными и все более гротескными и жуткими.
Но, конечно, Израиль — это не Россия. Там, где требуются какие-то толковательные навыки, очень наглядно проявляется разница между студентами, которые приходят из светских и из религиозных школ (или тем более из ешив и ульпанот для девушек). У тех, кто учил Тору (письменную и устную) хоть несколько часов в неделю, все-таки как-то развиты навыки чтения и понимания текстов, и плюс к тому — они умеют говорить, выражать свои мысли. Да, и мысли у них тоже есть. Хотя бы раз в неделю эти молодые люди отрываются от экранов и клавиатур, и за субботним столом смотрят в лицо своим родителям или супругам и разговаривают… Спокойно, не торопясь, не утыкаясь в смартфоны или телевизоры, беседуют за субботним столом. Но остальные — с ними как?
Бывали, конечно, прекрасные исключения, а именно: 1. Немолодая многодетная мать, наконец-то выкроившая время для получения первой степени, неглупая женщина с большим жизненным опытом, который помог ей довольно глубоко понять переживания героев Бреннера, Достоевского, Чехова и Берковича. 2. Феноменально одаренный двадцатипятилетний студент медицинского факультета, десять лет назад репатриировавшийся из Америки и влюбленный в русскую литературу 19 века, перечитал всю русскую классику в английских переводах и довольно-таки неплохо ее понял… Но на самом деле нет, и это было не такое уж исключение: и американский молодой человек — в вязаной кипе, и тетенька — в вязаном беретике…
* * *
Вот так вот непросто протекали наши занятия художественной литературой начала 20 века. Зато мидраши — по-моему, гораздо более трудные тексты — шли почему-то не в пример легче и вызывали у того же самого контингента, и у светских, и у религиозных, и у евреев, и у арабов, и у друзов — гораздо больший интерес и даже энтузиазм. После каждого занятия не меньше получаса (а иногда и больше) вместо того, чтобы быстро покушать, передохнуть, сбегать в туалет и перейти по ссылке на следующую лекцию, студенты задерживали меня в виртуальном классе, пока я не спохватывалась, что через пять минут начнется следующее занятие и надо быстро-быстро ставить визуальный материал (насчет покушать и всего остального уже и речи быть не могло…) У студентов оставались вопросы, и им очень сильно хотелось не только получить мою версию ответа, но и предложить свою. Как совмещаются пророчество, предопределение и свобода воли? Почему Яаков, вместо того, чтобы угостить обедом брата-близнеца, вернувшегося с охоты, предложил Эсаву продать первородство за миску похлебки? Почему Эсав сразу согласился, да еще с такой странной мотивировкой: «Вот я сейчас умру — так зачем мне первородство»? С чего вдруг он собрался умирать — ведь он был молод, отличался железным здоровьем и потом жил долго и умер в глубокой старости, будучи вождем племени Эдом, которое сам же собрал, а отчасти и сам породил, и повелителем области Эдом, которую успешно завоевал и заселил?.. Почему братья сохранили эту сделку в глубокой тайне? Почему Эсав раскрыл миру эту тайну когда уже было поздно, причем самым нелепым образом — заорал во всеуслышание, что Яаков украл у него первородство, хотя на самом деле он сам его продал, причем по позорно низкой цене? Почему родители близнецов, Ицхак и Ривка, так и не выбрали момент побеседовать между собой о воспитании сыновей и об их будущем, хотя прожили вместе всю жизнь и по всем признакам любили друг друга? Почему мидраши с такой неприязнью относятся к Эсаву — не потому ли, что они отождествляют конфликт братьев с противостоянием Запада и Востока, Рима и евреев, и значит ли это, что разрушение Храма — это запоздалая месть Эсава? И значит ли это, что когда-нибудь Рим и Иерусалим помирятся, и не формально, как помирились Эсав и Яаков, а по-настоящему, по-братски? Или, может быть, примирение было не такое уж формальное? Да, и кстати, еще вот это, самое главное, извините, забыли спросить: что это такое, это самое первородство?
К моему изумлению, в процессе формулирования вопросов и поиска ответов студенты, казалось, прямо на глазах умнели и оттачивали логические способности и навыки психологического анализа, а заодно и поиск точных слов — вот тут почему-то они оказались к этому очень даже способны.
И у меня тоже был свой вопрос, который непонятно было кому задать — разве что самой себе. Почему очаровательный и довольно простой, а главное — по времени гораздо более близкий рассказ Берковича не вызвал у студентов никакого интереса, а гораздо более трудные мидраши, на трудном двухтысячелетнем иврите, а частично на арамейском, для израильтян понятном примерно как для нас чешский, — оказались притягательными и завлекательными до такой степени, что ради них студенты забывали об обеде и о следующей лекции?
Ответ получился такой. Текст письменной Торы с самого начала построен с лакунами, дырками. Как рыболовная сеть — ткань вроде бы есть, но в ней полно дырок. Основная нить сюжета налицо — вот она, ее можно подержать в руках. Но почему, почему герои думают и поступают так-то и так-то, и какой вывод мы, читатели, должны сделать для себя? На эти вопросы читатели должны ответить сами. То есть этот текст с самого начала приспособлен ровно к тому, что мы делаем на уроке — не тихо сами с собой читаем текст, а громко и коллективно разгадываем загадки, которые он нам предлагает. Точно так же и мидраши «заточены» под нас. Самый древний и самый популярный сборник мидрашей, Берешит Раба, был составлен и записан в 4 в. н.э., в него вошли повествовательные комментарии, которые, как полагают исследователи, представляли собой осколки уроков последних столетий до н.э. и первых столетий н.э. Эти вопросы и ответы вошли в память поколений и пересказывались устно, пока их не записали. И тогда тоже ученики задавали вопросы, искали и находили ответы точно так же, как и мы, и вот эту энергию поиска мы в них чувствуем, она никуда не девалась. Есть вопросы, на которые, перешерстив, не без помощи интернета, все более-менее известные сборники мидрашей плюс более поздние комментарии с 11 до 21 в. н.э., мы так и не смогли найти ответ. Значит, у наших предшественников эти вопросы не возникали. Выходит, они должны были возникнуть в нашем поколении, именно у нас? Один раз мне удалось задать совершенно новый вопрос, который прояснял важную вещь в истории патриархов — даже удивительно, что никто из комментаторов его не задал раньше, — но однозначного ответа на него я не нашла. В другой раз очень даже приемлемый и в то же время оригинальный вариант ответа на один старый вопрос дал друз, весьма толковый молодой человек с инженерного факультета. Вообще сам принцип мидраша, сама сетка вопросов и ответов оказалась как будто специально скроена именно для этих студентов, какие они есть, сегодня, в 21 веке, со всеми их трудностями и проблемами. А сам текст, который толкуют мидраши, оказался бездонным, в нем открывались все новые пустоты, которые, как сказано в Мишне, словно кричали: «Даршени! Толкуй меня!» Заполни меня! Вложи в меня то, что у тебя есть здесь и сейчас — вот тогда ты и узнаешь, что у тебя есть и кто ты такой!
* * *
Вы спросите: что же это был за важный вопрос, на который не нашли ответ ни я, ни студенты, а авторы мидрашей даже не упоминали? Как нам известно из книги Берешит, Ицхак и Ривка не ладили со своими невестками, женами Эсава: «И были они душевным огорчением для Ицхака и Ривки» (26:1). Мидраш поясняет, что им не нравилось: жены Эсава были идолопоклонницами. Вот почему в следующей фразе сообщается, что притупилось зрение» Ицхака — он ослеп от дыма их языческих жертвоприношений (27:1). Еще один мидраш поясняет, что это была, так сказать, психосоматическая болезнь: Ицхак очень любил Эсава, как подчеркивает первоисточник (25:28), но страдал от идолослужений, которые устраивал Эсав в его доме. Выходом из этого противоречия стала слепота: Ицхак буквально ослеп от того, что не мог видеть такое безобразие. А почему ничего подобного не произошло с Ривкой? Мидраш объясняет: потому что она выросла в Харране, городе идолопоклонников, («как роза среди колючек», добавляет один комментатор, используя выражение из «Шир а-Ширим») поэтому в подобных бесчинствах для нее не было ничего нового. Неудачные браки Эсава огорчали Ривку не меньше, чем Ицхака, но ее зрение оставалось острым. Она отлично понимала, что ее старший сын не годится для того, чтобы получить от отца благословение на первородство. Но почему она не сказала об этом Ицхаку, а вместо того затеяла сложный и небезопасный спектакль с переодеванием и обманом? Вот это и был мой вопрос.
В одном недавно изданном феминистском комментарии я нашла такой ответ: «Во всем виновато патриархальное общество, в котором женщина угнетена, считается человеком второго сорта и смертельно боится открыть рот и сказать мужу правду прямо в лицо». Ну, тут понятно, что этот комментарий ничему не соответствует. Ривка, как видно из книги Берешит, с юности отличалась бойким и независимым характером. Когда слуга Авраама Элиэзер прибыл в Харран, чтобы сосватать невесту для сына своего господина, Ицхака, Ривка, увидев его у источника и еще не зная, кто он, сразу же предложила ему воды, а затем привела в свой дом, отнюдь не спрашивая разрешения у родителей. И на следующий день, когда Элиэзер попросил ее руки от имени Авраама и родители задали ей вопрос: «Пойдешь ли ты с этим человеком?» — что ответила Ривка? Одно только слово: «Элех! Пойду!» — смело, коротко и решительно. Да и вообще в этой семье женщины были волевые и умели выражать свою волю. Когда жена Авраама Сара решила, что сын его наложницы Ишмаэль дурно влияет на ее собственного сына Ицхака, она без всяких околичностей потребовала от мужа, чтобы он немедленно выгнал Ишмаэля вместе с его матерью Агар — и Авраам не стал спорить с Сарой, хотя был очень огорчен. Об Ицхаке и Ривке сказано, что они молились о наследнике вместе, как равноправные партнеры. То есть в семейных отношениях Авраама и его потомков патриархата, в его вульгарном феминистском понимании, не было, и готовый феминистский ответ сюда не подходит.
Мой ответ был такой: Ривка ничего не сказала Ицхаку, потому что она любила и жалела своего ослепшего мужа. Поэтому она не могла прямо в лицо сказать ему правду и тем самым унизить его. Сказать ему прямо: «Ты не видишь, что из себя представляет твой любимчик Эсав. Он грубый, невежественный, алчный, нетерпеливый, обжора, пьяница, бабник, в нем нет и тени интеллекта и благоговения перед святыней, он не может нести в будущие поколения благословение Авраама и не должен получить первородство». Для слепого Ицхака это должно было значить вот что: «Ты слепец, ты инвалид, ты глупый старик. Ты ничего не видишь вокруг себя и не понимаешь элементарных вещей. Ты никто. Ты не способен руководить племенем. «. Такую рану самолюбию своего мужа Ривка не могла нанести. Поэтому она предпочла розыгрыш — чтобы Ицхак самолично столкнулся с этой реальностью физически, лицом к лицу, и сам осознал, что благословение предназначено Яакову, а не Эсаву. Ицхак сам должен был догадаться, кому надо передать первородство — и прийти к этому выводу самостоятельно. Так и получилось: Ицхак признал свою ошибку и сознательно благословил Яакова: «Кто же тот, кто наловил дичи, и принес мне, и я ел […] и благословил его? Пусть же будет он благословен» (27:33). В расстояние между вопросом и ответом укладывается прозрение Ицхака.
Я решила задать этот вопрос своим подругам. Одна сказала, что он отлично подходит для начальной стадии семейной психотерапии, когда психолог производит первичный анализ личности каждого из супругов. Каждая женщина ответит на этот вопрос по-своему, исходя из своей личности и своего опыта — и от ответа будет зависеть стратегия лечения. Ее собственный ответ был такой. Ривка знала, что Ицхак, пережив не состоявшееся жертвоприношение, во время которого он смотрел в глаза ангелам (как говорит мидраш), так и не вернулся к земной реальности на сто процентов — именно это означала его слепота. Его ум витал в высших мирах и вникал в тайны творения, а семейные дрязги его не занимали. Все заботы по хозяйству и по руководству домом и племенем лежали на Ривке. Будучи женщиной практичной, Ривка благоговела перед возвышенностью души своего мужа, но не надеялась, что он сможет разобраться в ситуации, которая требовала житейской проницательности и наблюдательности. Поэтому она и не стала с ним разговаривать, а решение вопроса, кому что положено, взяла на себя. Да, действительно, такой ответ много говорит о той, кто отвечает.
Другая моя знакомая, мать девятерых детей, на мой вопрос ответила, что эта ситуация ей хорошо известна, в том смысле, что каждого из своих детей она и ее муж видят по-разному, и с каждым по-разному выстраивают отношения. Поэтому она уже давно поняла, что теоретические беседы с мужем о воспитании детей очень редко приводят к концензусу, и гораздо лучше поставить мужа перед фактом, когда спорить будет уже поздно — тогда он, будучи человеком прагматичным, не будет возражать, так как в этом все равно уже не будет смысла.
Так в нашем поколении создавался новый мидраш к старому тексту — вернее, разные варианты мидрашей. Не все они, как видите, оказались для меня приемлемыми, но ошибочная версия тоже вошла в текст — на ошибках учатся.
Справедливости ради следует добавить, что, параллельно с домодельными женскими мидрашами, в университетах по всему миру читают курсы о мидрашах, в университетской библиотеке в Иерусалиме на горе Скопус целые ряды полок заставлены учеными монографиями на иврите и на английском — и про происхождение мидрашей агада, и про их жанры и поэтику — стало быть, на долю профессоров в 20 и 21 веке тоже остались неразгаданные загадки. В синагогах и ешивах по всему миру (Израиль, Россия, Украина, Америка, Канада, Австралия, Аргентина, Гонконг и т.д.) на библиотечных полках — тома Гемары, в которой примерное треть занимают мидраши агада с разнообразными комментариями — с 5 по 20 век, и они там тоже не пыль собирают — их читают и перечитывают.
Так почему же евреи тысячи лет читают одну и ту же книжку?
