– Давайте начнем с какого-нибудь банального вопроса.
Меня всю жизнь спрашивают: «Вы родственница Хазанова?»
– А вы, соответственно, к Геннадию Викторовичу никакого отношения не имеете. Вот и давайте поговорим о корнях, о родителях?
Я родилась в Москве. Мама – актриса, певица. Она работала в театре Марка Розовского «У Никитских ворот» и принимала участие в создании театра Вячеслава Спесивцева на Красной Пресне. Папа у меня преподавал математику. И параллельно писал. Как многие тогда. Писал в «Крокодил», сочинял сценарии для «Ералаша», писал свои книги.
Елена Хазанова родилась в Москве, с 1989 года живет в Женеве. Работала вторым режиссером в Швейцарии и во Франции, параллельно сняла семь короткометражек. В 2004 году выпустила свой дебютный игровой полный метр «Love Express». Ее вторая картина «Игра слов: Переводчица олигарха» участвовала в конкурсе ОРКФ « Кинотавр-2006» и во многих международных смотрах. Фильм «Капризы Марианны» был признан лучшим телефильмом Швейцарии 2008 года, а сериал «Время секрета» стал самым успешным на швейцарском ТВ в 2012 году. Как режиссер и продюсер выпустила две документальные ленты. Ее третья полнометражная режиссерская работа «Сэм» (2014) получила призы на МКФ в Нью-Йорке и Сан-Паулу. «Синдром Петрушки» — четвертая режиссерская работа в большом кино.
– В 12 лет вы оказались за границей. Причем не в Израиле, США или Германии…
Поначалу друзья-коммунисты на несколько дней пригласили моих родителей в Швейцарию. И когда моя мама туда попала, она поняла, что я и мой брат должны расти в свободной стране. Когда Горбачев открыл границы, мы получили туристическую визу. Приехали в Швейцарию в 1989 году с мамой, папой, братом и собакой. И попросили политического убежища. Как раз в то время еврейская община Швейцарии и МИД Швейцарии открыли специальную программу для 50 семей из СССР.
– Одним словом, повезло.
Я училась во 2-й французской спецшколе им. Ромена Роллана на Проспекте Мира, прямо буквально в нескольких метрах отсюда. Немножко говорила по-французски, это мне помогло, когда мы приехали в Женеву.
– Свои первые эмиграционные впечатления помните?
Был прямой поезд «Москва–Женева» через всю Европу. Первая остановка, которая была на пути из Восточной Европы в Западную Европу, – какой-то пограничный городок. Поезд стоял час. Я сошла и заметила цветочный магазин, где было много цветов. Подошла, а тут двери сами открылись. Я первый раз видела двери, которые сами открывались. 45 минут я входила и выходила из магазина, люди на меня смотрели, как на сумасшедшую.
– А как складывались отношения со сверстниками?
Я помню, что меня потрясло: все те книги, которые для меня были важны, швейцарцы моего возраста не читали. Разве что видели фильмы, снятые по этим произведениям. И разную музыку мы слушали. Это был совсем не простой период. Потом все изменилось, в Швейцарии я себя чувствую как дома.
– Вы учились в обычной школе?
Я три месяца проходила в еврейскую школу, потому что нас туда поместили с братом, и мне очень не понравилось. Я тогда все время носила либо джинсы, либо короткие юбки. Когда я первый раз пришла в короткой юбке, меня заставили пробыть в пальто целый день. Я пришла домой и сказала: «Больше – никогда». Я не люблю догмы. Я люблю, когда есть свобода выбора.
Мой отец, кстати, стал соблюдать законы религии. Родители развелись, папа женился на верующей женщине. У него четверо детей, кроме меня и брата.
– А ваша мать сейчас чем занимается?
Она открыла в Женеве школу театрального искусства на русском языке. Делает потрясающие спектакли с детьми. Ее воспитанники были на гастролях в Лондоне, в Париже, играли на сцене театра «Современник» в мае.
– Дети актеров, становящиеся актерами, – ситуация довольно распространенная, как и дети литераторов, выбравшие для себя писательское ремесло. Чем вас привлекла «несемейная» профессия режиссера?
В детстве я сначала хотела быть актрисой, а потом поняла, что хочу снимать кино. В начале 90-х мы с мамой открыли в Женеве русский центр «Арбат». К нам приезжали Сергей Юрский, Зиновий Гердт, Владимир Машков, Валерий Тодоровский, Евгений Миронов. Финансово мы еле выживали. Но для меня как для подростка это был очень важный момент. Мы сидели ночью, разговаривали, артисты играли на гитаре. Я занималась в театральной студии в Швейцарии, и однажды режиссер заболел. Я тогда начала что-то придумывать с людьми, которые были в этой студии. И поняла, что мне это в тысячу раз интереснее, чем стоять на сцене.
– Придумывать — что именно?
Рассказывать истории – те истории, которые мне интересны, чтобы делиться ими с другими людьми, и немножко видением моего мира. Как я вижу мир, как я его чувствую, передать мое восприятие мира другим. Вот это я пытаюсь сделать через мои фильмы.
– У вас есть профильное образование?
В киношколе я никогда не училась, все постигала на практике. В первом моем короткометражном фильме все были старше меня, с опытом. Мне было лет 15. Главную роль играли мама и отчим. Короткометражный фильм про двух влюбленных. Я написала сценарий, сняла, смонтировала. Позже был еще один короткометражный фильм. А потом удалось получить небольшие деньги от государства, и я сняла на 35-миллиметровую кинопленку профессиональный фильм с профессиональной командой, где я была самой молодой.
– Ваша первая полнометражная лента — автобиографическая. Вы работали ни много ни мало переводчицей на процессе крупного мафиози. Как возник такой необычный эпизод в вашей карьере?
Однажды моему знакомому адвокату понадобился перевод – сначала письменный, потом устный. Моя работа ему очень понравилась. Он начал присылать заказы. А потом звонит этот же адвокат: «Лена, мне срочно нужен сегодня перевод в тюрьме».
Входим в здание тюрьмы. Адвокат говорит: «Если что-то неправильно переведешь, сядешь лет на пять». Оказывается, что мой клиент – Сергей Михайлов, он же Михась. Глава солнцевской мафии, которого тогда арестовали в Женеве. Я становлюсь официальной переводчицей защиты. Целый год перевожу, каждый день езжу в тюрьму. Утром устный перевод, после обеда – письменный. Потом через год я узнала, что меня швейцарская полиция все это время прослушивала. А адвоката в результате арестовали, он был коррумпирован.
– Ого.
Через несколько лет я сняла об этом фильм. Это был мой второй фильм «Игра слов. Переводчица олигарха»: Михася играл Саша Балуев, адвоката – Сергей Гармаш.
– А чем закончился судебный процесс?
Михася выпустили, оправдали, и Швейцария ему еще заплатила 800 тысяч франков за моральный ущерб. Когда я «Переводчицу» написала, я ему послала сценарий, чтобы не было проблем. Ему очень понравилось. Он сказал: «Можешь снимать».
Я очень люблю произведения Дины Рубиной и всегда хотела ее экранизировать. Моя мама – ее подруга. Рубина сказала, что скоро выйдет роман – он еще не был напечатан. И прислала «Синдром Петрушки». Я прочитала и поняла, что хочу это делать. Рассказала автору, как я все это вижу. Видимо, убедила ее, потому что Дина мне доверилась и сказала: «Хорошо».
– И потом был «Синдром Петрушки» по роману Дины Рубиной. Не страшно было браться за экранизацию произведения маститой писательницы?
С «Синдромом Петрушки» было страшно и легко одновременно. В тот момент, когда мы написали сценарий, книгу прочли уже сотни тысяч людей, и она стала бестселлером. Я позвонила Жене Миронову – я давно его знала, он приезжал к нам в «Арбат», но мы никогда не работали вместе, и сказала: «Женя, дорогой, есть такая книжка “Синдром Петрушки”». Миронов отвечает: «Да, конечно, я читал». Я говорю: «Хочу сделать фильм». И он ответил: «Я прочитал эту книгу за два дня, когда читал, думал – Г-споди, хоть бы кто-то это экранизировал!». Позже позвонил мне и сказал: «Я не только хочу там играть, я хочу это и продюсировать». И он стал еще и продюсером.
– То есть он нашел деньги?
Да, благодаря ему мы получили всякие поддержки. Все было хорошо, но оставался вопрос: кто будет играть Лизу? А Миронов в то время играл спектакль с Чулпан Хаматовой в театре, и говорит: слушай, давай Чулпан. А Чулпан я хотела снимать еще в фильме «Переводчица». Я звоню Чулпан и говорю: «Знаете, есть такая книга “Синдром Петрушки”?» Она отвечает: «Конечно, я влюбилась в эту книгу и подумала – как будет счастлива актриса, которой достанется эта роль». Я говорю: «Ну вот, у меня есть сценарий».
– С Рубиной нужно было обговаривать все тонкости сценария?
Нет. Мы подписали контракт. Дина Рубина была согласна передать права на экранизацию книги. Она читала сценарий, но не участвовала в написании. Рубина с самого начала сказала: «Леночка, вы знаете, надо делать фильмы по книгам писателей исключительно после их смерти». У нее чувство юмора прекрасное. Она посчитала нужным не вмешиваться. Но фильм ей в результате понравился.
– «Синдром Петрушки» – очень еврейская вещь. В киноверсии национальная линия не ощущается.
Потому что мне казалось, что эта история универсальная. И до сих пор кажется. Там говорится про создание и про Создателя. Про границы, которые мы пересекаем, когда мним себя Б-гом. Это не зависит от религии. Основная тема для меня – любви и страсти. Как мы пытаемся, когда любим кого-то, сделать его похожим на наш идеал. Главный герой фильма пытается из человека сделать куклу. Это все универсальные вещи, не зависящие от религии.
– Над чем вы работаете сейчас?
У меня есть идея фильма про человека, еврея из Румынии, который, находясь в Женеве, остановил поезда в Освенцим. Он уехал в начале Второй мировой войны, стал консулом Сальвадора, чтобы спастись. И этот человек начал оформлять другим евреям фальшивые удостоверения граждан Сальвадора. За свои собственные деньги. Хотя он мог спокойно просто жить в Женеве. И потом он оказал влияние через прессу на Рузвельта, на Черчилля, на Красный Крест, чтобы вынудили остановить поезда в Освенцим из гетто Будапешта. В результате он спас 800 тысяч человек. Его зовут Жорж Мантелло. Недавно я познакомилась с главным раввином Москвы Пинхасом Гольдшмидтом и рассказала ему эту историю. Он не слышал о ней, но был впечатлен и познакомил меня с главным раввином Женевы, чтобы я могла осуществить идею как можно быстрее с помощью женевской общины.
– Режиссер — это такой Г-сподь Б-г на съемочной площадке, правда? От него зависит буквально все…
Мне больше всего нравится работа с актерами. Придумывать вместе с ними истории про их персонажей, их прошлое, все то, что мы никогда не увидим в фильме.
– А операторская работа?
С оператором мы говорим об атмосфере, о картинах каких-то художников, о фильмах, которые нас вдохновляют. Сейчас снимаю фильм, и мы как раз с оператором проходим эту работу. Это же создание мира! Ту же самую кухню можно показать разными способами. Ты хочешь передать что-то красивое и гламурное, или ты хочешь сделать очень жесткую картинку, или показать убогость места.
– С кем тяжелее всего работать? У вас были конфликты во время съемок?
Я снимала «Переводчицу», это был 1994 год. В российском кино чистого звука не было, все озвучивали потом. А в Европе давно уже был чистый звук, и в Америке тоже. Я сказала, что хочу только чистый звук. Мы сначала снимали в Женеве, потом приехали в Москву. Студия Горького, мы построили тюремную камеру. Мотор.
И тут у кого-то звонит мобильный телефон. Я говорю: «Стоп! У нас чистый звук. Все выключили телефоны. Не дышать. Очень прошу». Мотор. Начинаем снимать. Тут опять – динь-дилинь. Я уже более нервно говорю: «Так, все выключили телефоны. Ребята, мы пишем чистый звук! Это очень важно!» И опять мобильник звонит. Вообще-то я неконфликтный человек. Но тут я начинаю кричать матом. Тут же общая реакция: «А-а, выключить? Ну, так бы сразу и сказали».
– Ни для кого не секрет, что антиизраильские настроения вполне мейнстримны в Европе. Что в этом смысле происходит в Швейцарии?
Все это есть и там. Часто у меня бывают споры. В кафе, на кухне, с моими друзьями. Они мне рассказывают, как Израиль себя плохо ведет. Однажды мне сказали: «Ну, ты же еврейка. А мы люди объективные». Мне вообще расхотелось разговаривать. Мои собеседники считают, что Израиль ведет себя плохо по отношению к Палестине, он агрессор и тому подобное. И тогда я говорю: «Хорошо, ребята, вы так думаете. Поезжайте в Палестину на какое-то время, и в Израиль на границу, поживите там. И тогда, что бы вы ни сказали, у вас будет право иметь мнение и судить, потому что вы там были. А когда вы сидите в удобном кафе в Женеве, все эти речи не стоят ни гроша».
– Вы сами в Израиле были?
У меня там семья живет. Тетя, дядя, двоюродный брат.
– Традиционный вопрос о творческих планах будем озвучивать?
Я сейчас снимаю черную комедию под названием «Любовницы», сценарий к которой мы написали вместе с Артемом Виткиным, – я режиссер, а он продюсер фильма. Про троих девушек, у которых были романы с женатыми мужчинами. Они знакомятся в начале фильма, рассказывают друг дружке об этих историях. Каждая просит другую отомстить за нее конкретному мужчине.
– По какой причине?
Потому что он ее обидел очень сильно, потому что не сказал, что был женат… И они это делают. Они мстят. И понимают, что таких, как они, – тысячи. Девушки создают тайный союз, чтобы наказывать всех женатых мужчин, которые обманывают жен и любовниц. Через месяц начинаем съемки.
– Кто там будет играть?
Паулина Андреева, Саша Бортич, Юлия Александрова. Три главные героини. Молодые звезды российского кино. Потом там Стоянов будет играть, сестры Кутеповы. Сережа Гармаш, надеюсь. Много будет интересных маленьких ролей.
– Многие считают, что над творческой интеллигенцией сгустились тучи: история с бойкотом фильма «Матильда», арест Серебренникова… Что вы сами об этом думаете?
Я не видела фильм. Судить о каком-либо произведении, не видя его, – это глупость. Но есть мемуары Матильды Кшесинской, где она рассказывает об этой истории, поэтому никакого искажения фактов здесь нет. Наконец, есть творческая свобода, когда художник, актер, неважно кто, имеет право рассказывать о своем видении вещей. И когда это начинают запрещать, это огромная проблема. И очень опасная ситуация. А то, что происходит с Серебренниковым, – вообще ужас.
Когда мне страна, какая бы она ни была, Швейцария, Россия, Франция, Америка, говорит: «Ты не можешь снимать этот фильм, или, если ты его снимешь, ни один кинотеатр его не возьмет», это большая проблема общества. Это полный бред, я считаю. Опасный бред. Потому что завтра запретят еще что-то, послезавтра еще что-то. И будет, как уже было однажды в этой стране.