Константин Развозов: «Моя карьера выстроена на амбициях, вере и мечте»

Идиш из радиоточки

В Израиле, как ни странно, далеко не все знают о Биробиджане. Переспрашивают: «Азербайджан?» Те же, кто знают, смотрят на меня, как на последнего из могикан. Оказалось также, что мои детские воспоминания несколько гипертрофированы — я всем рассказывал, что в школу надо было километра два топать. Когда побывал в Биробиджане, встречался с еврейской общиной, сбегал проверить. Расстояние — метров 200, не больше. Когда ты малыш, все кажется большим. 

Ничего особенно еврейского в советском Биробиджане не было. Ну, центральная улица носила имя Шолом-Алейхема. Бабушка разговаривала на идише, да. И из радиоточки тоже доносился идиш: «Таере хавейрим!» («Дорогие товарищи!») Я знал, что на Песах бабушка достает мацу. При этом ни про Йом-Кипур, ни про Рош а-Шана я понятия не имел. Уже в Израиле встречал людей из разных частей Советского Союза, которые в детстве получили куда более увесистый еврейский багаж.

Мама у меня еврейка, родом из Умани. Дед Шмуэль был раввином, прабабушку звали Браха, Бруха Мордуховна по документам. Папа — русский. Когда я приехал в Израиль, быстро выяснилось, что прочесть написанное ивритскими буквами имя Константин Развозов среднестатистический гражданин не в состоянии. Разбузов? Разабозоб? Но менять фамилию я не хотел из уважения к отцу. Уже в Израиле мы обнаружили, что у нас есть предки «голубых кровей».

В Федерацию дзюдо пришло письмо из посольства Франции: «Здравствуйте, Константин-Йоэль, я видел вашу фотографию во французской газете. Каким образом вы оказались в Израиле? Я по бабушке тоже Развозов». И подпись — Александр Колчак. Внук Колчака. Был адмирал Развозов, от Петра Первого получил дворянский титул. Мой папа, кстати, про своего отца ничего не знал, он ушел из семьи. Мы начали интересоваться, узнали, что есть у Развозовых дворянские корни.

Как-то раз я, будучи ребенком, сломал руку. Сижу в больничной палате, жду очереди на рентген. Всех детей уже позвали, а меня — нет. Подхожу, на ломаном иврите спрашиваю, в чем дело. Секретарша интересуется: «Мальчик, а тебя как зовут? Имя, фамилия?» Ответил. «Ой, — извиняется женщина, — я не знала, как это вообще выговорить». 

Потом меня выписали, и мы с родителями пошли подписывать договор о съеме квартиры. Хозяйка показывает на меня взглядом: «А почему вы не дадите ему еврейское имя? Например, Гад». Мы услышали это прекрасное имя, завертели головами — нет-нет. А я вдруг говорю: «Хочу быть Йоэлем». У нас в классе был мальчик Йоэль, признанный лидер.

Я вообще хотел полностью интегрироваться, стать израильтянином. Потом, когда стал капитаном сборной Израиля, вернул себе имя Константин. Оно мне ближе.

Продавец арбузов

Отец у меня тоже занимался тяжелой атлетикой. Инженер, два высших образования. Мама — завуч школы. Когда приехали в Израиль, им пришлось решать, кто пойдет работать, а кто будет доучиваться. И мама пошла учиться. А папа — прямиком на стройку. 30 июня 1991 года приехали, а 1 июля папа уже работал. Мы приехали в Кирьят-Бялик, пошли гулять, увидели объявление о том, что требуются строители. Из телефона-автомата позвонили, и так папа по сей день работает на стройке. 

Ивритом папа не овладел. Он любит своими руками что-либо делать. Туннели под горой Кармель, развилка Глилот, дома в Хайфе, Рехасим, Кирьят-Тивоне, Кадима-Цоране — это его работа. У него даже своя строительная компания была, но обанкротилась. А мама, чтобы стать учителем, должна была пересдавать весь аттестат зрелости.

Город периферийный. Были стычки между репатриантами и местными жителями. Я попал в спортивный интернат и обошел это боком. Ну, пару раз участвовал в драках. Но спорт меня увлек — появились цели. Спорт учит многому, не зазнаваться после выигрыша, не впадать в отчаяние после проигрыша. Мне было 11 лет, в Израиле я жил три месяца, и тренер сказал: «Ты достоин попасть на соревнования и выступать за клуб на чемпионате Севера». А я — новый репатриант, до того занимался вольной борьбой. Кимоно надел, потому что на улице увидел детей в кимоно, подумал: «Как круто!»

Соревнования проходили в субботу, а машины у родителей не было, общественный транспорт не работал. И еще надо было внести 15 шекелей за участие в соревновании. Где я их возьму? О подвозке договорился с родителями другого ребенка, а деньги я у папы с мамой просить стеснялся. Начал на улице спрашивать, где можно подработать, и меня послали на рынок в Кирьят-Яме: «Там есть лавка, арбузы продают». Постучался, хозяин говорит — хорошо, приходи в четверг вечером. 

Пришел. Там еще один паренек был лет 14. Мы вдвоем загрузили три грузовика арбузами и в пятницу, в 4 часа утра, уже разгружали их на рынке. С 6:00 и до 17:00, до наступления субботы, я кричал: «Три арбуза за 10 шекелей!» Когда рабочий день закончился, хозяин спросил, сколько денег я хочу. Сказал, что 15 шекелей. Дурак был, мог все 80 попросить. Хозяин протянул мне монеты и еще 10 арбузов подарил.

На следующий день поехал на соревнование со своими деньгами. 300 детей, все с родителями, у всех бутерброды. Я один. Первая схватка была тяжелой, я дрался до конца, не мог себе позволить проиграть. Я же деньги уплатил! А во время разминки вижу, как на какого-то мальчика все пальцем показывают. «Кто это?» — спрашивают. — «Это Омер, трижды чемпион Севера». И финал — я против Омера. Прохожу ему в ноги и выигрываю схватку.

Я оказался на пьедестале почета. У меня есть фотография: стою, маленький, с белым поясом. Омер выше меня ростом, с оранжевым поясом. Соревнование я выиграл и себе доказал в 11 лет, что все возможно, если ты этого захочешь.

В 13 лет уговорил родителей отдать меня в спортивный интернат «Вингейт», задолго до эры мобильных телефонов. Родителям я звонил раз в неделю. Представьте ситуацию: на часах 4:45, еще ночь, я лежу под пуховым одеялом. За окном град, и нужно вставать на тренировку. В такие минуты передо мной появлялись… ну, скажем, ангел и сатана. Сатана шепчет: «Полежи, ничего страшного не случится. Ну, тренер поругает. Не посадит же в тюрьму». А ангел говорит: «Ты же дом оставил, чтобы стать чемпионом». И я встаю, надеваю мокрое от вечерней тренировки кимоно.

Километр, 800 м иду до татами. Прихожу, зал темный, страшно холодно. Татами — жесткие, как асфальт. И меня рано поутру швыряют на этот асфальт. Я плакал, меня это ломало. И в конце концов из 150 дзюдоистов до высоких результатов дошли двое. Не обязательно талантливые, а те, которых ангел поднимал с кровати.

Как я уговорил родителей, понять не могу. Мама, как услышала слово «интернат», пришла в ужас — ребенка в чужой мир отпускать?! Да и удовольствие это было дорогое, 20 000 шекелей в год, при том что папина зарплата составляла 2000 шекелей в месяц. Но я попросил родителей дать мне шанс. Они взяли ссуду и помогли мне.

Я иногда читаю лекцию о факторах успеха, привожу примеры из своей жизни. Но прежде всего говорю: «Вы должны знать обо мне три вещи: я астматик, лишен координации и являюсь сыном репатриантов, у которых не было денег, чтобы вкладываться в ребенка». Предъявляю доказательства: врачебное заключение, свидетельство тренера сборной Израиля. А потом демонстрирую спортивные результаты — Олимпиада, двукратный чемпион Европы, Кубки мира и так далее. Моя карьера выстроена на амбициях, вере и мечте.

Олимпийский резерв

Пришло время призываться в армию. Я должен был получить статус спортсмена. В армии есть два варианта, «спортаи мицтаен» (спортсмен-отличник) и «паиль» (активист). Отличники участвуют в соревнованиях вместе со сборной, выезжают за границу. А активисты — это партнеры по спаррингу. Мешки с песком, грубо говоря. Пришел в Федерацию дзюдо, думал, что получу звание отличника, а мне говорят: ты недостаточно талантлив, не хватает координации.

Я ужасно обиделся — столько времени и сил спорту отдал, столько в меня родители вложили. Это была пощечина. Я решил попасть в олимпийский резерв, получить две медали на Кубке мира в одном году. А ведь я даже не был чемпионом Израиля. Но о планах никому не рассказывал, засмеяли бы. 

Через два года, мне было 20 лет, продолжил тренироваться и выиграл три соревнования в Израиле. Мне дали возможность поехать с командой на зарубежные соревнования. Кубок мира среди взрослых, первый раз. Австрия, город Линц, где родился Гитлер. Я выиграл первую схватку, вторую, третью. Вдруг смотрю, вся сборная вокруг меня, болеют. Попадаю в финал против кубинца. А он весь на допингах. Но через полминуты выигрываю у кубинца. И поднимаюсь на пьедестал почета. Флаг Израиля, гимн Израиля — в городе, где родился Гитлер! Я был самым молодым израильским дзюдоистом, который выиграл Кубок мира среди взрослых.

Попал в олимпийский резерв. Стал получать зарплату, заткнул рот всем, кто в меня не верил. Что такое быть израильским олимпийским спортсменом? Все олимпийцы ходят в костюмах с названиями стран — Россия, Франция. Гордятся. А нам нельзя. Из соображений безопасности. Олимпийская деревня: у всех открыто, весело, израильский сектор — забор, охранники, постоянные проверки. Реванш я брал на пьедестале почета, поднимая израильский флаг.

Когда спрашивал арабских спортсменов, почему они не выходят против меня, они отвечали: «А мы не признаем Государство Израиль». С другой стороны, девочка из Косово выступала под гербом Интернациональной федерации дзюдо. Сейчас появился новый тренд — соревнования проводятся в Омане, а израильских спортсменов приглашают с условием, чтобы они выступали не под флагами своей страны, а под гербом федерации. Я считаю это уступкой террору. Если бы я был премьер-министром Израиля, я бы поехал к председателю Олимпийского комитета и сказал, что это незаконно. В Олимпийской хартии сказано, что политика вне спорта. 

В армии я тоже должен был сделать выбор — либо спецназ, хотя из-за астмы мне туда было бы тяжело попасть, либо спорт. Я выбрал последнее. Служил и параллельно тренировался.

После армии занялся бизнесом, открыл игровую комнату для детей. Параллельно тренировал спортсменов, участвовал в соревнованиях. Во время очередного поединка понял, что борьба — это хорошо, но надо бы и своим образованием заняться. Сначала решил стать физиотерапевтом. Через год учебы понял, что экономика и управление бизнесом мне ближе. Перешел в «Герцлийский междисциплинарный центр». Было тяжело — на две недели уезжаешь на очередные соревнования, потом приходится восполнять пробелы. Совмещал все вместе. Поблажек не было.

Из муниципалитета — в кнессет

Меня стали приглашать на телевидение, в развлекательную передачу Девятого канала «Семь сорок». Все началось с первой передачи — знали, что я спортсмен, попросили рассказать анекдот, решили, что я фотогеничный. И потом раз в месяц я стабильно появлялся на экране в прайм-тайм. Ходил, рассказывал байки. В студии участники сидят за разными столами, и я оказывался за одним столом то с премьер-министром Биньямином Нетаньяху, то с журналистом и будущим политиком Яиром Лапидом, то с мэром Нетании Мирьям Файерберг. А я после Олимпиады в 2005 году как раз переехал в Нетанию.

Мы разговорились, и через некоторое время Файерберг предложила мне войти в свой предвыборный список на муниципальных выборах. Позвонила, говорит: «Хочешь 15-е место? Перезвони». А я от политики вообще был далек, даже не знал, что бывают муниципальные выборы. 

Сначала связался с помощниками Мирьям, говорю: «Объясните мне, пожалуйста, что это за список такой? Зачем он нужен?» Они посмеялись. Позвонил знакомому, он был депутатом горсовета Петах-Тиквы. Тот поморщился: «15-е место? У Файерберг сейчас в муниципалитете во фракции всего пять человек. Это нереально. С другой стороны, у тебя с ней будут хорошие отношения».

Тогда я перезвонил Мирьям Файерберг, спросил, чем лично я буду заниматься. «Ты будешь давать советы, касающиеся развития спорта в городе». Ладно, согласился. Попал в список. Через некоторое время Файерберг, по-видимому, решила, что у меня есть потенциал и передвинула с 15-го места на 9-е. На выборах ее список получил ровно девять мест в муниципалитете.

Победили, чудесно. Но что мне со всем этим делать? Депутатами горсовета работают на общественных началах. А у меня семья, жена как раз была беременна. Я периодически летаю за границу. Зачем мне это нужно?

Однажды спускаюсь по лестнице, подходит пожилой человек: «Где тут депутаты?» Говорю, что я и есть депутат. Человек рассказывает, что у него есть крошечная квартира, шесть лет приходят счета за воду, а в квартире крана нет. Вообще. Обращаться в суд не хочет, это лишняя головная боль. 

Я записал все его данные. У меня была секретарша, попросил составить гневное письмо. Через неделю человеку вернули все деньги, уплаченные им за шесть лет. Он со слезами благодарил. А я начал искать тех, кому можно было помочь. Мне это нравилось. В области спорта очень много вещей сделал, вывел несколько городских клубов на высокий уровень. Грамотно распоряжался бюджетом, выделял стипендии.

Помню самое первое свое выступление в кнессете. Я тогда сказал — если бы мальчику из Биробиджана сказали, что он будет стоять на этой трибуне, он бы не поверил. В 32 года я был самым молодым председателем парламентского комитета. В оппозиции я продолжаю заниматься своей нишей — спортом, репатриацией, вопросами религии и гиюра.

Считаю, что нельзя отделить религию от государства, но надо отделить ее от политики. История из личной жизни: перед свадьбой надо было подтвердить еврейство моей невесты. Мы пошли в раввинатский суд Хайфы. Выглядело это так — даян (религиозный судья) возвышается на постаменте и общается с тобой самым унизительным образом, как будто бы ты преступник. Моя бабушка что-то попыталась сказать на идише, даян ей кричит: «Закрой рот и выйди отсюда». Как только я это услышал, мы все бросили и уехали сочетаться светским браком на Кипр.

Бизнес на религии

В армии солдаты, которые проливают кровь, записываются на курсы гиюра «Натив». 40% отсеиваются. Потому что ультраортодоксальный истеблишмент отталкивает их от иудаизма. Я — еврей, мне нравятся еврейские традиции. Я посещаю лекции раввина Шнеура Брода в Рамат-Полег. У кровати на тумбочке лежит сборник историй из ТАНАХа. Но когда людей начинают унижать, когда солдат-неевреев хоронят за забором кладбища — это невыносимо. Мы поехали на военное кладбище, побеседовали, узнали, как и что. И подали законопроект, согласно которому всех солдат будут хоронить в одной и той же части кладбища. Министр обороны подписал это решение.

Партию «Еш атид» пытаются заклеймить как антирелигиозную. Но когда мы выступали за равное распределение обязанностей, за призыв ультраортодоксов, с нами были согласны и многие религиозные. 

Глава «Еш атид» Яир Лапид знает ТАНАХ лучше, чем депутаты от ультрарелигиозных партий. Когда они цитируют Тору, Лапид сразу же продолжает цитату. Он даже книгу про ТАНАХ написал.

Израиль должен быть еврейским демократическим государством. Но нередко требования ультраортодоксов доводятся до абсурда. Возьмем опять же гиюр. 100 лет назад к герам не предъявлялись такие строгие требования, как сейчас. Не каждый раввин знает ответы на вопросы экзаменаторов.

Еще пример: разрешен импорт мяса из-за границы, но израильский раввинат требует, чтобы из Израиля на мясокомбинаты направляли инспекторов кашрута. В результате стоимость мяса повышается на 25%. Я спросил у религиозных евреев, живущих в Бруклине: «У вас кошерные рестораны есть? Вы там мясо едите?» Есть, едят. Так в чем проблема? Я подал законопроект, чтобы израильский раввинат признавал сертификаты кошерности мяса, выданные за границей. Сомневаюсь, что этот законопроект пройдет, уж слишком большие деньги в этой отрасли вертятся. Религию превратили в бизнес, и мне это не нравится.

Дочерей я учу русскому языку, русской культуре. Это очень важный довесок к образованию. С моей подачи израильский минпрос разослал официальное письмо по всем школам, разрешающее детям не приходить в школу 1 января после празднования Нового года. Это наш праздник, нас больше миллиона человек. Это семейный, нерелигиозный праздник. И коренные израильтяне начали понимать. Уже поздравляют не с «Сильвестром», а с Новым годом.

У меня две родины, Россия и Израиль. В качестве спортсмена я часто летал по свету. Всякий раз, когда самолет приближался к посадочной полосе в аэропорту имени Бен-Гуриона, мое сердце радовалось. А в России — мои корни.