Рахели прожила долгую и очень странную жизнь. Последние пять лет семейству было не до нее, и единственное, что ей оставалось, – это вспоминать.
В голове что-то щелкало, и она из пятилетней девочки превращалась в замужнюю даму, а еще через пять минут в шестнадцатилетнюю девушку, которая прячется в поле от очередных погромщиков. Рыжеволосая стройная красавица постоянно притягивала к себе взгляды мужчин. В итоге отец не выдержал и отдал ее замуж первому еврею, который посватался, – Иосифу. Пятнадцатилетняя разница в возрасте заботливого отца не смущала. Как только Рахель выйдет замуж, проблема ее безопасности станет проблемой мужа – думал Давид Немировский. Через месяц после шидуха сыграли свадьбу, и Рахели отправилась в соседнее село. Она горделиво сидела в телеге на мешке с приданым и посматривала по сторонам. Ох уж это приданое, ни у кого не было таких удобных подушек и таких теплых одеял. Семьдесят лет она возила их за собой по всему Союзу. Очень пригодилось то белье в холодном Казахстане. Так пригодилось, что родила Рахели сына в сорок один год, а ведь думала, что от голода у нее всё пропало. Вернулась Рахели из эвакуации и с одеялами своими, и с детьми. Но эвакуацию она вспоминать не любила, ей больше нравилось вспоминать детство. Постоялый двор, куча двоюродных братьев, папа.
Папу убили в 1920-м. На глазах у маленькой дочери. Объяснить за что соседи не смогли. Бормотали, что не знают, как так вышло, и что они больше не будут – Хая может не бояться, ее с детьми никто не тронет. Хая молча таращилась на толпу. Склонности к языкам у нее не было, и ни русского, ни украинского она не понимала. Хоть и прожила полжизни в этом селе. У нее был муж, были его братья, их жены, дети. Ей было с кем поговорить, и было кому сходить на базар. Да и в любом случае на базар они ездили в Покотилово, в котором каждый понимал идиш. Шутка ли, больше половины села – евреи. Не то, что у них, в Троянке. Мужики-то местные в целом не злые. Им просто обидно, что в соседнем селе евреев много и есть чем поживиться, но тамошние крестьяне их туда не пускают. А у них только Давидка. Сколько ж у него брать можно, когда то белые, то красные, то синие, то зеленые? Ничего не осталось. Вот и рубанули его сгоряча. А он возьми да помри. Нехорошо получилось. То ли дело в 1905-м! Знатно тогда повеселились. Хату слегка раструсили, горилку всю выпили. А какие галоши были у Давида! Ни у кого в селе таких не было. Короче, хорошо погуляли. Зимой с этими галошами, правда, конфуз вышел. Мука, как всегда, закончилась, пришлось к Давиду на поклон идти. Да вот галоши его снять не догадались. Он бы, может, и не заметил, но дочка его мелкая под ногами крутилась и галоши опознала: «Тятя, это же твои галоши, смотри!». Но Давид ее молча отодвинул и муки таки немного дал. Эх, хороший все-таки мужик был, жаль, что так вышло. Просто не верили, что он ничего не привез из Америки, в которую было с братьями подался. Хорошо ведь после этого зажил. Двор постоялый отгрохал, лошади у него были. К 1920-му, конечно, ничего не осталось. Но ни денег, ни золота у него так и не нашли. А ведь многие искали. Может, их и правда не было, денег этих?
После похорон папы стало ясно, что идея выдать Рахели замуж за взрослого, умеющего обеспечить семью мужчину, была гениальна. К 1920 году братья и сестры Иосифа разъехались кто куда. Только он и остался с отцом. Все детство учился выделке шкур. Нравилось парню работать руками. За таким мужем как за каменной стеной, твердила Рахели сваха.
Сыграли свадьбу, а через год папу убили. И на шею Иосифа кроме молодой беременной жены упала теща с четырьмя маленькими детьми: старшей десять, младшей три. Самое неудобное то, что Хая отказывалась переезжать в Покотилово, и бедный Иосиф был вынужден мотаться в Троянку почти каждый день. Еще одна проблема была у Иосифа: жена не рожала ему сына – никого он не мог назвать именем своего отца. Две дочки Иосифа не интересовали до такой степени, что он даже отказывался их регистрировать. «Рожай мальчика, – говорил он Рахели, – тогда всех и зарегистрируем.
Спорить с мужем было бесполезно, но, к счастью, мальчик родился довольно быстро.
Тучные годы НЭПа подходили к концу, и Иосиф решил не дожидаться финала. Семейство надумало перебраться в Одессу. Хая по-прежнему не хотела ехать, но даже ей было понятно, что детям нужно дать образование, а в селе этого не сделаешь. И поэтому семейство Ракит-Немировских в количестве десяти душ отправилось в город. Там постепенно все члены семьи пристроились кто куда, и Иосиф перестал быть единственным кормильцем. Ему показалось, что жизнь наконец-то наладилась, но тут началась война. Всех мужчин призвали на фронт, и опять остался один Иосиф на всех сестер Немировских, только у каждой теперь было по дочери. Неизвестно, какими правдами Иосифу удалось погрузить всю семью на последний пароход. Город бомбили непрерывно, на их глазах потопили предпоследний корабль, а им повезло.
После долгих скитаний добрались до Казахстана. В крупных городах они были никому не нужны, и их отправили в степь. Но и там Иосифу удалось сохранить всю семью. Почти всю. Только маленькая племянница жены, родившаяся перед самой войной, не выдержала дальнего пути и казахских морозов. Зато у самого Иосифа родился сын. В 54 года! Чудо чудесное, но зачем ему в таком возрасте снова младенец? Вот-вот внуки пойдут, а он снова молодой папа. А сил ведь никаких нет. Двужильным был Иосиф, но от такой жизни начал сдавать. К счастью, война подходила к концу, муж одной из сестер, равно как и их брат, прошли войну от начала до конца, и умудрились выписать своих родных назад в Одессу.
Впрочем, возращение в Одессу не сильно облегчило Иосифу жизнь. У него на руках по-прежнему были почти все немировские женщины и своя семья с младенцем. Надо было крутиться.
А где мог крутиться старый еврей с Молдаванки после войны? Только на базаре. Вся Молдаванка что-то продавала и покупала. Но очень скоро такие продажи объявили спекуляцией. Некоторых, как, например, Иосифа, начали запугивать: ходили кругами и грозились посадить.
Михоелса уже убили, антисемитская кампания набирала обороты, и кто знает, чем бы закончилась вся эта история, если бы Иосиф, как и всегда, не принял решение самостоятельно. Он повесился в собственном дворе в 1948 году. А Рахели осталась одна, с пятилетним сыном на руках. Ну то есть как одна? В большой еврейской семье одна, даже если и захочешь, не останешься.
Она продолжала жить в том же доме, куда семья вернулась после эвакуации. На 50 квадратных метрах теперь жило восемь человек – старшая дочь Миля уехала учиться в Ташкент.
Не прошло и полугода, как выяснилось, что у нее появился парень Миша. После учебы Миля уехала в Свердловск. Миша за ней, и в 1946-м они расписались. Все было хорошо, пока Мила не забеременела. Как можно ходить с первым ребенком без мамы под боком? Бросили они Свердловск и попытались сунуться в Одессу, но куда там. Работу Миша не нашел, жилье не резиновое, пришлось ехать в Ташкент, к его маме. Но и там не сложилось. Опять вернулись на 50 одесских метров. И вдруг повезло: старший сынок нашел работу в Харькове, обстроился и начал всех вызывать. Отправились туда Милечка с мужем и дочкой, а затем и Рахели с младшеньким. Хорошо там зажили. А потом Миля умерла.
Нет для матери хуже кары, чем пережить собственного ребенка. Оставила Миля мать на зятя и внучку. С зятя что взять? Он год погоревал и ушел жить к новой супруге, а Рахели с внучкой осталась. Но жизнь у них не заладилась. Захотелось внучке самой пожить. Тоже можно понять. После стольких лет в коммуналке.
Вернулась Рахели в Одессу. К средней дочери. Там, конечно, все друг у друга на головах ходили. Дочь со всеми домашними делами справлялась сама, а у матери все больше и больше оставалось времени на воспоминания. Вспоминала она и о том, что когда-то не очень хотела, чтобы ее красавица Любочка выходила за инвалида. Он уже одноногим с войны вернулся, а потом ему и вторую ногу отрезали. Характер зятя это не улучшало, но с другой стороны, у ее собственного мужа характер тоже был не сахар. Главное, что жили нормально, сына родили. А сын родил девочку. Это ведь главное, в еврейской-то семье. Все дети у Рахели женаты, у всех родились свои дети. И не только дети. Всех правнучек застала она. По какой-то неведомой причине почти у всех ее внуков родились только дочки.
Недолго получилось у Рахели пожить в Одессе. Засобиралась семья дочери в Америку. Но как можно ехать в такие дали в таком почтенном возрасте?! Тем более что дочь ее старшая в этой земле осталась. Отказалась от переезда и отправилась обратно в Харьков, к среднему сыну. Впрочем, там она уже совсем не понимала, где находится. Точнее, она находилась в самом приятном для себя месте – в своей памяти. Там все были живы и здоровы, она была молода, с ней снова были папа и мама, и жизнь была полна приключений. Так проходили ее дни, так она и ушла. Вряд ли Рахели ощутила момент перехода, она просто шагнула вперед и побежала по туннелю, потому что с другой его стороны ее давно уже ждала дочь.
