Выпуск #24

Рами Теплицкий: «Не боюсь суеверий»

Рами Теплицкий родился в Баку, в возрасте четырех лет вместе со всей семьей репатриировался в Израиль. Его карьеру скучной не назовешь: Рами получил степень бакалавра политологии и философии Тель-Авивского университета, магистерскую программу изучал в университетах Берна и Амстердама, работал исследователем в юридической фирме в Тель-Авиве, во время армейской службы преподавал основы боевой подготовки, стажировался в штаб-квартире Комитета по контрактам ООН в Нью-Йорке, руководил русскоязычной еврейской общиной в Австралии. В 2020 году Рами перешел на службу в Министерство иностранных дел. Как он сам признается, ему всегда хотелось путешествовать и работать на благо Израиля: дипломатическая служба дала ему для этого все возможности

Екатерина Милицкая
Фото: Koldunova+Klyosov

«Мы уехали из СССР в 1991 году. Уезжали всей семьей: родители, бабушки, дедушки, тети, дяди… Перед отъездом приехали из Баку в Москву, стояли в очереди на отъезд в посольстве. Через 30 лет я приехал в это же посольство на работу. Вот так моя судьба сделала полный круг».

«В Москву я впервые приехал в сознательном возрасте как турист, еще лет 10 назад. Тогда я впервые почувствовал, что такое нынешняя Россия, впервые начал говорить на русском за пределами семьи. Москва и Санкт-Петербург оказались совершенно мирового уровня мегаполисами, не хуже Лондона, Нью-Йорка и Берлина. И люди оказались совершенно другими, чем ожидалось. За рубежом россиян часто представляют суровыми, неулыбчивыми людьми, но на самом деле всё наоборот: русские – очень теплые, открытые люди. В Европе, как мне кажется, люди несколько суше, а общение формальнее. А россияне всегда открыты и готовы к дружескому общению – почти как израильтяне. Хотя с нами, конечно, никто не сравнится: в Израиле уже через пять минут разговора твой собеседник готов объявить тебя лучшим другом».

«Главным сюрпризом в России для меня стала первая встреча с русской зимой. До приезда сюда у меня о ней были самые теоретические представления, так что я явился в Россию, экипированный по израильским зимним стандартам. Но израильская зима больше всего похожа на российский сентябрь, и я быстро понял, что знаменитые русские морозы – не миф и что надо одеваться как следует. Купил теплую куртку, пальто, с которыми с тех пор в России не расставался. В конце концов мороз не так уж страшен, если ты правильно одет. Теперь зимой я с удовольствием гуляю с семьей. Мы любим гулять в парке Горького: он хорош в любое время года. В России, в отличие от Израиля, ярко выражены все четыре сезона, и парк красив по-своему в каждый из них. Еще я люблю побродить по парку «Музеон»: мне нравится история, я люблю историческую литературу, и собранные в парке исторические памятники всегда дают пищу для размышлений».

«С русскими зимними развлечениями у меня дела складываются не очень хорошо. На коньках, например, меня научили стоять только во время учебы в Германии, и то – разве что стоять: если я добрался от одного бортика до другого – уже победа. Так что предпочитаю наблюдать со стороны. Зато что мне сразу понравилось в России – традиция пикников. Израильтяне тоже любят выезжать на природу на барбекю, но в России свои особенности: здесь шашлыки жарят в любую погоду, даже в мороз. Прошлой зимой я впервые жарил шашлык на мангале при минус 20 градусах. Годом раньше я не смог бы сказать с уверенностью, может ли вообще гореть огонь при такой низкой температуре. Но в итоге мне понравилось. Все страны любят жарить мясо на огне, и у каждой своя традиция. Израильские и российские традиции в этом смысле похожи: и тут, и там – угли, настоящий огонь… Так что русские шашлыки напоминают мне о родине, но другая природа, другой климат создают необычный контраст».

«С русской кухней я был неплохо знаком еще с детства: все-таки моя семья приехала из СССР, и готовили у нас дома разные блюда – ашкеназские, кавказские, русские… Есть, пожалуй, только одно блюдо, к которому я, как ни старался, не смог привыкнуть, ‒ это холодец. Честно говоря, не понимаю, как люди вообще это едят. Я несколько раз пытался пересилить себя, так сказать, распробовать, но в итоге пришел к выводу, что мои отношения с холодцом не закончатся фурором. А вот соленья я в Москве распробовал и полюбил. В детстве, помню, отказывался их есть, а сейчас с удовольствием покупаю, благо в Москве их можно приобрести на каждом шагу. Вообще, в смысле кухни Москва не менее космополитична, чем Тель-Авив: ты можешь зайти в кафе и съесть израильский хумус, потом перейти улицу и заказать вьетнамский суп фо. Мои московские друзья очень любят израильскую кухню, периодически приглашают меня в любимый ресторан. Так и получается, что русские зовут еврея из Израиля есть хумус! При этом, надо сказать, израильская кухня в Москве вполне аутентична, без нареканий».

«В Москве я пристрастился к бане. Русская баня – замечательная! Я был в банях во многих странах, но русская, пожалуй, одна из лучших. В Германии, да и вообще в Европе, баня – это просто гигиеническая процедура, возможность хорошо прогреть организм. А, например, в Южной Корее баня – это целый развлекательный комплекс в несколько этажей, где есть и караоке, и компьютерные игры. Русская баня более неформальная, она не для того, чтобы прогреться, а для того, чтобы встретиться с друзьями, пообщаться, вкусно покушать… Главное – выбрать правильную баню, где не только парилка, но и еда тебя тоже порадует. Я поставил себе цель – изучить все достойные внимания московские бани, во многих мы уже побывали, и я уже в них неплохо ориентируюсь».

«В России есть некоторые необычные, местами даже странные традиции – или, можно сказать, суеверия, некоторые из которых понятны и жителям других стран, а в других не сразу разберешься. Вот, например, обычай присесть на дорогу – такое можно встретить в Израиле, и даже моя жена – она из Австралии – тоже его понимает. В этом есть что-то ласковое, семейное. А вот обычай не передавать ничего через порог меня поначалу ставил в тупик. Мне хотят что-то передать, говорят: «Иди сюда!» ‒ а я не понимаю, почему я должен куда-то подойти и при этом непременно перешагнуть через порог. А вот примета, по которой нельзя дома свистеть (а то денег не будет), меня смешит. Мы, дипломаты, работаем не за деньги, а за идею, для своей страны. Поэтому я дома свищу спокойно».