— Расскажи, что тебя привело в медицину?
Выбор был не очень сложным. Моя мама — врач. Папа — врач. Несколько поколений моих близких родственников — тоже врачи. Можно сказать, что карьера в медицине была почти предопределена. В моем случае всё как в анекдотах о традиционных еврейских профессиях, многие родственники — или врачи, или ювелиры, или связаны с юриспруденцией. Есть и те, кто были в свое время связаны с коммунистической партией и принимали непосредственное участие в революции. Однако сфера здравоохранения всё равно взяла верх.
Интерес к медицине у меня появился благодаря родителям, которые, помимо всего прочего, привили очень важный интерес к человеку. Это, пожалуй, и сыграло ключевую роль при выборе профессии.
Медицина для меня — это не пустой звук, а одновременно и жизненное призвание, и то, в чём очень хорошо разбираюсь. Уже на студенческой скамье я выделялся на фоне сверстников, и благодаря моим родителям и друзьям семьи, многие из которых были медиками, мои знания позволяли быть на порядок лучше остальных.
Во второй половине своей карьеры моя мама занялась преподавательской деятельностью и возглавила научно-методический центр по высшему сестринскому образованию при министерстве. Один из филиалов располагался на базе 29-й государственной больницы, и она помогла мне туда попасть, чтобы пройти профессиональную подготовку и понять, что нравится делать. Пришлось проходить летнюю практику в судебном морге в 1989 году, как раз в то время, когда начался всплеск криминала. В то лето я много чего видел, включая жертв бандитских разборок, довольно молодых ребят, но это не вызвало у меня отторжения, поэтому решил продолжать в медицине.
— То есть можно сказать, что тебя проверяли?
Можно и так сказать, верно. После тех трех месяцев и всего того, что там видел, я еще больше убедился, что хочу спасать людей и готов посвятить себя этому целиком.
Возвращаясь к моим институтам. Окончил школу с серебряной медалью. Мог получить золотую, у меня были все пятерки, но в свое время слишком много критически высказывался на заседаниях ВЛКСМ, и в итоге мне ее не дали.
Мой отец настаивал, чтобы я пошел в военную медицину. В результате подал документы и успешно поступил, но получилось довольно забавно. В то время мне было всего лишь 15 лет, и я не мог давать присягу. Поэтому решил поступать в Медицинский университет имени Н. И. Пирогова. С первого раза не получилось, поэтому пошел на факультет рабочей молодежи. Приходилось совмещать учебу и работу. В тот момент еще больше поверил в правильный выбор профессии и, несмотря на возможность выбора более легкой и прибыльной карьеры, решил остаться в медицине.
— Какую именно карьеру имеешь в виду?
Хотя бы торговля. На дворе были 90-е годы… Возможностей, как и рисков, было великое множество. Однако рад, что не выбрал легкого пути. К примеру, многие из моих знакомых и бывших одноклассников занялись в то время бизнесом, и скажу, что далеко не все остались живы.
В результате я учился и занимался промышленным альпинизмом. Думаю, не у многих медиков был такой опыт, и полагаю, что именно он помог мне еще больше осознать свое истинное призвание. Мотивации было хоть отбавляй.
Серебрянский и Шабаев
Спустя некоторое время я выиграл президентскую стипендию для обучения за рубежом. Это были достаточно неплохие деньги, которые позволили мне больше заниматься учебой, а не подрабатывать на старших курсах. В результате окончил институт экстерном, к моменту окончания у меня было уже около 25 научных публикаций, и поехал учиться в Великобританию, в Королевский колледж Лондона. Учеба была намного интенсивнее, и приходилось заниматься по 16-18 часов в день. Было тяжело, но довольно интересно. В те годы у меня сформировался фундамент и твердый интерес всегда видеть результаты своего научного труда. После окончания хотел там остаться, но, к сожалению, не получилось.
— Что же произошло?
В Лондоне я провел чуть меньше двух лет, и под конец учебы в России разразился кризис 1998 года. Ситуация была печальной, и возвращаться не хотелось. Мне сказали, что есть возможность остаться, но нужно проявить себя. Я очень старался, и формальных причин отказать мне не было. Однако уже после завершения учебы мой непосредственный руководитель сказал, что мне лучше вернуться в Россию. На мой вопрос «Почему?» он ответил, что у меня как у выходца из славянской страны вне зависимости от моего еврейского происхождения шансы продвижения по карьерной лестнице весьма ограничены. В результате я принял решение вернуться и понимаю, что это было единственным верным решением.
Спустя два года я уже стал зарабатывать больше, чем мог получать в Британии по прошествии десятилетия. Недавно была встреча однокурсников, которые разъехались по всему миру, и могу сказать, что руководителями собственных клиник стали только двое.
— На твой взгляд, с чем это может быть связано?
Иммигрантам очень тяжело открывать свой бизнес. В России тоже не легко, но у меня была четкая установка в голове, что могу делать, каковы ограничения и возможности моих способностей. Думаю, что таким образом смог наладить процессы и выстроить систему, при которой можно предоставлять оптимальное качество услуг пациентам.
Убежден, что любой талантливый врач также должен быть успешным в финансовом плане. Поэтому мне очень нравится цитата Ибн Сины: «Врач должен быть одет в богатые одежды, носить на руке дорогой перстень, иметь лучшего коня, дабы думы о хлебе насущном не отвлекали врача от забот о пациенте».
Самое главное — мне удалось выстроить систему честного и прямого общения между доктором и пациентом, и это один из самых важных элементов работы любой успешной клиники. Мы честно говорим каждому больному, что будет, если не делать ту или иную процедуру, и показываем, что он сам и никто другой несет ответственность за свою жизнь и прежде всего здоровье. Хочу отметить, что перед врачом также стоит важная задача не перегружать пациента тем, что тот не способен принять. Одновременно всегда нужно показывать человеку возможность найти альтернативу, например, дорогому препарату, на который не хватает средств.
— Чем именно занимается твоя клиника?
У меня их несколько, поэтому лучше во множественном числе. Основная деятельность — это работа с «отказниками». Я называю это искусством невозможности.
Мы занимаемся людьми, которым отказали везде — и у нас, и за границей. С людьми, у которых безвыходные ситуации и которым фактически поставлен неизлечимый диагноз или даже смертельный. За десять лет работы у нас накопилась уникальная экспертиза, и нам действительно удалось изменить жизнь очень многих пациентов, на которых другие учреждения уже поставили крест. К примеру, мы помогаем восстанавливать женские репродуктивные функции, провели около 18 тысяч операций, и благодаря нам родились почти 6.000 детей, которые иначе бы с большой вероятностью никогда не появились на свет. Это моя личная гордость и результат отличной работы нашего высококлассного коллектива.
Мой опыт показал, что зачастую страшный диагноз — это итог пресловутой врачебной ошибки. В результате в 2015 году я стал одним из соучредителей «Лиги по защите прав пациентов». Причина — усталость отвечать людям на вопрос, почему их так плохо лечили.
— Большая часть пациентов приходит из России или из-за рубежа?
Положа руку на сердце, не могу сказать, что в какой-то стране есть только плохие или хорошие врачи. Везде есть фактор врачебной ошибки, и от нее не застрахован никто: ни тот, кто лечится в США или Германии, ни тот, кто в России. Врач может провести тысячу успешных процедур и допустить одну ошибку, которая изменит жизнь и историю болезни пациента. Поэтому ошибки есть везде, и именно устранением таких ошибок мы и занимаемся.
— Можно ли отличить хорошего доктора от плохого?
Вы можете быть пациентом у самого лучшего и уважаемого врача в мире, но в один день у него может умереть родственник или произойти еще какое-нибудь несчастье. Естественно, это может напрямую повлиять на его работу, психическое состояние и привести к ошибке. Важно помнить, что никто не застрахован от ошибки, даже самые лучшие и успешные.
Важно помнить, что здоровье — это невосполнимый ресурс. Здоровье уходит с возрастом, на фоне неправильного питания, вредных привычек и простого игнорирования сигналов своего организма. Можно немного подлечиться, но кардинально улучшить состояние невозможно. Думаю, что ситуация с коронавирусом еще больше обнажила необходимость заботиться о своем здоровье для очень многих из нас.
Всегда говорю пациентам, что к своему здоровью нужно относиться как к товару, дарованному вам Б-гом, за которым нужно следить и о котором нужно заботиться. Важно также подавать личный пример, быть образцом для окружающих.
— Прибавилось ли работы из-за коронавируса?
Безусловно. Пациентов стало больше, и это довольно тяжелый промежуток времени. Первые профилактические приемы препаратов у меня начались еще в середине февраля, а запросы — уже в первой половине месяца. Тогда еще мало кто осознавал, что конкретно происходит, и хотели защититься всеми возможными способами. Люди приходили ко мне буквально с вопросом: «Олег, что нам делать?».
В результате я поставил группу из почти 400 человек на динамическое наблюдение, и среди них практически никто не заболел. Мы также создали профилактические схемы вместе с коллегами из Израиля и США, которые столкнулись с вирусом раньше. Позже схожие рекомендации были объявлены по всей России.
