Аркадий Коган: «Если понимаешь, зачем приехал, и бьешь лапками, сметана будет»

– Жена с дочерьми поселились здесь раньше тебя. 

Да, я пару лет жил между двумя странами. Прекрасно понимал, что того статуса, который у меня был в России, – а я много лет проработал на Первом канале главным режиссером дирекции, – здесь не будет. Мы, когда начинали, занимались документальным просветительским кино. Но к тому моменту, как я надумал уезжать, это кино умерло, и, в принципе, все три дирекции – общественно-политическая, документальная и научно-популярная – слились в одну: развлекательную. Документальное кино перестало просвещатьи стало только развлекать. В общем, я без особого сожаления уходил. 

– И как тебе Израиль?

Сложная страна для жизни. Одна из основных проблем – аренда жилья. В нашей семье она решена: благодаря тому, что у нас есть жилье в Москве, мы его сдаем – и можем снимать здесь. Но и при таком раскладе нужно чем-то заниматься, искать работу. Мы – люди, привыкшие трудиться.

Работа жены, а она была шеф-редактором на Первом канале, сейчас заключается в том, что она полностью посвятила себя дочери-аутисту, из-за которой во многом мы и приехали. Кроме того, перестав делать фильмы, она осталась в профессии. Переключилась на блоги, стала много писать. Сейчас у Жени прозвище «Виктор Гюго» – именно под таким именем кочует по интернету одна из ее статей. Люди, видимо, посчитали невозможным, что какая-то Евгения Шустикова пишет такие тексты, и приписывают их перу великого писателя.  

– Радует?

Ну да, это выход на другой качественный уровень. Вообще, Женя как была там моим редактором, так им и осталась. Редактором не только фильмов, но и всей моей жизни.

– Как вы с ней познакомились?  

Я могу процитировать наш любимый документ. Когда мы с Женей собрались пожениться – а для нас обоих это второй брак – мы сочинили от моего имени письмо: «Я нашел любовь всей своей жизни. Она младше меня на 15 лет, выше на 10 сантиметров. Она ругается матом, пьет коньяк, но у нее есть трехкомнатная квартира на улице, охраняемой Федеральной службой охраны».

Наш стаж знакомства гораздо больше семейного. Женя была редактором канала, потом выбилась в шеф-редакторы, я все это время был главным режиссером дирекции. Заставлял по сто раз переделывать фильмы, которые нам приносили. Я был женат, она была замужем, никто никого не уводил – это не служебный роман. Просто в тот момент, когда семейная жизнь Жени завершилась, я тоже был свободен и подумал: «А почему нет?» А Женя сказала «да». С тех пор прошло восемь лет.

– Чем вы занимаетесь в Израиле, помимо семьи?

Я по первому образованию архитектор, и знакомый дал мне добрый совет – параллельно с поисками работы, связанной с кино, учить AutoCAD. Я эту архитектурную программу послушно освоил. Но второй раз в жизни понял: не мое, не смогу заниматься тем, что мне не нравится. Окончив Академию с красным дипломом, ни дня не проработал в проектном бюро. Ушел в художественный фонд, затем поступил во ВГИК и стал снимать кино – то, чем и хотел всегда заниматься. 

– Израильского архитектора, значит, из тебя не вышло.   

Зато мы с Женей придумали с Инной Лесиной очень интересный проект «История семьи». История практически каждой семьи заслуживает маленького фильма. А учитывая, что живем мы в эпоху медиа, то, если что-то не снято, его просто не существует. Огромные альбомы фотографий, как и видеокассеты, пылятся в семейных архивах. А то, что мы придумали, невероятно интересно и, кстати, недорого: люди вполне могут себе позволить иметь свой фильм. Сейчас снимаю большой проект – работа на год, закончится весной 2018 года. Как суеверный человек не хочу говорить о том, что еще не сделано, только скажу, что полностью поглощен работой. Как сказал мой коллега, режиссеры документального кино – априори нехорошие люди. Они должны позволять себе то, чего обычный человек позволить себе не может. Нужно ведь залезать в чужую жизнь, а это порой чревато неприятными последствиями.  

– И ты залезаешь?

Да, но – до определенного предела. Если понимаю, что мое вмешательство в жизнь героя доставит ему неприятности, включаю ограничения. А работа над нынешним фильмом мне очень интересна. Съемки разных людей, потрясающие знакомства; работаю всюду – от Германии и России до Соединенных Штатов. Мне довелось снять премьер-министра Израиля. Для человека, живущего два года в стране, это неплохо, думаю.  

– Еще ты – академик. Эксперт.

Все очень просто. Мне присылают ссылку из российской Академии кино, и я с интересом смотрю фильмы, которые вышли в России. Вообще, фильмов хороших всегда мало, но они есть. Я не могу сейчас назвать те, что мне нравятся: являюсь членом экспертного совета, должен голосовать и не имею права оглашать, за что голосую. 

– В общем, в Израиле неплохо живется?  

Если понимаешь, зачем приехал, и, как лягушка, бьешь лапками – сметана будет. Я никуда не собирался переезжать, инициатива всецело принадлежала моей жене. Я ее уговорил поехать. Просто посмотреть, познакомиться. Познакомилась. Вернулись в Москву, и Женя сказала: «А что мы тут делаем? Почему мы не живем в Израиле?» Как она говорит, в ней проснулась прабабушка, Анна Яковлевна Левицкая. Видимо, все-таки гены дают о себе 

знать.  

– Еврейская тема в твоей профессии занимает какое-то место? 

Я не стремился к еврейской теме никогда. Будучи маленьким мальчиком с нетипичным для СССР именем Аркадий и с еще более странной фамилией Коган, я всегда каким-то образом отличался от окружающих. Честно признаюсь: в свои десять лет я хотел стать белобрысым, голубоглазым и курносым Петей Ивановым. 

– Получилось? 

Не получилось. Не скажу, что был антисемитом, но не двигался в сторону сионизма. Сейчас снимаю то, что связано с темой выезда из Советского Союза, но раньше я не был в этой теме. Двоюродный брат уехал в 70-х, правда, в Европе пересел и отправился в Америку. Но все разговоры на эту тему не вызывали у меня никаких патриотических чувств. Мой приятель, блестящий пианист Яша Зисер, играл мне гимн Израиля и ждал, когда у меня из глаз покатятся слезы.

– И?.. 

Не дождался. Но после окончания ВГИК ко мне поступило предложение от религиозных евреев снимать кино об их просветительской деятельности. Тогда, в 90-е, в Москве открывалось много ешив. Я стал снимать и одновременно входить в эту тему, узнавать что-то о народе, к которому принадлежу. Наверное, мне должно быть стыдно, что сам этим не интересовался: скорее всего, вел себя неправильно. Но сейчас я абсолютно в теме, она мне близка и вызывает эмоции. Да, конечно, ощущаю себя евреем. Особенно – приехав в Израиль.  

– Ты не хочешь говорить о будущем фильме. О предыдущем, «Освободите любовь!», расскажешь?  

Могу. Еще до того, как я пришел на Первый канал, я сделал много фильмов, их посмотрели миллионы зрителей. Скажем, снимал для НТВ «Криминальную Россию», за эту историю мне совершенно не стыдно. Например, до сих пор смотрят мой фильм о семье музыкантов Овечкиных, угнавших самолет, «Никто не хотел убивать». Очень драматичная, трагическая история – по сути, документальный блокбастер. Снимал я и собственную авторскую программу на канале «Россия», она называлась «Персона». В отличие от остальной «Команды 2» – Бермана, Жандарева или Ивана Дыховичного – я не появлялся в кадре. Поставил условие: делаю авторскую программу, но не «свечу лицом». Люблю быть за камерой. А программа была рейтинговой, два или три года выходила в «Команде 2».

На канале РТР была такая редакция – «К2», где выходили программы о деятелях культуры. Борис Берман и Ильдар Жандарев были руководителями и снимали свою программу «На ночь глядя», Иван Дыховичный делал «Уловку 22», Саша Плахов – «Колизей», а я – «Персону». У меня были прекрасные герои: Андрей Смирнов, Лия Ахеджакова. Забавно получилось с Ринго Старром: он не хотел сниматься и все время убегал. 

– Кого все-таки удалось снять?

Михаила Швейцера, например. Благодаря этому просто с ним подружился. Бывал у него дома, мы много разговаривали… Я приобрел невероятный человеческий опыт: Швейцер – мощная фигура, которых, к сожалению, уже нет. Ушли… Ну вот, я их снимал, а потом оказался на Первом, где стал делать научно-популярное кино. И тоже было очень интересно. Потом кино стало перерастать в какие-то портреты. Допустим, снял я Костю Цзю – очень интересный опыт. Не обязательно, кстати, быть боксером, чтобы снять кино о боксе, как и не обязательно быть доктором, чтобы снимать о врачах. Потом был «Высоцкий и Влади» – фильм, получивший две «Тэффи». 

– Отметим, что при этом ты не снимал ни Высоцкого, ни Влади.  

Да-да, но кино тем не менее смотрится, оно интересно. Однако в какой-то момент я поймал себя на мысли, что не могу больше снимать одно и то же – портреты знаменитостей. Существуют определенные условия игры: можешь себе позволить одно, не можешь позволить другого; ты скован рамками жанра и рамками канала. Поэтому однажды я пошел на питчинг, где люди делятся новыми идеями фильмов. Из десяти вариантов один мне понравился. Полные драматизма истории любви людей, которые разлучены государством насильно. То есть пять героев моего фильма, априори невиновные, были «утурканы» за решетку: четыре мужчины и одна женщина. 

– По разным поводам? 

По разным. Пока мы три года снимали кино и четвертый я монтировал, многие дела развалились и все люди вышли на свободу. Алексея Козлова дважды сажали за решетку, а его жена, журналист Ольга Романова, два раза его вытаскивала. Алексея Гаскарова, героя «Болотного дела», тоже посадили ни за что. Омоновец дал ему сапогом по лицу, а потом его за это отправили за решетку. Алексея, не омоновца. Посадили просто за то, что он пришел на разрешенный митинг на Болотную площадь. Я, в принципе, был абсолютно далек от политики, но в России либо ты начинаешь интересоваться политикой, либо политика заинтересуется тобой. 

– Думаю, не только в России.   

Ну, не знаю. Может, есть какая-нибудь маленькая тихая страна, где главная новость недели, самое драматическое событие – рождение коровы. В общем, мы с четырьмя операторами-добровольцами снимали такую безбюджетную историю. Ни один канал денег не дал бы, мы собрали немного через интернет благодаря модному нынче краудфандингу – коллективному финансированию, основанному на добровольных взносах. У многих не было уверенности, что кино будет завершено: сложные съемки, сложная тема, много героев – как это все собрать? Но мы в итоге сняли фильм – и люди его увидели на телеканале «Дождь». А еще – на конференции в Германии. Благодаря этому я попал в тюрьму «Штази».  

– В каком смысле?

Слава Б-гу, на экскурсию. Если люди смотрели фильм «Жизнь других», они понимают, о чем идет речь. В ГДР это все было поставлено на хорошие добротные рельсы: там все делают добротно, от машин до газовых камер. Вот таким был опыт, приобретенный во время съемок фильма «Освободите любовь!». Сейчас делаю совсем другое кино, но оно тоже связано с темой свободы и прав человека. Как-то в последнее время не отпускает. 

– Что бы ты хотел напоследок сообщить человечеству? 

Все мои сообщения – в моих фильмах. Я не человек разговорного жанра. Рассказываю истории, показывая жизнь других людей.  

– За время жизни в Израиле случались ли минуты сожаления о переезде?

Нет. Придерживаюсь точки зрения японцев: в каждой части жизни ты проживаешь целую жизнь. Некоторые из них меняли не только образ жизни, но и имена. Имя менять уже не буду, но сейчас у меня другая жизнь, которую с удовольствием проживаю в Израиле.