Дима Зицер: «Буллинг всегда связан с упрощением отношений»

— Почему, по-вашему, в школах участились нападения, участниками и даже инициаторами которых становятся дети и подростки?

Я не уверен, что они участились. Очень модно говорить, что в Советском Союзе такого не было. Было примерно то же самое, просто об этом мало кто знал. Я, к несчастью, был свидетелем таких случаев.

Нападения – это лишь верхушка айсберга, когда ситуация и люди в ней доходят до точки кипения и у них, простите за сленг, «срывает крышу». Очень часто нападения являются продолжением буллинга, или, по-русски говоря, травли какого-то человека. А травля, в свою очередь, связана с упрощением отношений – с упрощенным взглядом на мир, на другого человека и самого себя. И советский период тоже был витком очень сильного упрощения, когда всем было понятно, кто друг и враг, где черное и белое.

И напротив, когда человек склонен к рефлексии и сомнениям, задает вопросы себе и другим, когда он понимает, что мир сложен и многогранен, в определенном смысле он «привит» от того, чтобы стать агрессором. 

— Кто больше виноват – родители или учителя?

Я не склонен кого-то обвинять. Все взрослые должны были быть «внутри» ситуации. Детская агрессия, в первую очередь, связана со взрослой агрессией. Это же взрослые построили такой мир, где детям приходится разбираться самим. А кроме того, взрослые, которые отвечают за детей, не озаботились им помочь от животности приблизиться к человечности, а не наоборот, как это часто происходит. 

— Вы сказали, что и раньше случаи нападений были. Возможно, СМИ стали причиной того, что тема агрессии в школах вышла на первый план?

СМИ освещают те события, которые не могут не осветить — они освещают тогда, когда уже кто-то взялся за нож и стал преступником. Поэтому мы не будем делать реверансы в сторону СМИ. Я считаю, что ситуацию в школе нужно освещать в принципе. 

— Способен ли ребенок вовремя определить одноклассника, который может стать угрозой для него или его класса?

Если речь идет о коллективе, в котором построена строгая иерархическая система отношений «учитель–ученик», и все отвечают только после поднятой руки, нет навыков общения друг с другом, возможности сказать человеку: «я с тобой не согласен», «мне неприятно» или «мне больно», то есть нет личностных здоровых взаимосвязей, это явный сигнал, что здесь может произойти нечто плохое. Это почва для возникновения буллинга. 

Другой признак надвигающейся беды, когда рядом с ребенком нет никого, кто мог бы его услышать. Родители должны строить отношения с детьми, как с самыми для них близкими людьми. Тогда в случае опасности или беды дети придут к ним, не боясь чем-то их расстроить, не испугавшись того, что будут непоняты или отринуты.

В мире, к несчастью, очень много людей, которые постараются испортить жизнь нашим детям, и мы для них можем стать теми единственными, кто всегда стоит на их стороне. Ведь дети – самая незащищенная часть общества.

— Минобрнауки в конце прошлого года разработало концепцию психологической службы. Планируется, что в каждой школе появится школьный психолог. Вы считаете, он нужен?

Не уверен. Боюсь, это не улучшит ситуацию с травлей. Чем эти психологи будут отличаться от классных руководителей, которые есть сейчас? Если речь идет о том, чтобы ребенку было с кем откровенно поговорить, это здорово. У жертв буллинга, которые в итоге совершили преступление, не было ни одного человека, с кем бы они могли поделиться. Это, конечно, их совсем не оправдывает, но подумать нам, взрослым, об этом стоит.

В первую очередь, в школах нужно создать такую атмосферу, чтобы ребенок сам готов был пойти и поделиться проблемами, а не школа ловила таких детей «сачком». Если ребёнку плохо, если его обижают, он должен понимать, как поступать, к кому идти. Сейчас же в обществе больше предлагают рецепты тюремного характера: жаловаться нельзя, разбирайтесь сами, «мужик должен уметь за себя постоять» и тому подобное.

Ребенок проводит в школе значительную часть жизни, ему должно быть там комфортно, он должен чувствовать себя там безопасно, он должен понимать, чем и для чего он там занимается.

— Значит, психологи проблему не решат?

В школе должна быть атмосфера благожелательного отношения к людям – и к учителям, и к детям. Ко всем. Я, естественно, не против психологов, но если в целом ситуация в школе благоприятная, отношения добрые, то ребенку не понадобится идти именно к психологу, он может пойти поговорить даже с завхозом. Ведь школа переводится с греческого как «место для бесед», хотя об этом многие не знают или забыли.

Должна поменяться вся система отношений, а взрослым надо прекратить осуждать ребёнка и по любому поводу учить его, как ему “надо жить”. Ведь ребёнок – такой же человек, как и мы, просто он меньше. Начиная с детства он должен привыкать говорить о себе и понимать себя как личность сложную. И надо чтобы другой человек также понимал его как многогранную личность со своим характером и особенностями.

Если вы помните фильм «Чучело», то там главной заботой учительницы и тем, из-за чего она все время разводила руками, было беспокойство за “коллектив”: “Ну мы же коллектив, мы же все вместе!”. Так вот когда «коллектив» и “все вместе”, а не сообщество личностей, тогда возникают проблемы.

Когда человеческие отношения (в любом возрасте) представляются чем-то совсем простым, люди объединяются по самым неожиданным и примитивным принципам. Мы русские, а он иностранец, мы здоровые, а этот больной, мы говорим нормально, а этот заикается, у нас один цвет кожи, а у него другой…Это можно продолжать бесконечно. Это совершенно первобытный в худшем смысле этого слова подход.

— Какие ещё проблемы в современной школе вы бы отметили? 

Сегодня мы имеем дело с поколением, в котором подавляющее большинство не хочет ходить в школу. Я это знаю, потому что постоянно общаюсь с родителями и учителями. Спросите любого ребёнка, и он подтвердит мои слова. Разве не интересно, почему так происходит? Но у взрослых свои заботы. Почти 90% детей в школе несчастны, им некомфортно, они не понимают, зачем им туда нужно ходить. И родителям стоило бы обратить внимание на эту проблему, но они зачастую заняты подавлением: ты будешь делать так, как я хочу. К сожалению, это работает так.

— С чем это, по-вашему, связано?

Школа не отвечает сегодня практически ни на один запрос современного мира. Да, есть разные школы и учителя, но как институт сегодня школа совсем не связана с тем, что находится вне ее рамок. На большинство серьезных вызовов сегодня, которые существуют в современном мире, она не отвечает. Например, школа предлагает программу по литературе, которая была составлена в 30-х годах прошлого века. Хотя эта программа была во многом идеологической составляющей тогдашнего политического режима. Почему не пересмотрели? Попробуйте ответить сами. 

— В чем школа сейчас отстаёт?

Современный мир меняется, он многофункционален и многозадачнен, это мир исследования. Знания перестают чего-то стоить, потому что любую информацию можно найти за минуту в интернете. Новые профессии рождаются и умирают. Поиск людей ограничивается теперь долями секунды в социальных сетях. Пересматривается взгляд и на высшее образование, каким оно должно быть. Школа это не учитывает. 

— Как изменить эту ситуацию?

В первую очередь, надо вспомнить о том, зачем нужна школа. И ответ не так очевиден, как иногда мы это представляем. Лично я придерживаюсь той точки зрения, что в школу стоит ходить только тогда, когда там занимаешься исследованием себя и мира вокруг себя на разных уровнях. Сейчас это не так. Вот с законом всемирного тяготения ребенок впервые сталкивается в год, когда мячик падает с кровати. А в школе дети это изучают в 14 лет. Что происходит  в течение этих 13 лет?

Все люди рождаются крайне любопытными существами, человеку хочется все потрогать, он тянет ручки во все стороны. Очень часто к 7 или тем более 11 годам у него это любопытство исчезает. Ко мне приходят родители и говорят: “Нашему ребенку ничего не интересно”. И единственный вопрос, который я могу им задать: “Как вам это удалось?” На самом деле, это происходит тогда, когда родители диктуют ребенку, что ему должно быть интересно.

Маленькому ребенку в школе очень интересно читать, писать и считать. Почему? Потому что это инструменты исследования мира. В Древней Греции математика была напрямую связана с философией, считалось, что это наука, которая помогает понять окружающий мир. Покажите мне хоть одну школу, где математика преподается как философия. Вместо этого детям просто велят учить формулы.

Школа должна быть ребенку интересной, он должен туда бежать, потому что там что-то происходит, что-то удивительно интересное про него самого, его отношения с другими людьми и миром. Должна помогать ему выбрать из этого информационного дождя XXI века что-то важное, научить ориентироваться. Ведь сегодня научиться найти какую-то информацию гораздо важнее, чем ее запомнить.

Если школа такая, если в школе появляются предметы, потому что их заказчиком является непосредственно ребёнок, он пойдёт туда с удовольствием. Именно он должен иметь возможность делать выбор, а не министерство образования за него.

— Вы считаете, что нужно по-другому строить школьную программу?

Я считаю, что надо отойти от той традиционной позиции, что дети – это маленькие существа, которые ничего не соображают, и той позиции, что мы лучше знаем, что им надо. Нам надо постараться понять, как устроен детский мир. Школа – это не институт подавления: закрыли рты, встали, сели. 

— А что вы сами считаете признаком хорошего учителя?

Такие условия, когда детям прикольно учиться, используя их же слово. И другого показателя нет. Не тогда, когда его чуть ли не силком привязывают к парте, запугивают вызовом в школу родителей, задают огромные задания на лето, чтобы и во время каникул он со страхом или неприязнью вспоминал своего учителя. А когда ему очевидно, зачем он туда ходит, сидит часами за партой, когда ему интересно говорить с учителями на понятном ему языке.

Тогда у него появится к ним естественное уважение, и не потому, что они на 20 лет прожили больше него или закончили какой-то пединститут. Учителя – это ведь не начальство, здесь должны быть другие отношения: человеческие, профессиональные.