Главный раввин РФ Берл Лазар: «В Песах мы совершаем скачок, а в течение года обязаны упорно двигаться к реализации собственной миссии»

— Рав Берл, мы обязательно поговорим о Песахе, потому что так принято у евреев, что перед Песахом раввин обращается к общине с какими-то важными словами. Но начать я хотел с другой темы. В последнее время в российском информационном пространстве появилось много каких-то странных, но в основе своей все же откровенно антисемитских высказываний со стороны «мужей власти». Все слышали официальную позицию ФЕОР, высказывания Александра Моисеевича Бороды, ваши. Но я хотел бы вашу личную оценку услышать. 

Прежде всего, к сожалению, антисемиты были всегда, начиная со времен Древнего Египта, и, наверное, будут всегда. И я даже не мечтаю о том, что придет такое время, когда в стране не будет антисемитов. Но то, что произошло недавно, — это не то, что какой-то человек сказал что-то против евреев. Это слова должностных государственных лиц, а не какие-то частные высказывания на кухне. И тут вопрос не столько в нашей реакции, понятное дело, что мы будем на это реагировать. Куда интереснее, как общество на это реагирует. А если это государственный человек, как государство будет на это реагировать. И для меня очень важно было, что на следующий день или через два дня Дмитрий Анатольевич (Медведев) был в Музее толерантности, и он открыто осудил эти высказывания и говорил, что в России сегодня нет места антисемитизму. 

Я всегда вспоминаю Вторую мировую войну, когда, к сожалению, евреи ошиблись, они думали, что можно оставаться в Германии, остались, несмотря на то, что антисемитизм развивался все сильнее. Когда ты видишь, что государство не реагирует на антисемитизм, нужно уезжать, это ключевой момент. Слава Б-гу, сегодня президент, премьер, председатель Думы, главы партий несколько раз говорили, что в России нет места антисемитизму, — это то, что нас радует. В то же время, к сожалению, на эти скользкие  высказывания Толстого или Милонова очень слабо отреагировало общество. Не чувствуется, что религиозные или общественные лидеры осудили это. 

По сути вопроса мы считаем, что культовые здания должны возвращаться в  управление религиозных организаций. Если мы хотим, чтобы было так с синагогами, понятное дело, что мы выступаем с такой же позицией относительно церквей. Это должно происходить в рамках закона, но мы скорее за, чем против. Какие-то евреи выступают против. Но это их личная гражданская позиция. Когда какой-то частный человек выступает со своим мнением, какая разница, какой он национальности: татарин, еврей или немец. Привязывать частные мнения отдельных людей к общине в целом, связывать представления отдельной части общества с их национальной принадлежностью совершенно не правильно. Да, есть евреи, которые считают так, есть те, кто думает по-другому, но это не имеет отношения к их национальной принадлежности.   

Посмотрите на то, что сейчас происходит в Америке. Вот уже 50 лет как в Америке антисемитизм является абсолютно маргинальным явлением, но вдруг мы видим довольно активный подъем в последнее время. Еврейские и даже нееврейские организации обращаются к Трампу, ожидают от него осуждения. Он высказался четко по этому поводу, но люди требуют каких-то более подробных разъяснений. Все понимают, что Трамп не может быть антисемитом; у тебя дети, внуки — евреи, какой тут антисемитизм. Но останавливаться очень подробно на этой теме он не хочет, не хочет придавать ей статус главной. 

Он не говорит, что нет проблемы, — проблема есть, но он не хочет, чтобы это стало проблемой №1. Я думаю, что и в России так же. Власть хочет, чтобы этот вопрос просто ушел с повестки дня. 

— То есть в России реакция на несистемный антисемитизм отдельных представителей власти — она такая же несистемная. Кто-то за кулисами что-то сказал, пожурил его за неосторожные высказывания, и он после этого «глупостей» говорить не будет больше…

Почему за кулисами? Нет, открыто говорили. Все говорили ему (Толстому): «Что ты говоришь вообще? Это против всей нашей позиции. То, что ты говорил, — это неправда». И он искал, как мягче высказаться, чтобы не сказать: «Я сказал глупость. Извините, я как идиот себя повел». Вместо этого он говорит: «Вы меня не так поняли». Еще раз: я не говорю, что то, что получилось, это самый лучший и единственный вариант реакции. Могло быть лучше, реакция государственных деятелей на такие высказывания должна быть прозрачнее, жестче. Но ситуация сейчас в целом такова, что из этих случаев не нужно создавать драму. Даже в семейных отношениях, если случается какой-то спор, муж что-то сказал, жена что-то ему ответила, а потом все: «Можешь говорить что угодно, пока ты не встанешь на колени, не признаешь полностью свою вину, я не буду больше с тобой разговаривать». Более конструктивная реакция, на мой взгляд, такая: «Хорошо, я был неправ, давай забудем, наши отношения важнее конфликта». Я думаю, что у нас сейчас другие отношения с властью, чем те, которые были раньше. То, что государственный человек сказал неприемлемые вещи, — это очень плохо. Но мы надеемся, что с Б-жьей помощью ни он, ни другие больше не будут позволять себе подобные слова. 

— А как было раньше с этим? До эпохи Путина еще? 

Когда мы обращались к Ельцину, а до этого, в конце 80-х, и к Горбачеву, они говорили: «Не нужно об этом говорить, мы не хотим об этом говорить, это для нас сейчас не главный вопрос, у нас есть другие». Просили вообще не трогать эту тему. Когда сгорела синагога: «Не говорите, что это антисемитизм», когда бомбили синагогу: «Пожалуйста, не вызывайте прессу». А мы поняли тогда, что прессу совершенно обязательно информировать. Единственный, от кого была какая-то официальная реакция тогда, — это патриарх. Мы увидели, что с государством ничего не получится, поэтому обратились к патриарху, и он что-то сказал. Но для Ельцина антисемитизм — это было табу, он не хотел вообще об этом говорить.

— По какой причине, как вы думаете? 

Я думаю, что он не очень понимал, что такое антисемитизм. Он был такой открытый, демократ, но что такое антисемитизм, он не понимал. Этого слова не было в его лексиконе… В 90-х годах постоянно перед выборами еврейская карта разыгрывалась: кто выступал против евреев, получал больше голосов. 

— Не секрет, что сейчас в России евреям в целом довольно комфортно. Но не Дай Б-г, может ли сложится такая ситуация, что надо будет быстро уезжать? Может быть такой момент, когда вы скажете: «Да, из России пора уезжать»?

Я думаю, что это может быть, к сожалению, и завтра, и послезавтра, и через неделю. Через год или через десять лет, все может быть. Так же как это может произойти и в Европе. Но я не думаю, что сегодня положение даже в Европе таково, что нужно уезжать. Если бы кто-то меня спросил сегодня, нужно ли уезжать из Европы, я бы сказал: «Нет, не нужно»

— Вы уже почти 30 лет в России. Я не хочу говорить какие-то громкие слова, но работа, которая проведена вами лично и вашими коллегами очень масштабна. Есть что-то, чего вам до сих пор не удалось реализовать из задуманного? 

Я не просто горжусь нашей общиной, я так рад, что живу здесь, что не могу для себя представить сегодня жизнь в другой стране. Когда я приехал сюда с женой и маленьким ребенком, люди думали, что мы просто сумасшедшие: нам негде будет жить, детям некуда будет пойти — не было ни школ, ни детских садов. Я не буду рассказывать все эти старые истории. То, что мы сегодня чувствуем здесь в общине — я говорю сейчас прежде всего о единстве, о дружбе, о семейных чувствах, — это вообще уникально. Я был во многих общинах во всем мире и, к сожалению, не видел евреев, которые так заботятся друг о друге, так встречают друг друга. Заходишь в синагогу утром, стоишь в стороне и смотришь: один другого целует, обнимает, как будто они не виделись целый год, а ведь они, скорее всего, вчера вечером встречались на молитве. Это семейные отношения, люди стали очень близки друг другу. У меня было много друзей до того, как я приехал в Россию, и я не могу сказать, что хотя бы один из моих старых друзей сейчас так же близок мне, как те друзья, которых я нашел здесь. И это друзья были очень близкие, это не тот случай, что я живу здесь, а они там, и поэтому мы перестали общаться. Но близость, которую я чувствую здесь, намного сильнее, чем та, что была в прошлой жизни, до России. Я думаю, что евреи здесь очень теплые, искренние, очень душевные, преданные. Это вообще что-то уникальное. 

Если говорить об общине как об организации, достаточно ли она организована, развита, то я думаю, что нет. Я вижу, что здесь очень многого не хватает: например, то, что называется средним классом. Это люди, которые работают, и они создали себе в бизнесе такой комфорт, какой есть сегодня в еврейском бизнесе в Америке, даже в Европе в некоторых странах. Мы до этого еще не доросли. Но это проблема России в целом, мне кажется. 

— В России так и не случился средний класс как социальная основа общества. 

Да, не хватает среднего класса. У нас много богатых евреев, которые активно помогают, и при этом очень много людей, которые еле-еле дотягивают до конца месяца. А вот среднего класса, еврейского бизнеса, к сожалению, не хватает. Вот если мы говорим о вашем журнале. Хорошо, что какой-то человек решил, что нужно его финансировать. Но такой же журнал есть в Лондоне, Париже, есть много таких изданий в Америке, и их население поддерживает. Он нужен кому-то, и поэтому люди готовы платить за подписку. 

Так что я думаю, что мы только в начале пути. Я надеюсь, что новое поколение, которое учится сегодня в еврейских школах или участвует в молодежных программах, завтра станет таким средним классом, будет заниматься малым и средним бизнесом, они станут хорошими менеджерами и будут поддерживать общинную жизнь не только пожертвованиями, а будут активно жить этой жизнью. Есть расходы на воспитание детей, и школа будет поддерживаться благодаря им, а не только благодаря спонсорам. Сегодня мы видим это: люди готовы платить за еврейское образование своих детей, но таких людей пока мало. Наша цель, чтобы в таком городе, как Москва, были тысячи таких семей.

Если посмотреть на Америку, там чувствуется присутствие еврейского бизнеса. Это люди, которые не работают в Шаббат, ходят на работу в кипе. Когда ты заходишь в банк в Нью-Йорке и видишь еврея в кипе, это давно никого не удивляет. Нужно, чтобы это стало органичной частью общества. Мы хотим, чтобы в России было то же самое. 

— То есть получается, что за последние 30 лет ситуация сильно не изменилась, только богатые люди дают…

…а бедные получают? Нет, я думаю, кое-что изменилось. Первые годы было всего человек пять или десять, которые помогали. Сегодня это уже тысячи. Я могу сказать, что только в нашей общине, в Москве, сегодня около двух тысяч человек, которые помогают постоянно. Кто-то помогает больше, кто-то меньше. То, что раньше было десять человек, а сегодня две тысячи, это уже очень хорошо, слава Б-гу. Но я хотел сказать другое. Эти две тысячи человек, которые помогают, они не интегрированы в общину полностью, их дети не всегда ходят в еврейскую школу. Они спонсоры. Слава Б-гу, что есть такие евреи, у которых открыта душа, они хотят помогать. Их дети могут не ходить в еврейскую школу, но они помогают другим детям ходить туда. Мне недавно сказали, что в Майами, если не ошибаюсь, детский сад стоит в месяц две с половиной тысячи долларов. И там, конечно же, не спонсор платит. А в год это 30 тысяч долларов! 

— Да, но при этом в год американский еврей зарабатывает свои двести или триста тысяч…

Сейчас в Нью-Йорке это главная проблема — то, что люди должны платить за образование. Религиозное ортодоксальное население не может это тянуть, это сумасшедшие деньги, потому что у каждого по несколько детей, платить невозможно несколько тысяч долларов за каждого в месяц, это бред. Но тем не менее мы бы хотели прийти к тому, чтобы в России появился такой еврейский средний класс, который готов свои реальные деньги платить за еврейское образование своих детей. Это базис любой общины. 

— Сколько евреев живет сейчас в России по оценкам ФЕОР? Я нередко слышу, что вот ФЕОР искусственно завышает эту цифру с прицелом на фандрайзинг.  

У нас есть партнеры в этом изыскании, недавно я слышал, что «Левада-центр» делал опрос, и они пришли к выводу, что 0,5% населения России — еврейское, они себя считают евреями — эти семьсот тысяч. Мы считаем, что даже чуть больше, примерно миллион. Эти евреи где-то есть.

— Мы сейчас не говорим про галаху или про то, что человек считает сам себя евреем? 

Я думаю, что в России есть миллион евреев по галахе. Откуда я это знаю? Ребе говорил, что количество евреев в России намного больше того, которое принято официально. Я не хочу гадать, нет в этом смысла никакого. В каждую свободную минуту я могу что-то сделать, чтобы привлечь еще одного еврея. Это может быть с помощью «мишлоах манот» (заповеданные на Пурим подарки. — Прим. ред.), рекламы мацы на улицах или создания еще одной новой программы для молодежи. Главное — продолжать работать.  

— А зачем вообще сейчас еврею жить в галуте? Вы говорите, что вы не представляете себе жизни нигде больше и совершенно счастливы в России.  А как же с заповедью жить еврею в Израиле?

Прежде всего я думаю, что каждый религиозный человек нужен здесь, потому что уровень ассимиляции в России, к сожалению, очень высокий. И любой человек, который может дать другому понимание, что такое быть евреем, нужен здесь. У каждого из нас огромная ответственность, потому что мы можем спасти тысячи, по крайней мере сотни семей от окончательной ассимиляции. Здесь очень много евреев, которые хотят знать об идишкайт (традиционный жизненный уклад евреев согласно законам Торы и указаниям мудрецов. – Прим. ред.) больше. Мы должны обслуживать потребности российских евреев. 

— То есть если к вам завтра придет человек с вопросом, нужно или нет репатриироваться в Израиль, у вас есть готовый ответ? 

Конечно же, жить в Израиле — это важная заповедь. Более того, многочисленные указания Торы могут быть реализованы только в земле Израиля. Создание Государства Израиль — это важнейшее историческое событие, которое подтверждает для всего человечества истинность библейских пророчеств. Ребе всегда очень внимательно относился к всему, что связано с Израилем, в особенности с вопросами безопасности этой страны. Но если ко мне придет человек с вопросом, репатриироваться ему сейчас или нет, то я первым долгом спрошу его, где он будешь жить еврейской жизнью. Не где ему будет комфортнее, а где будет по-еврейски. Во-вторых, где он нужен больше. Мы приходим в этот мир не для того, чтобы получать удовольствие и комфорт. Мы пришли сюда, чтобы что-то делать, мы здесь находимся не случайно, у каждого из нас есть какая-то миссия. Поэтому основной вопрос: где ты больше нужен?

— Я понимаю вас, но тем не менее не могу вспомнить слова Ребе о том, что когда к вам приходит еврей, сначала узнайте, как у него с работой, с семьей и со здоровьем, а потом давайте ему религию. 

Это слова Баал Шем Това, Ребе повторил его слова. Да, он говорил, что сначала нужно помочь еврею в материальном и только потом в духовном. Его материальное состояние не менее важно для нас, чем его духовное состояние. Может быть, самая главная заповедь Торы — любить ближнего как самого себя. Не важно, религиозный он или нет, родственник твой или вы вообще мало знакомы. Нужно любить каждого еврея, нужно стараться помочь каждому еврею. 

— Вы упомянули кризис, и я помню кризис 2008 года, когда в общине были проблемы, в том числе и с образовательными программами. Денег стало существенно меньше тогда. Сейчас страна тоже в довольно затяжном кризисе. Как ФЕОР справляется?

Мы научились жить под водой. (Смеется.) 

— Это смешной анекдот, но если серьезно…

Прежде всего, мы на всех наших программах научились экономить, мы урезали бюджет, насколько смогли. Я должен дать высокую оценку руководителям разных наших учреждений и программ, которые работают, считая каждую копейку. Но, слава Б-гу, все стараются не снижать уровень программ, качество обучения. Спасибо большое всем, кто трудится, выполняет колоссальную работу, несмотря на то, что сейчас реально тяжело. Мы стремились и в прошлый кризис, и в этот ни в коем случае не закрывать ни одной программы. У тебя есть ребенок, и вот настает кризис. И что, ты не будешь его кормить? Это твой ребенок, что поделаешь, нельзя не кормить его, ты обязан кормить! Думай, работай, не спи, сам не ешь, но кормить ребенка будешь. Организм должен развиваться. У нас такое отношение к нашим программам.   

— В Пиркей Авот (трактат мишны «Поучения отцов») написано, что еврей должен максимально стараться дистанцироваться от властей. Не секрет, что российский Хабад называют «путинскими евреями». Многие уверены, что это какая-то спайка абсолютно неразрывная: Лазар, Борода — это одобренная Кремлем еврейская организация. Когда Ребе направлял вас в Россию, он как-то готовил вас к таким ситуациям? Или вам приходилось разбираться с вопросами по мере их поступления? 

Давайте лучше я расскажу вам, как познакомился с президентом Путиным. У меня были встречи с Ельциным, с Горбачевым, как я говорил в начале нашего интервью. Тогда задача тогда была очень простая, у нас была понятная цель: мы хотели получить назад синагоги, хотели, чтобы в России прекратился антисемитизм, чтобы власти признали, что есть еврейская община и ее интересы. Было много вопросов, и мы искали и пробовали все варианты, чтобы антисемитская позиция советской власти в коммунистический период была осуждена. Мы хотели, чтобы новая Россия была новой и по отношению к евреям. 

Мы считали, что власти обязаны делать все, чтобы вернуть то, что было разрушено и отнято за годы советской власти. Конечно, мы искали связи с властями с первого дня, как я сюда приехал. И с Лужковым, и с губернаторами, и с Горбачевым, потом с Ельциным. Было очень тяжело с ними, потому что они не особо активно шли на контакт. Я думаю, мне казалось, что у них была какая-то антипатия.

— У них антипатия была?

Они не знали, кто мы. Думали, что мы какие-то инопланетяне… Хасиды какие-то приехали, американские шпионы, может быть, или там итальянская мафия… И им было непонятно, наверное, чего от нас ждать. Это было непривычно. Первые годы люди вообще не понимали, кто я такой. Я ходил по улице в шляпе, я действительно выглядел странно для них, такого не было здесь семьдесят лет. Было сложно.

Я ездил на метро, у меня тогда машины даже не было. Ну не важно, это все лирика. Главное то, что в какой-то момент мы решили организовать съезд общин. Решили, что всем общинам, которые с нами связаны, нужно собраться, поговорить и так далее.

Это был первый съезд ФЕОР. Просто съезд общин, уже там создали Федерацию. И пригласили Ельцина, решили, что будет хорошо, если он придет на такой съезд. Нам ответили: «Он не ходит никуда». Люди даже смеялись: «Он просто не может, ты вообще понимаешь, что говоришь!?» Мы тогда спросили: «А что можно?» — «Ну, может быть, получится встретиться с премьером». Это было то время, когда Ельцин менял премьеров каждые две недели. Вставал утром, решал распустить правительство и назначить нового премьера. И когда организовывали этот съезд, это было через месяца два или три, наверное, после того как Путин стал премьером. И нам сказали, что, может быть, получится встретиться с новым премьером. Мы позвонили, были уверены, что ответ будет такой же, как обычно, а нам говорят: «С удовольствием. Приходите, пожалуйста. Организуем встречу». Для нас было совершенно неожиданно, мы спросили: «А когда?» — «Через три-четыре часа». Ну, может быть, не через три часа, но в этот же день точно.  

Нам ехать к премьеру, а у нас даже машины нет! И я помню, бизнесмен Фима Ройтман, который активно помогал общине с самого начала, дал нам свой мерседес, мы раввина Беккермана посадили за руль, и он повез нас в Белый дом. Зашли к Путину…

— Вы один были на этой встрече?

Нет, с нами еще кое-кто из участников съезда был. Рассказали, что у нас был съезд, мы хотели его приветствия. И потом, наверное, час еще мы спокойно и конструктивно общались о еврейской общине в стране. И вдруг я увидел человека, который открыт, ему интересно, он готов с нами разговаривать! Он не смотрит на нас как на инопланетян. Мы нормальные люди, которые живут здесь. Он рассказал нам историю, как в Петербурге помог открыть еврейскую школу, много историй рассказал, не помню, сколько сидели точно, час, если не больше. Все, была отличная встреча, забыли. 

Вдруг 31 декабря, я тогда отдыхал где-то, был у меня в номере телевизор. Мне звонят из России: «Срочно включай телевизор»! Я не знал, что происходит, я испугался, если честно, тогда Россия была в таком состоянии, когда каждый второй день путч мог очередной случиться! А там Ельцин выступает и говорит: «Я хочу передать власть, и исполняющим обязанности президента будет Путин». Для меня это был такой шок, я понял, что это не случайно. То, что произошло — это от Б-га. Мы познакомились с Путиным до того, как он стал президентом. Понятно, поздравили его с назначением и старались, конечно, поддерживать контакт. Повторяю, все контакты с властью до этого были очень тяжелыми, а тут просишь встречу, а тебе отвечают: «Приезжайте!» Он к нам очень тепло отнесся, я подумал, что теперь точно что-то может поменяться в отношении власти к евреям. 

— Вы довольно легендарный человек в русскоязычном сегменте интернета. Там много всего написано, вам лучше всего и не знать, наверное. (Смеется.) Но меня заинтересовали две легенды особенно. Первая, что вы имели отношение к отмене поправки Джексона-Веника, что вы лично с помощью своих американских родственников лоббировали это решение. А вторая, что, когда «Бритиш Петролиум» (BP) заходил в Россию, вы были тем человеком, который поручился за «Альфу». 

Если мы говорим о поправке Джексона-Веника, это более важный вопрос, чем  сделки в бизнесе. Здесь, по крайней мере, наша позиция ясна. 

Одной из главных причин принятия поправки был «еврейский вопрос». И известно, что евреи были за ее принятие. Россия сегодня на сто процентов уже вышла из тех времен, и отношение к репатриации евреев, к соблюдению заповедей, борьба с антисемитизмом на государственном уровне прекрасно это показывают. И слава Б-гу, что произошла отмена этой поправки. Я считаю, что поздно ее отменили.  Но лучше поздно, чем никогда. 

— То есть я правильно понимаю, что вы не отрицаете активного участия в отмене поправки. А насчет BP и «Альфы» комментариев не будет?

Правильно. 

— Вы россиянин, вы давно уже являетесь гражданином этой страны. Многие считают, что одна из обязанностей еврея по Торе — способствовать построению справедливой судебной системы в стране его проживания. Всем известно довольно бедственное состояние судов в России. А у вас рабочие конструктивные отношения с гарантом конституции. Нужно конкретизировать вопрос? 

Нет. Давайте я вам расскажу историю. Был момент, когда в мой адрес были разные обвинения. Если суммировать, собрать их вместе, идея состояла в том, что я недостаточно борюсь против людей, которые недостаточно понимают силу демократии. 

И так случилось, что я тогда встретился с очень мудрым евреем Эли Визелем. Я задал ему этот вопрос. И он ответил мне: «Очень интересно, что ты мне задаешь этот вопрос, потому что со мной была та же самая история. Когда я начал заниматься еврейскими общественными делами в Америке, у меня были разные встречи. С Фиделем Кастро например. И понятно, что все на меня накинулись: как ты можешь встречаться с людьми, которые не поддерживают демократию?! Как ты можешь поддерживать такие силы, которые не дают свободы слова?!» И так далее.

Что делает еврей, когда не знает, что делать? Он идет к Любавическому Ребе. Эли зашел к Ребе, у него с ним были очень доверительные отношения, и спросил у него: «Что я должен делать?» И Ребе ответил: твоя обязанность — заниматься еврейскими делами. Есть много разных организаций и учреждений, которые занимаются разными темами, но, к сожалению, недостаточно людей, которые занимаются еврейскими делами. Твое дело — делать то, что нужно евреям». И Визель сказал мне: «Я хочу тебе сказать также, есть вопросы, которыми ты можешь заниматься бесконечно, ты можешь заниматься любыми вопросами на свете — экологией, глобальным потеплением или проблемами Африки, но у тебя есть главный вопрос: сосредоточиться на том, что нужно евреям. Займись этим делом, этого достаточно, больше не нужно». И поэтому я не буду говорить о положении на Украине, не буду говорить о ситуации в Конго, если это не касается евреев напрямую. Если это вопрос, который не связан напрямую с моей сферой ответственности, то есть другие люди, которые этим занимаются. Есть бюро по правам человека, другие организации. Пусть каждый занимается своими вопросами. 

— Но такая заповедь установления праведных судов в любом государстве у евреев есть? Они обязаны способствовать этому?

Это одна из семи заповедей сыновей Ноя (Б-жественные законы для всего человечества Торы в трактовке еврейских мудрецов. — Прим. ред.), должны быть справедливые суды. Но я не тот человек, который сегодня в состоянии объективно оценить состояние судебной системы в России, в Америке, где-то еще. Я думаю, что каждый честный человек должен думать, что он может сделать именно на том направлении, которое доверено ему, а не заниматься всеми вопросами разу. 

— Последний вопрос по поводу мифов. Небезызвестная NY Times недавно опубликовала материал о вашей встрече с Джейсоном Гринблаттом, человеком из ближайшего окружения Дональда Трампа. Рав Борух Горин на этот счет даже написал очень ироничную фразу в своей колонке редактора на сайте lechaim.ru: «Вот я и дожил до времени, когда хасидские майсы на исходе субботы рассказывают в главной газете свободного мира!» 

Это была сенсация в Америке, это было на первой странице NY Times. Но я не понимаю, в чем сенсация. То, что я встречался с одним евреем, который работал или сейчас работает на Трампа? Сейчас он отвечает за переговоры с Израилем и Кубой, недавно проводил переговоры с Нетаниягу и Аббасом. Он религиозный еврей, у нас есть много общих знакомых, они попросили, я был в Нью-Йорке, и мы встретились. Мы долго сидели, говорили, встреча длилась часа полтора, наверное. Это была, если я не ошибаюсь, пятница, пожелали «Шаббат шалом» друг другу, расстались. Приятный, интересный, умный еврей. Это было в Нью-Йорке в мае 2016 года. Как об этом узнали, что я был на этой встрече, я до сих пор не понимаю. Но узнали и  позвонили…

— Сейчас, когда политический климат в Америке сильно меняется в связи с приходом к власти Трампа, вы будете как-то стараться способствовать сближению позиций между Россией и США? 

Наша позиция ясна, это была позиция Ребе. Позиция Ребе была такова, что все эти санкции, демонстрации и разрыв в отношениях ни к чему хорошему не приведут, наоборот. Решение вопроса должно прийти через диалог, через контакты, через политические и дипломатические отношения, которые могут способствовать сближению и взаимопониманию. Прежде всего, это борьба против террора, более активное сотрудничество в экономике, культуре. Будем ли мы способствовать, если кто-то к нам обращается с просьбой поспособствовать? Наверное, будем. А если нет, у нас, еще раз повторю, другие задачи. И главная наша задача — это строить еврейскую жизнь в России. 

— Многие ждут, что 5777 год по еврейскому летоисчислению должен стать особенным. Вы всегда заканчиваете свои субботние проповеди словами о скором приходе Машиаха, о строительстве Третьего Храма. Как евреи должны провести Песах в этом году, чтобы приблизить реализацию этих чаяний, которым уже больше трех тысячелетий? 

Прежде всего я согласен, что год с тремя семерками — это потенциально удачный и счастливый год. Нужно что-то делать и получать больше благословения в свои деяния. Но если человек будет дома лежать на диване и говорить: «Год удачный, год особенный, все будет хорошо», то ничего не получится. Б-г посылает благословение на наши деяния. Если мы говорим о Песахе, я думаю, что наша главная задача, прежде всего, чтобы каждый еврей как можно больше радовался в эти дни. Песах — это не только праздник с какими-то строгими обрядами. Есть такая шутка, что пыль это не хамец, а дети не пасхальная жертва. Некоторые люди подходят к подготовке к Песаху так, что ремонт начинают делать каждый год. Они загоняют себя в какие-то тяжелые обстоятельства. От этого дети страдают, потому что ходить по дому нельзя, мама нервничает…

— Но вы же именно так все и сделаете, потому что в Хабаде принято устражаться на Песах. 

Максимально строго, но чтобы дети не страдали, чтобы они не стали жертвами этой подготовки. И с пониманием того, что пыль — это не хамец!  Хамец — это то, что запрещено по Торе, не надо доводить до сумасшествия себя, ситуацию — до абсурда! Главное для праздника Песах — это выходить на свободу здесь и сейчас, каждый человек должен чувствовать, что он выходит за пределы своих ограничений, преодолевает собственные стереотипы поведения. Он теперь может реализовать себя в полной мере, никакие ограничения, неважно, внешние или внутренние, не отделяют его от самореализации, от достижения собственной уникальной миссии. И это есть источник особой радости, это настоящая цель пасхальной ночи, «седер Песах». 

— Сколько часов в день вы спите обычно?

Сколько получится. Я чувствую, что, слава Б-гу, есть еще очень много того, что нужно сделать. Мой отец говорит, что после 120 лет будем спать столько, что хватит на всю предыдущую жизнь. Понятное дело, что необходимо заботиться о своем здоровье при этом. Более того, это заповедь!  

— А как вы это делаете? Чтобы много работать, нужно постоянно себя поддерживать в форме. 

Спорт, семья, хорошее настроение, и главное — изучение Торы. Это самый главный заряд, который дает человеку такое внутреннее спокойствие, что он смотрит на мир по-другому. Такой заряд — это Тора, для меня хасидут особенно. 

— Жена согласна с вашим распорядком дня? Она не говорит вам: «Ты мало бываешь дома»?

Я уверен, она хотела бы, чтобы я бывал больше, но она поддерживает все мои начинания и сама участвует во многих проектах. Главное, не сколько часов ты провел дома, а качество этого времени. Человек может быть дома с шести вечера, но он смотрит телевизор, разговаривает по телефону… У нас с качеством точно все в порядке. С количеством, может быть, надо работать.

— Вы сказали, что очень любите Россию. А есть что-то, что вам в России сильно не нравится? 

Я очень люблю Россию. Чего России не хватает, это, наверное, стабильности.  Здесь люди думают, что за один день можно все поменять, и если сегодня все не так, как должно быть, это плохо, это катастрофа. Я считаю, что есть процессы, для которых необходимо время.

Я очень хорошо помню слова, которые Киссинджер сказал в начале 90-х про шоковую терапию в России. Слишком много было шоков и мало терапии. Да, в других странах ситуация может быть намного комфортнее. Я привык в Италии жить — все чисто, красиво, все ухоженное. А почему здесь это невозможно? Потому что здесь люди не готовы к постепенным процессам, идти шаг за шагом. Если мы хотим что-то изменить, каждый должен делать свой вклад, должен понимать, что от него много что зависит. Но чтобы была стабильность, нужно идти шаг за шагом, невозможно прыгать. Человек не может каждый день прыгать. В Песах мы прыгаем, делаем качественный скачок. Но это происходит раз в году. Раз в году ты прыгаешь, а потом целый год нужно упорно и последовательно двигаться к своим целям.  

— Сколько языков знаете?

Шесть или семь. 

— А на каком языке думаете?

Трудно сказать. Я изучаю Тору на одном языке, считаю деньги на другом, с женой разговариваю на третьем, а с детьми — на четвертом.

— А родной язык, «маме лошен», какой для вас? 

«Маме лошен» для всех всегда был идиш и будет. (Cмеется.)

— Итальянский?

Итальянский.