Дед и Бен-Гурион
— Вы родились в…
Израиле. Город Нетания.
— А откуда такой хороший русский язык?
Родители из СССР. Отец был сионистом, уехал из Риги в начале 70-х. Дед со стороны отца и его брат дружили с Бен-Гурионом, они еще в 30-х годах попали в подмандатную Палестину. Есть даже фотографии, на которых дед и Давид Бен-Гурион стоят вместе. Дед был адвокатом, а его брат — агрономом. Нерелигиозные люди, но Тору и Талмуд знали.
Отец мой – инженер, прокладывал дороги и строил дома. Он работал в «Сохнуте» много лет. Так он встретился с моей мамой. Он 1941 года рождения, уже давно на пенсии. Когда Советский Союз вторгся в Прибалтику, семью отца выслали в Сибирь, потому что они считались зажиточными, буржуазным элементом. Бабушка была беременна, папа родился в дороге. Когда Сталин умер, они вернулись обратно в Латвию.
Маме пришлось несколько лет потратить, чтобы получить разрешение на выезд в Израиль из Москвы — сначала уехали ее родители и сестра, затем и она. Это произошло в конце 70-х.
Мама читала мне всю детскую классику на русском языке. И «Рикки-Тикки-Тави», и «Маугли», и «Карлсон, который живет на крыше».
— Нетривиально для тех лет. Среди репатриантов было принято переходить на иврит.
Мама, конечно, выучила иврит – сначала в ульпане, а потом практиковалась на работе. Она врач-дерматолог, сразу подтвердила диплом и начала работать. Но всё равно первый язык – это русский язык, дома она разговаривала по-русски. Ее родители переходили дома на идиш только тогда, когда надо было при детях обсуждать «взрослые дела».
— Кем были ее родители?
Дед родился в Юзовке, сегодняшний Донецк, даже успел поучиться в хедере. Он был одним из шести детей. Задолго до войны они оказались в Ташкенте. Когда семья услышала о Кишинёвском погроме, недолго думая решили всё быстро продать и переехать в Ташкент.
Дед был гениальным хирургом, переехав с семьей из Одессы в Москву, почти попал под «дело врачей», его в последний момент спас приятель переводом в Новосибирск. Дома говорили на идише. В Песах ели мацу, но другие обычаи не соблюдались. Еще дед делал подпольные обрезания.
— Вы выросли в нерелигиозной семье.
Да. Папа был сионистом, но накануне пасхальной недели покупал хлеб и держал его в морозилке. Мама долго искала смысл жизни и в итоге пришла к религии. После развода она занималась моим воспитанием, отдала в религиозный сад. Чтобы получить аттестат зрелости, я окончил государственно-религиозную ешиву «Бар-Илан» в Тель-Авиве. Там в первой половине дня изучали религиозные предметы, а во второй — светские.
В 2002 году я пошел в армию сначала как обычный связист, потом меня перевели в связисты спецназа. Мне сказали, что со мной в армии случатся три вещи: я начну курить, сниму кипу и стану пить кофе. Предсказание исполнилось на одну треть — я подсел на кофе. Иногда я был единственным солдатом в кипе, вел молитвы, читал Тору. Конечно, были сложности, но армия очень помогла разобраться в личных отношениях со Всевышним.
Рекомендация пьяной соседки
— На каком этапе вы решили стать раввином?
Моя мама долгое время была связана с Центром каббалы, даже преподавала там по-русски. Мы все праздники проводили в Центре. На определенном этапе меня пригласили в Лос-Анджелес – работать со студентами: и евреями, и неевреями.
Был у нас студент из масонской организации. Он достиг там самого высокого уровня, называется «32-й градус» или «32-я ступень». Самый высокий – 33-й, но ты не можешь его просто так получить. Я его спросил, почему он к нам пришел. Он сказал, что у масонов после «32-й ступени» рекомендуется изучать каббалу.
Потом мне предложили перейти в московский филиал. В результате я в Москве пробыл почти 10 лет: с 2009-го по август 2018 года. До сегодняшнего дня моя мама продолжает ходить по субботам в Центр каббалы в Тель-Авиве. Старший брат возглавляет филиал в Южной Америке. А я из этой структуры впоследствии ушел.
— Почему?
Это место, в котором я перестал видеть себя и которое я больше не готов рекомендовать. Когда я хотел уходить, я говорил с раввином Пинхасом Гольдшмидтом: моя жена Зина редактировала и помогала издавать раву Пинхасу его книги на русском языке – так мы познакомились с равом. Еще общался с раввинами Ювалем Шерло и Ури Шерки. Это три человека, которых я ценю и уважаю. Они сказали: «Можешь остаться. От плохого защищайся, продолжай делать хорошее». Но я не мог сам с собой так поступить. И жена сказала, что больше так продолжаться не может.
— Во время работы в Центре каббалы вы считали себя ортодоксальным евреем?
Я соблюдал всё, как и сейчас. У рава Берга, основателя Центра каббалы, была мечта создать в Израиле кибуц. Я тоже планировал вернуться в Израиль. В Москве со мной произошел инцидент: соседка то ли пьяная, то ли под воздействием наркотиков, начала крыть меня словами, о существовании которых я и не подозревал. Абсолютным матом. Она-де не желает слышать, как я пою с сыном на иврите по субботам у себя в квартире. Начала кричать: «Уходи, тут не твое место!» Я спросил: «А где же мое?» Она ответила: «В Иерусалиме!». Прямо пророчество! Но, конечно, не это повлияло на наше решение уехать из Москвы, тем более жена – москвичка, все родственники в России, в Москве преимущественно. Переезжать решили, когда поняли, что больше не хотим работать в Центре каббалы.
— Вы стали собирать чемоданы?
Я пришел к раввину Гольдшмидту за рекомендациями. Он спросил, готов ли я возглавить какую-нибудь общину в России. Я сказал, что после Москвы не хотелось бы попасть в другой город России. Тогда р. Пинхас сообщил, что скоро в Риге будет конференция молодых раввинов Европы, и пригласил меня.
В самолете он рассказал, что в Юрмале открывается новая синагога, и что он хочет меня рекомендовать. Со Второй мировой войны в Юрмале не было синагоги. И вот бизнесмен, вице-президент Евро-Азиатского еврейского конгресса Эммануил Гриншпун на протяжении многих лет приезжал каждое лето в Юрмалу. Он поддерживает разные общины и синагоги. Сам он из Молдовы, но живет в Америке и ведет бизнес в разных местах. Он решил построить синагогу «Бейт Исраэль» в своем доме, отдал половину первого этажа. Это деяние он посвятил памяти своего отца Исраэля бен Меира а-Коэн Гриншпуна.
— Почему именно в Юрмале?
Эммануил мне объяснил, что там проживает несколько сотен евреев, а летом их гораздо больше. Говорит: «Раз местные активисты не могут собраться и построить синагогу, я это сделаю сам!»
Я приехал в Юрмалу, мы встретились. Договорились, что он отвечает за то, чтобы у меня была квартира, и предоставляет месячный доход для семьи. «Общинного бюджета» не было. Все расходы синагоги оплачивал Эммануил.
Потом я и сам начал собирать деньги. Например, в прошлом году на Песах было девяносто человек. Мы пригласили около сорока пожилых людей, которые, возможно, первый раз в жизни были на кошерном седере. Я собрал около трех тысяч евро для этого мероприятия.
— Перед вами поставлены конкретные задачи?
Построить живую общину. Сделать так, чтобы расходы разделили люди, которые здесь живут. Мы проводим социальные проекты, стараемся быть полезными не только местным евреям, но и другим жителям Юрмалы.
Синагога для атеиста
— Что вообще происходит с латвийской еврейской общиной? Говорят, что в Риге в свое время были конфликты на этой почве.
Это стало одной из причин, по которой Эммануил Гриншпун искал раввина извне, чтобы изначально не быть вовлеченным в этот конфликт и чтобы синагога «Бейт Исраэль» была мирной и открытой для всех. В Риге есть три общины: нерелигиозная и две религиозные. Сейчас трений практически нет. У Гриншпуна, кстати, хорошие отношения со всеми еврейскими организациями. На открытие нашей синагоги приезжали представители Тошского хасидского двора, был и раввин Гольдшмидт.
— Вы находитесь далеко от Риги?
От района Юрмалы, где открылась синагога, и до центра Риги – 25 минут на машине без пробок.
— Существует статистика, согласно которой в синагогу ходят 3% от числа евреев того или иного города. Что происходит у вас?
В Рош а-Шан было больше ста человек. И местные евреи, и евреи из Риги. Были гости из Израиля, России, Италии. Первая зима была сложной. В последнюю зиму уже стабильно собирался миньян. Иногда было и 15 мужчин.
— Действуют ли на базе синагоги другие общинные структуры?
Мы работаем над тем, чтобы открыть кошерную кухню. Сейчас заказываем кейтеринг на шаббаты и праздники в кошерном рижском кафе «7:40». Для нескольких праздников заказывали кошерный кейтеринг аж из Вильнюса! Один из наших членов общины прошлым летом организовывал шхиту эко-куриц и уток.
Есть и наши пожилые члены общины. Совместно с рижским социальным центром «Хесед» мы до карантина проводили для них в Юрмале различные социальные активности. Также мы регулярно созваниваемся с каждым участником общины, как говорится, держим руку на пульсе.
Кроме этого, я не только раввин, но и председатель общины, а это – работа с документами, бухгалтерия, волонтерство, лекции. Руки не доходят до всего сразу. Мы с женой хронические оптимисты, из-за этого планы большие: от создания детского сада – до структуры кошерного туризма.
— Кто они, ваши прихожане?
Поначалу были только пожилые люди. Когда я приехал, мне дали список: шестьдесят членов общины преклонного возраста, самому молодому – 70 лет. Первую бар-мицву у нас провел 83-летний житель Юрмалы Лев Островский, кстати, на протяжении долгого времени бессменный художественный руководитель известного концертного зала «Дзинтари». Когда его родственники в Израиле услышали, что он ходит в синагогу, они обалдели. Другому 75 лет, он заинтересовался: «Я атеист, но у вас в синагоге так хорошо… Можно я иногда буду заходить?». Сейчас уже, конечно, много молодых. Регулярные лекции, шаббатние трапезы, молитвы, мероприятия на все главные еврейские праздники… Одну хупу я уже провел, было также и обрезание, уже не одна бар-мицва, халаке. Костяк общины — человек тридцать.
А еврейских «латвийских» контактов сегодня у меня в списке — около двухсот.
Зима без медведей
— Больная во всех смыслах тема — коронавирус. Как он затронул Латвию?
Прибалтике повезло реально, границы были закрыты вовремя. В Латвии заболели чуть более 1000 человек, умерли 24, по последним данным. Сейчас Латвия, Литва и Эстония договорились открыть внутренние границы. До этого были ограничения, но не было жесткого карантина, как в Израиле или России.
Синагогу я закрыл очень рано, не ждал государственных распоряжений. Я смотрел на то, что происходит в Израиле. Понимал, что к нам кроме молодежи приходят пожилые люди, которым под 90, я не был готов рисковать. Пурим, слава Б-гу, прошел безопасно. Сейчас, например, наш волонтер, раз в две недели обзванивает всех пожилых членов общины, узнает, как дела, нужна ли помощь.
— Из прихожан кто-нибудь заболел?
К счастью, нет. Перед Песахом я лично надевал маску, перчатки, развозил с волонтерами вино, мацу, Пасхальную Агаду для всех местных. Впервые в жизни у меня был семейный седер: только я, жена и дети.
Уроки я сразу стал проводить онлайн: не только для нашей общины, но и для Хоральной синагоги, для «Тора ми-Цион».
Раввин Шимон Кутновски-Лиак
— Не секрет, что у Латвии непростые отношения с Россией и русским языком. Вы это ощущаете на себе?
По факту – никаких проблем в общении на русском. Я не чувствовал никакой агрессии по этому поводу. Даже молодое поколение, которое плохо уже знает русский, сначала старается из вежливости как-то что-то говорить, и уже потом переходит на английский. Понимаю, почему Латвия продвигает латышский язык, я это поддерживаю. Антироссийские инциденты здесь минимальны и маргинальны. Был один случай: как-то раз жена вечером в магазине что-то сказала по-русски, и неопрятный человек с пивом в руках начал орать. Сразу все кинулись ее защищать.
— Что с антисемитизмом?
Редко, но бывает – по рассказам некоторых местных евреев. Нашим личным опытом не подтверждено. Латыши сдержанные, вежливые и не словоохотливые люди. Недавний анекдот: когда сказали, что надо соблюдать социальную дистанцию и держаться друг от друга на расстоянии двух метров, латыши удивились: «Обязательно так близко?!»
— Раввин Пинхас Гольдшмидт считает, что этот год будет сложным для общин средних размеров, которые не получают постоянного финансирования. Юрмала напрямую зависит от туристов, ваша община — частично — тоже. Готовы к черной полосе?
Во-первых, все рижане, которые улетали летом погреться, например, в Италию, поедут в Юрмалу. Юрмала уже забита местными. Летом будет немало работы как с рижскими, так и с юрмальскими евреями. Вчера и сегодня я уже пересекался с теми, кто остались в Юрмале, – прежде они не появлялись летом в синагоге – у нас состоялись очень теплые беседы.
А так мы, конечно, очень аккуратно и ответственно обращаемся с деньгами. Наша сегодняшняя деятельность в Юрмале – это социальные проекты и религиозная, образовательная истории. Мы пока только планируем вкладываться в развитие кошерного туризма, планируем открыть местную кошерную кухню, сделать эрув, построить микву… Пока, скажем так, «потеря туризма» на нас как на еврейской общине Юрмалы не очень отразится.
— Чем вы занимаетесь помимо онлайн-уроков?
Сейчас проводим небольшие ремонтные работы в синагоге. Я закупил маски и перчатки, потому что уже на днях начнем собирать миньян во дворе — так безопаснее. И в Шавуот уже был миньян.
Я также занимаюсь проектом в еврейской школе в Риге, это тоже дополнительная работа. Кроме этого, у нас пополнение в семье: пасхальный подарок. Наша дочка Оделея родилась накануне Песаха. Старшему сыну Йосефу — 4 года, сейчас он дома, а до этого ходил в очень приятный и хороший хабадский садик: это единственный религиозный садик в Риге.
— Короче говоря, в Юрмале вы прижились.
Для меня и для жены любовь к Юрмале не была любовью с первого взгляда, но со второго – абсолютно. Эта зелень, этот пляж. Это такая цивильная, очень длинная «деревня», 40 километров вдоль побережья.
Мы получаем столько удовольствия от природы, экологии, качества продуктов. Здесь много разных мест средневековых, крепости красивые. В трех часах езды находится могила Виленского Гаона и других цадиков.
Старый город в Риге красивый. Ночной паром из Риги – и ты уже в Стокгольме.
Перед тем, как мы сюда переехали, друг сказал: «А что ты будешь делать зимой? Даже медведи там не ходят». Первая зима была сложной, миньян собирался с трудом – однажды я был единственным посетителем синагоги.
Но сейчас уже легче. Я слышал от многих людей, что наша община привнесла энергию жизни в это место.
