Раввин Авигдор Юнаев: «Чтобы воспитать детей, надо быть воспитанными родителями»

– Начнем с краткой биографии?

Я родился в 1956 году в семье выходцев из Кавказа. Мои родители приехали в Землю Израиля еще в 1922 году с группой раввина Яакова Ицхаки – того самого, кто построил Беэр-Яаков и в честь которого и был назван этот город. В общей сложности приехало 400 семей горских евреев. Оставили все – дома, имущество – и приехали. У них при себе было золото, но все золото у них отняли в Турции, и до Иерусалима они добирались, как нищие, пешком и на ослах.

С 13 лет папе пришлось работать. Мой отец был мастером, работал на мозаичной фабрике и зарабатывал в одиночку столько же, сколько десять простых рабочих. Потом он вошел в долю с хозяином, а потом вообще купил эту фабрику. Отель «Мелахим» («Цари») украшает папина мозаика. Мозаика в филиале банка «Дисконт» на улице Дизенгоф в центре Тель-Авива – папина работа. Он же трудился над дворцом короля Хуссейна в Восточном Иерусалиме. При этом в нас всегда воспитывали скромность и умение довольствоваться малым.

– Когда вы говорите «в нас», кого вы имеете в виду?

У меня есть пять братьев и пять сестер. Между мной, младшим, и самым старшим братом – 20 лет разницы. Папа женился сравнительно поздно – в 25 лет, потому что он был на правах «главы семьи» и сначала позаботился о замужестве своих сестер. Все мои братья учились в талмуд-Тора «Бней Цион» вместе с братьями раввина Овадьи Йосефа. Их отец был кантором в синагоге, а сам р. Овадья в детстве пел в синагоге в хоре мальчиков. Они сами были из Ирака, но в Израиле ведь все смешались. Всех объединяла обоюдная любовь.

Я специально открыл свою ешиву для выходцев из всех общин – ашкеназов, хасидов, выходцев из Курдистана, из Ирака, Эфиопии. В Израиле понятие исходной общины уже не так принципиально. Все женятся друг на друге, особенно среди сефардов. И большинство горских евреев не женятся конкретно на горских еврейках. Моя жена родом из Марокко.

– Ваши родители говорили между собой на джуури, иврите или по-русски?

Родители говорили между собой и обращались к нам на джуури, мы отвечали им на иврите. И когда я лет 10-12 тому назад начал ездить в Москву, то язык постепенно всплыл в памяти. По-русски я понимаю совсем чуть-чуть.

– Помимо основной работы, ваш отец был еще служкой синагоги «Оэль Йона». Вы продолжаете его путь?

Да, папа, я, а теперь и мои сыновья заботимся об этой синагоге уже лет 90, а то и более. Здесь мне сделали брит-милу, справляли бар-мицву. Здесь же я праздновал свою свадьбу. Сегодня мы живем в другом районе, но на каждый шаббат кто-нибудь из моих сыновей приезжает с семьей, чтобы провести его при синагоге. На праздники вообще съезжаются все вместе.

В 1948 году, во время Войны за независимость, крыша синагоги рухнула от прямого попадания снаряда. Затем совсем рядом проходила граница с Иорданией. И многие горские евреи побоялись здесь оставаться и переехали в Тель-Авив. Папа остался. Отремонтировал синагогу, починил крышу. И продолжал жить еврейской жизнью. А из уехавших в Тель-Авив – а таких было большинство – почти не осталось тех, кто продолжал соблюдать заповеди, посылать детей в религиозные учебные заведения.

– Несмотря на смешение общин в Израиле, вам памятны какие-то горские обычаи с детства?

Папа писал на иврите шрифтом Раши. Это выглядело удивительно. Незамужние девушки также покрывали волосы. Причем одного покрытия было недостаточно – надевали два платка. Разделение между мясным и молочным – это было свято. Однажды я случайно открыл пакет молока мясным ножом. По ошибке. Папа очень рассердился.

На Песах у нас всегда красили и штукатурили весь дом. Моя мама из года в год заново кипятит всю пасхальную посуду. Устрожение на устрожении. Но все – из чистой, цельной веры.

– Горские евреи считаются сефардами или ашкеназами?

У нас есть много ашкеназских обычаев, но в целом мы в Израиле следуем сефардской традиции. Например, мы едим селедку, фаршированную рыбу – сефарды в Израиле такое в рот не возьмут! Холодец, пельмени – наш национальный суп дюшбара, как у ашкеназов – креплах.

Еще я очень удивлялся, почему мы не едим рис в первые два дня Песаха. Ведь должно быть либо как у ашкеназов, не есть рис весь Песах, либо, наоборот, как у сефардов, которые рис на Песах едят. Потом я докопался до источника обычая: на Кавказе нашли пристанище и ашкеназские евреи. Из уважения к ним, особенно справляя вместе Седер, местные евреи в сам праздник – йом тов – не ели рис. А за границей ведь йом тов продолжается два дня! Оттуда и обычай. Никакой обычай не возникает на пустом месте. Это же часть служения Творцу.

– С волной алии 90-х в Израиль приехали и горские евреи. С какими проблемами столкнулись они?

Ментальность горских евреев очень отличалась от взглядов тех, кто вырос уже в Израиле. Они на Кавказе жили так, как 100-400 лет тому назад жили их предки. Например, на Кавказе родителей никогда не отправят в дом престарелых: они будут жить с детьми. В Израиле это вполне норма. На Кавказе дети никогда не могли позволить себе курить в присутствии отца. Здесь об этом никто и не задумывается. А перечить родителям? На Кавказе такое невозможно! За столом – никаких разговоров, начать есть до того, как начал есть отец, – никому не пришло бы в голову.

– А после переезда?

В Израиле все настолько отличалось, что это не могло не шокировать. Родители оказались в ловушке: привычные методы воспитания здесь не работали. Дочь могла прийти домой в полночь, а ей нельзя и слова сказать. На Кавказе дети реально трепетали перед родителями. И разводов не было, притом что родители заведомо решали за детей, кто на ком женится, с детства. А сегодня что? Вседозволенность, влияние улицы. Вплоть до наркотиков и преступности.

Сегодня вроде есть все, и нет ничего. У нас было ощущение семейного тепла и радости. Одна поездка с родителями на море чего стоила! Раз в год, из Иерусалима в Тель-Авив, два с половиной часа езды в одну сторону в трясущемся автобусе, чтобы задрать штанины до колена и помочить ноги в море. А по дороге мама чистила нам свежие огурцы и крутые яйца. И это было одним из сладких воспоминаний детства.

Старшие братья, работая до свадьбы, автоматически отдавали деньги отцу, в семью. Потому что человек, который чувствует себя экономически независимым, сам зарабатывает себе на жизнь и тратит деньги по своему усмотрению, авторитетов уже не признает. Потому-то дети до свадьбы деньги отдавали родителям. Зато на свадьбу папа подарил каждому по квартире.

– Вы тоже воспитали своих детей достойными людьми. Как вам это удалось в современных реалиях?

Религиозные евреи стараются селиться в религиозных городах в надежде, что там они меньше подвергнутся постороннему влиянию. Я как-то видел в гостях собаку, смирно сидящую у ломящегося от яств стола. Раз можно воспитать собаку, то ребенка – тем более. И своих детей я воспитывал в духе своих родителей. Но для начала нужно быть воспитанными родителями. Если отец болтает во время молитвы, разве он может говорить ребенку, чтобы тот не болтал? Когда отец может сделать ребенку такое замечание? Когда он сам относится к молитве с достойным уважением, не отвлекаясь на разговоры. Так это всегда и во всем.

– Вы упомянули свою ешиву. На Кавказе, кажется, ешив в полном смысле этого слова не было?

На Кавказе ешив не было, но ешив не существовало, в принципе, до рабби Хаима из Воложина. И, например, рабби Яаков Ицхаки учился в ешиве в Литве и получил там раввинский диплом. Он свободно владел русским языком, знал идиш и от российских властей получил назначение раввина всего Кавказа.

Внутри горской общины мудрецом считался человек, знающий закон и сведущий в шхите. Тот, кто хотел достичь уровня учебы ешивы, шел учиться в литовские ешивы. Богобоязненность, чистая и искренняя вера – все это у горских евреев было в достатке. А вот изучение Торы хромало. Идеал был – идти работать, зарабатывать на жизнь.

– Это неверный подход?

Если бы сегодня все евреи выделяли время на Тору, все выглядело бы по-другому. Мой тесть – из Марокко, и он рассказывает, что в Марокко все учили Тору. Работали, но всегда находили время учиться. С утра пораньше, до работы – в синагогу. После работы – в синагогу, не только на молитву, но и на урок. Человек может быть богобоязненным, работать, молиться, учиться по мере возможности – час-два в день, и этого достаточно.

С другой стороны, откуда тогда возьмутся раввины? Откуда возьмутся десять евреев, на которых, по выражению Талмуда, держится город? И таким людям, которые посвятили себя не работе, а Торе, нужно отдавать честь. Их, на самом деле, не так много. И они подобны коэнам в Храме. Они тоже служили за весь еврейский народ, а весь еврейский народ их «обслуживал».

– Расскажите, пожалуйста, о своем колеле.

После свадьбы я учился в колеле «Бейт Ашер» в Старом городе, рядом со Стеной Плача, а потом открыл свой колель для тех, кто вернулся к корням, баалей-тшува. Начинал с теми, кто в свое время успел проучиться в ешиве и вел религиозный образ жизни, но сошел с пути. Затем постепенно моя деятельность расширилась.
Часть учащихся занимаются, чтобы сдать все экзамены и стать раввинами. Почетным председателем является раввин Гольдберг. Он же дает еженедельные уроки. Мои сыновья тоже дают уроки. В том числе и практические, для отдельной группы (один мой сын – шохет и моэль), и уроки по гармонии семейной жизни (это уже другой сын).

Кстати, еще один мой сын служит раввином в одной из израильских тюрем. Так он и там, прямо на территории тюрьмы, открыл колель. Управлению тюрем это очень выгодно. Посудите сами: каждый заключенный обходится государству в тысячу шекелей в день, при этом 95 % становятся рецидивистами. А вот после колеля 15 % завязывают с криминальным прошлым, заводят семьи, становятся добропорядочными гражданами. Поэтому тюрьмы выполняют любые религиозные требования арестанта: мацу любого кашрута, тфилин, все что угодно.

– Что привело вас в Россию?

Открыв колель, я начал искать спонсоров. Поехал попытать счастья в Америке. После Америки я поехал в Канаду. А уже в Канаде мне посоветовали поехать и в Россию. С тех пор я периодически там бываю. Герман Захарьяев пожертвовал нам 100 тысяч долларов на ковчег Торы. Есть и другие спонсоры.

Моя мечта – привозить к нам горскую молодежь на несколько лет, чтобы мы могли подучить их за эти годы: что такое богобоязненность, что значит быть шохетом, быть раввином, моэлем – со всеми законами и нюансами. Но это – очень дорогостоящий проект. Их же нужно где-то разместить, нужны соответственные условия, а сегодня поколение – избалованное. И нужно нанять хороших преподавателей. На самом деле все это реально. Как это делать – мы знаем. Но нужны средства.

– Какие приоритеты должны быть у спонсоров?

Знаете, когда Герман Захарьяев хотел построить синагогу, я посоветовал ему вместо этого открыть кошерный ресторан. А то ведь евреи едят некошерное мясо! И Герман, к счастью, тоже меня послушался и открыл кошерный ресторан. И синагогу тоже – Всевышний дал ему воплотить и то, и другое. Он сам молится трижды в день. Я знаю это не понаслышке: когда я приезжаю в Москву, то учусь по восемь часов в его кабинете. У меня там и место оборудованное есть, и книги.

– Переехать в Москву, чтобы работать с евреями, вы не собираетесь?

Я часто приезжаю в Россию, преподаю, даю советы. Но мое место – на Земле Израиля. И я говорю: каждый, кто может, пусть приезжает в Израиль. Это – заповедь. Если единственное, что удерживает, – бизнес, можно взять пример с  тех, кто, живя в Израиле, с понедельника по четверг едут работать за границу, а на шаббат возвращаются. Таких людей немало.