Раввин Биньямин Якобс: «Путин сказал мне, что коренных голландцев бояться не надо — скоро их не останется»

Счет за утечку

— Начнем с ваших корней?

Я родился в Голландии в 1949 году. Мои родители познакомились еще до Катастрофы, но поженились после. Во время Катастрофы голландские евреи считали, что Гитлер их не тронет, потому что они считаются голландцами. И даже когда они получили повестку явиться для отправки на работу на Восток, они восприняли это спокойно: «Да, нужно работать». Не подозревали, что нацисты хотят их уничтожить.

Но мои бабушки-дедушки всё поняли правильно. Как только начались запреты ездить на велосипедах, посещать театры и слушать радио, появилась обязанность носить шестиконечную звезду, мамины родители поняли, что это плохой знак. Моя мама оказалась в Волфхезе, неподалеку от родного Стейнвека, где вышла на связь с партизанами. Ее братья также оказались под опекой партизан на севере Голландии. 

Однажды мама была в каком-то доме без хозяев. Только она, бабушка и дедушка. Вдруг слышат — открывается дверь. Думали, все, конец. С дедушкой случился сердечный приступ. А оказалось, им просто пришли сказать, что все в порядке и нечего беспокоиться. В такой атмосфере они провели те годы. 

— А папа?

Он жил в Амстердаме, и у него была возможность скрыться на севере, но только ему одному, без родителей и брата. Отец побывал в Германии еще до начала войны и имел представление, кто такие нацисты. Как только папа получил «повестку на работу» от немцев, он понял, что дольше там оставаться не может, и скрылся. 

— А после войны?

Когда евреи, уцелевшие после Катастрофы, возвращались домой, возникла проблема: их дома уже были переданы в чужое владение. Голландцы совсем не были рады возвращению евреев. Когда папа вернулся домой, его не хотели впускать. Новые хозяева заявили, что это их дом, они-де честно купили его у немцев по дешевке. В результате папа остался бездомным. Вернуть дом на законных основаниях заняло несколько месяцев. Недовольные «хозяева» перед уходом перекрыли воду.

— Но в целом голландцы всегда лояльно относились к евреям?

Подобное мнение сложилось благодаря Анне Франк. Настоящих убийц среди голландцев было не много. Но и голландских партизан было мало. Большинство голландцев всё знали, всё видели и ничего не делали. Более того, в Голландии был самый высокий процент евреев, погибших в Катастрофе. И ловила их не немецкая, а местная голландская полиция. Мэры всех городов, от которых немцы потребовали сдать списки всех проживающих в их городах евреев, досрочно справились с заданием. За два дня вместо выделенных им двух недель.

Один еврей вернулся домой после войны и получил счет за утечку воды. Какую утечку? В 1943 году немцы сбросили на его дом бомбу, и в результате образовалась утечка воды. Будьте любезны, оплатите. Вот она, Голландия.

Ешива без комаров

— Вернемся к вам. На каком этапе вы выбрали карьеру раввина?

Закончив гимназию, я хотел поучиться пару лет в ешиве, а потом пойти в университет, скорей всего, на медицинский факультет — в нашей семье много врачей. Но папа сказал, что так не делают: либо сразу иди в университет, либо учись уже в ешиве, чтобы стать раввином. Я поехал в ешиву. 

Это была очень известная хабадская ешива Брюнуа под Парижем. Возникла небольшая проблема: там летом полно комаров, а я их не переношу. Тогда я решил поехать в Гейтсхед, в Англию. Там находится одна из самых знаменитых европейских ешив, но не имеющая никакого отношения к Хабаду. Мой папа был связан с Любавическим реббе, мы написали ему, чтобы получить благословение на поездку в ешиву, но ответа не получили. 

Я решил все-таки поехать в Брюнуа. И за несколько часов до выезда получил экспресс-письмо — тогда еще не было интернета — с благословением от Ребе. Не знаю почему, но проблем с комарами у меня в Брюнуа вообще не возникло. И я проучился там пять лет. 

Нашим раввином был раввин Нисан Неманов. Он организовывал и руководил подпольными ешивами по всей России. Раз в год в ешиву приезжали мои родители — справиться, как мои дела, как я продвигаюсь. Идиша они толком не знали, так что я служил переводчиком. И вот в один из таких приездов Неманов им говорит, что им стоит встретиться с моей потенциальной невестой. Причем меня просто забыли до этого поставить в известность. 

— По-русски говорят: «Без меня меня женили».

– Все это недоразумение кончилось тем, что мы встретились, и «потенциальная невеста» стала моей женой. 

— После свадьбы вы остались во Франции или вернулись в Голландию?

Сначала мы поехали в Израиль и поселились в хабадском районе города Кирьят-Малахи. Но Реббе приказал возвращаться в Голландию, в Амерсфорт. Город был уникален тем, что здесь находилась единственная еврейская больница для душевнобольных в Европе. И правление общины приняло решение, что городской раввин должен быть и раввином этой больницы.

Первый раз я прибыл туда в День независимости Израиля, и директор больницы сказал мне: «Якобс, вы должны выступить с речью! Но не слишком длинной — минут на пять – десять». Я выступил там со своей первой речью, и главврач меня похвалил: «Вас никто не слушал, но вы продолжали говорить». 

После Катастрофы раввинов оказалось больше, чем общин. Остались раввинат Амстердама, раввинат Гааги, раввинат Роттердама и раввинат объединенных провинций. На сегодняшний день я являюсь главным раввином 12 из 13 провинций Нидерландов. 

— Как из раввина Амерсфорта вы стали главным раввином голландских провинций?

Предыдущий главный раввин — рав Берлингер — был настроен против меня из-за того, что я был хабадником. Но он почтил своим присутствием нашу больницу для душевнобольных по случаю ее 25-летия и там неожиданно сказал, что его преемником должен буду стать я. Во всеуслышание. А потом сообщил мне лично: «Мне непонятна все эта идея с Реббе. Но вы, как и я, не ждете, когда к вам обращаются, а предлагаете руку помощи первым». 

В те годы в Голландии не было принято, чтобы раввин настаивал на соблюдении заповедей другими евреями. Если еврей сам обратится к раввину с вопросами — пожалуйста, а сам не лезь. Но и я, и рав Берлингер считали по-другому. Раввин должен проявлять инициативу, не ждать. 

Ровно через год после того как он официально назначил меня своим заместителем, я произносил траурную речь у него на похоронах. День в день.

Испытательный срок в четверть века

— Получив должность, вы переехали в столицу Голландии?

Для начала я поехал к Любавическому реббе и спросил, должен ли я продолжать жить в Амерсфорте? Ведь детям будет намного легче в Амстердаме — не придется больше столько ехать в автобусах, терять время в пробках. Но Реббе ответил, что я обязан остаться.

— А потом вы еще 20 лет выполняли обязанности главного раввина без официального статуса?

Это был мой «испытательный срок» — 23 года. Когда я обратился в Ваад, там испугались, подумав, что я хочу повышения зарплаты. Я объяснил, что мне не нужно больше денег, мне нужно больше независимости. Я хочу составить договор, что меня могут лишить должности главного раввина за любой противозаконный поступок, если я окажусь вором, взяточником, но, с другой стороны, никто не имеет права лишить меня места только потому, что ему не понравится то или иное мое галахическое предписание или моя проповедь. Я не желаю быть марионеткой. 

Я не выношу шантажа. После работы в больнице для душевнобольных у меня на него выработалась аллергия. Там больные часто шантажируют других самоубийством. Я готов выслушать чужое мнение, но только без малейшей попытки шантажа. Меня поняли и согласились. Мы составили контракт. До этого я был исполняющим обязанности главного раввина, а теперь — главным раввином. Ни денег, ни ответственности. Только звание, но это, оказывается, действует. У меня наладились связи с правительством, с представителями христианской религии. Очень тесной стала связь с посольством Израиля. 

— И в чем выражается ваша помощь посольству?

Если в СМИ, например, появляется антиизраильская информация, нужно, чтобы кто-то позаботился представить альтернативное мнение. Не всегда лично я. Есть у меня и знакомые христиане, которые берут это на себя. Недавно показали какой-то антиизраильский репортаж по голландскому телевидению, мне тут же позвонили эти знакомые, христиане: «Чем мы можем вам помочь?» По своей инициативе. Или когда местный крупнейший пенсионный фонд решил не вкладываться в израильские компании за зеленой чертой. Произраильские христиане устроили демонстрацию протеста, обратились ко мне: «Нам важно и ваше присутствие». Это же по-другому выглядит: когда присутствует раввин, в традиционном одеянии, в шляпе. Иначе что показывать? И это сыграло свою роль.

— Еще пример?

В Голландии есть крупнейшая христианская организации — PKN. Это не католики, а протестанты. И обычно они настроены против Израиля. Когда у них поменялся лидер, я пригласил его к себе домой, провел с ним беседу. Он заверил меня в своей любви к евреям. Я заверил его, что не сомневался в этом, но что поделать, что своим отношением эта организация создала себе такой имидж в глазах евреев? В результате мы вместе пошли на церемонию памяти Катастрофы. И все газеты освещали это. Главный раввин и глава PKN — вместе. Все такие акции и мои визиты я согласовываю с посольством. И когда меня пригласили христиане в Израиле, и когда меня пригласил Путин.

— Путин?

Это было несколько лет тому назад. Я вхожу в комитет раввинской организации RCE — Раввинский центр Европы. Наши ежегодные конференции проходят каждый раз в другом месте. Несколько лет тому назад конференция проходила в России. Все было на высшем уровне, в очень уважительной атмосфере. Я был одним из четырех выступавших. Моей темой был антисемитизм в Европе — брит-мила и шхита. 

Президент России начал свою речь с того, что он понимает, что значит гибель шести миллионов евреев. И напомнил, что во время войны СССР потеряла 20 миллионов своих граждан. Потом выступали главные раввины Израиля, раввины Лау и Йосеф. Я в своей речи признался, что еще сорок лет тому назад ни разу не слышал в свой адрес выражений типа «грязный еврей». А сегодня это в порядке вещей. Не только из уст мусульман, но и от коренных голландцев. Тут Владимир Путин меня прервал и сказал, что коренных голландцев мне нечего бояться, потому что очень скоро их просто не останется. 

— Печальное предсказание. 

Никому я этот эпизод, разумеется, не пересказывал. Но после моего возвращения в Голландию звонит мне мой друг, один из высших чинов голландской армии, и говорит: «Знаете, я очень боюсь, что скоро в Европе не останется места ни христианам, ни евреям». Практически то же самое, что сказал Путин. Разница только в обозначенных сроках. Голландский генерал говорил о 15 годах, Путин считал, что это дело нескольких лет. И правда, как мне кажется, за Путиным. 

Дух антисемитизма

— В чем на самом деле корни современного антисемитизма в Голландии? В мусульманах?

Я не люблю обобщений. Все люди разные. Есть мусульмане из «Исламского государства» (организация запрещена в России – ред.), но есть среди них и очень хорошие люди. С имамом, занимающимся, подобно мне, душевнобольными в больнице, у нас здоровые отношения. Что касается вашего вопроса об антисемитизме, думаю, что дело не только в мусульманах. Первое время после Катастрофы невозможно было слова плохого сказать о евреях. Возможно, из-за стыда за свое собственное поведение во время Катастрофы или просто из-за неловкости по отношению к народу, понесшему столько жертв. Сегодня этого уже нет.

Что такое антисемитизм? Во времена крестовых походов нам выставляли религиозные претензии. В Голландии было несколько эпидемий, и каждый раз обвиняли евреев. В войнах, разумеется, виновны евреи. А сегодня есть Государство Израиль, и всех евреев можно обвинить уже в сионизме. 

Я уже не первый раз получаю комплимент за то, как я говорю по-голландски. Когда я объясняю, что я голландец, разочаровываются: «А! А мы думали, что вы израильтянин». Считают, что все евреи рождаются в Израиле. И если в Израиле происходят какие-то события, я узнаю об этом не из газет. Я узнаю об этом по количеству полицейских патрулей вокруг своего дома.

— Вас постоянно охраняет полиция? С какого момента?

С тех пор как мне уже неоднократно пытались разбить камнем окна. Пока однажды попытка не увенчалась успехом — и попала в прессу. После этого инцидента я получил звонок от служб безопасности, которые решили предоставить мне личную охрану. Не только из-за конкретного случая, но и из-за того, что писали обо мне на разных сайтах. Я часто публично выступал против антисемитизма, против расизма. На телевидении, на радио. 

Из соображений безопасности мне не дают ехать поездом, потому что там сложно вмешаться, если что-то произойдет. Я должен заранее сообщать, куда я еду, где собираюсь выступить. Что они делают дальше — это их дело. Они решают, я не вмешиваюсь. 

Во время публичного зажигания ханукии меня охраняют полицейские в штатском. Иногда сопровождают и полицейские в форме. Иногда предоставляют свой транспорт. В доме у меня установлены камеры слежения.

— На сегодняшний день в Голландии ощущаются правоэкстремистские веяния, или она больше склоняется к социалистическому движению?

Ни то, ни другое. Голландия склоняется к центризму. Это частично проблема голландцев — они всегда стараются удержаться в середине, сохранить нейтралитет. Поэтому и во время войны им было удобнее смолчать, смириться. Ну нацисты, так нацисты. Ну не будет евреев, так не будет. Так легче жить — не имея определенного направления, плыть по течению. 

— А как же лидер правых — Герт Вилдерс?

Вилдерс очень громко выражает вслух свою позицию, привлекая внимание к обсуждаемым им вопросам и всех остальных. Я сам по натуре не человек крайностей. Но я считаю, что мы должны выражать свое мнение по тому или иному вопросу — расизма, шхиты. Не так давно в Голландии с 24-часовым визитом побывал Нетаниягу. Он встретился и со мной, и с христианами за Израиль, и с представителем крупнейшей партии в голландском парламенте, и с Вилдерсом, который не против Израиля, а наоборот — он настроен произраильски.

— Сам Нетаниягу не так давно заявил, что все евреи Франции должны скорее приехать в Израиль. А евреи Голландии?

После этого высказывания ко мне как раз обратился журналист. Тут требовалась предельная осторожность. Если я скажу: «Он прав», мне ответят: «Так что вы делаете в Голландии? Уезжайте!» Если я скажу: «Он не прав», я выскажусь против главы израильского правительства. Вообще, я убежден, что евреи всегда должны демонстрировать единство, даже если внутри, между собой, есть какие-то разногласия. Я никогда не высказываюсь и против реформистов. Да, я категорически против их методики, их системы, но не против конкретных людей. Хорошие и плохие люди могут быть везде. И высказываться против них перед другими нациями не подобает — со стороны нас просто не поймут.

— Так что вы ответили по поводу высказывания премьер-министра Израиля?

Я сказал: «То, что сказал Нетаниягу, — просто отлично! Я его понимаю. Земля Израиля — наше исконное место из поколения в поколение, и мы всегда хотели там быть. Но, с другой стороны, решение об этом должно быть продиктовано мною, а не ИГИЛ, не страхом перед терроризмом. Не им мне указывать, где мне жить и оставаться ли мне в Голландии». Таким образом, я не сказал ни слова против Нетаниягу, но и не сказал ничего против Голландии. 

Кавалер ордена

— Ваша деятельность распространяется и за пределы Нидерландов?     

Раньше я входил в старейшую европейскую организацию раввинов CER. Я всегда стремился говорить о проблемах нашей больницы для душевнобольных. Тогда правительство выделило большие деньги на больницу и я хотел привлечь внимание европейских раввинов к нашей деятельности. Но мне не давали говорить на эту тему, как будто есть в это нечто постыдное. До сих пор не знаю, почему. Это ведь никак не было связано ни с политикой, ни с Хабадом. И кроме того, я вижу себя как раввина Голландии, и это главное. А хабадник, сатмарский хасид или религиозный сионист в вязаной кипе — это дело второстепенное. Признаюсь, мне было очень больно.

Так мною и другими раввинами создалась еще одна крупная организация европейских раввинов — RCE (Раввинский Центр Европы), на сегодняшний день объединяющая 800 раввинов. Главная задача организации — помогать раввинам в маленьких общинах Европы в их работе. Например, я специализируюсь на вопросах гиюра и проверки иудаизма. Есть раввины, которые совершенно далеки от этих тем. И я стараюсь помочь им предоставить нужные инструменты и нужную информацию. Но подчеркиваю: мы — не фабрика гиюра. Каждый конкретный случай разбирается в бейт-дине. 

Есть специалисты в области микв, и они ездят помогать правильно строить миквы в разных населенных пунктах Европы. Есть и материальная помощь различным проектам: на построение миквы, на развитие общины и т.п.

Через месяц я собираюсь на Украину, где буду переезжать с места на место в маленькие общины, где никто не помогает местным раввинам. Я же буду выступать перед евреями и подбодрять местных раввинов. В том числе и оказывая им материальную поддержку. Одному из них я уже помог составить базу данных евреев в его городе, благодаря чему на последний пасхальный Седер собралось более трехсот евреев. Такого там никогда еще не бывало. 

— Вы даже получили государственный орден?

Получил. Ежегодно в Голландии получают правительственный орден 3000 человек. И из всех 3000 только 10 человек получают орден высшей офицерской степени. И вот я — один из них. 

Получение ордена мне было очень важно. Не для себя, а просто это ключ, открывающий очень многие двери. И сама честь получить этот орден в признание заслуг за возведение мостов между евреями и христианами очень много значит. Люди это ценят. 

Между прочим то, что мне предоставили охрану, тоже много значит. Не только сам факт охраны, но и то, что об этом заботятся, думают. Это выражение почета, и это важно. Не для меня лично, для еврейской общины. Это же предназначено не просто Биньямину Якобсу, а главному раввину Голландии.