Евгений Паперно: «Люди любят деньги и готовы получать авторские талантливого прадедушки»

Поймать за хвост

— С еврейской точки зрения, насколько современное изобретение копирайт?

Проблематика авторства упоминается еще в Мишне. В трактате «Поучения отцов» сказано: «Всякий, кто передает высказывания, ссылаясь на тех, кому они принадлежат, приносит миру избавление». Современный юридический инструментарий разработан весьма детально. Алахический принцип «дина де-малхута дина» («закон страны, в которой мы проживаем, является и нашим законом») позволяет включать нормативные предписания государства в сферу еврейского закона.

В раввинской практике вопросы авторского права в современном виде начинают возникать в эпоху книгопечатания. Мои учителя озвучили интересный подход от имени известного законоучителя раввина Йосефа-Шалома Эльяшива. Логика у него следующая. Вопросы интеллектуальной собственности примыкают к законам, касающимся воровства и грабежа. Ранее специальные нормы не разрабатывались, но поскольку речь идет о запретах, упомянутых непосредственно в Торе, в таких случаях применяется принцип «Сомнение в законах Торы толкуется в сторону устрожения». Вообще, еврейская традиция плюралистична: разные раввины высказывают разные мнения, и каждый конкретный человек получает конкретный вердикт.

— Возьмем распространенную ситуацию: еврейский музыкант выступает на семейных торжествах, используя репертуар популярных исполнителей, от Авраама Фрида до Ишая Рибо. Он обязан платить авторские отчисления?

По духу и букве российского закона человек может использовать только то произведение, на которое у него есть права. В противном случае такое использование — нарушение авторских прав. В отличие от товарных знаков, права автора возникают в момент создания произведения и делятся на две части: неотчуждаемые права и исключительные.

Неотчуждаемые — право авторства, право на имя и некоторые другие. Исключительные (имущественные) права продаются, перепродаются или даются на время по лицензии. Конечно, если Пол Маккартни сочинил песню, а музыкант, который поет на свадьбах, исполняет ее без предварительных договоренностей, можно предположить, что вряд ли сэр Пол пойдет в российский суд. Именно на это рассчитывают исполнители и прочие «пользователи», причем не только мелкие, но и достаточно известные.

В наше время распространена ситуация, когда авторы произведения передают права организации-агрегатору, которая эффективно ловит нарушителей. Я наблюдал за работой такой организации: суды удовлетворяли миллионные иски их юристов. Более того, в наше время практикуется привлечение нарушителя к уголовной ответственности.

Или другой пример. Одна очень серьезная организация подписала с автором договор, по которому она могла использовать его произведение в ограниченном объеме. Эта организация нарушила права автора, используя произведение далеко за рамками оговоренного. Мы пришли к ее руководству, и после недолгих обсуждений нам выплатили возмещение. Логика проста: легче заплатить тому, кто поймает их за хвост, и продолжать нарушать права остальных, которые ловлей заниматься не будут.

— Предположим, музыкант из предыдущего вопроса хочет быть максимально законопослушным. Кому платить — исполнителю хита? Авторам?

Есть множество нюансов. Надо понять, кто является обладателем прав на конкретный объект: музыку мог написать один человек, текст другой, а правами на всё произведение в целом обладает кто-то третий. Если вы без спроса кладете на чужую музыку свой текст, это можно трактовать как модификацию произведения, нарушающую авторское право. Если музыкант исполняет чужое произведение, выдавая его за свое, — это плагиат.

— Через какое время авторские права истекают и произведение становится общественным достоянием?

Исключительные права на картину, книгу или песню сохраняются в течение всей жизни автора плюс 70 лет после его смерти. Если произведение было опубликовано анонимно, правовая охрана длится в течение 70 лет с момента публикации. Бывает, возникают сложности с фиксацией даты создания. Например, мой родственник, довольно известный писатель, многие годы сочинял «в стол», потому что в советское время эти произведения опубликовать было нельзя. Они вышли в 1990-е. Право возникло в момент создания произведений, но в случае недобросовестных действий со стороны третьего лица (чего в конкретном случае, к счастью, не было) подтверждение этого момента и собственно авторства сильно осложнилось бы.

Безопаснее всего использовать произведения, которые уже перешли в общественное достояние (public domain), или договариваться с правообладателем. Но и с этим надо разбираться. Скажем, понять, действительно ли истек срок правовой охраны. Или, например, могли ли у автора произведения быть потомки, либо он завещал свои права другим лицам. Найти конечного правообладателя бывает довольно непросто. Конечно, оптимальный вариант, если человек сам пишет и стихи, и музыку. Впрочем, в моей практике была ситуация, когда поэт написал стихотворение, а филологи посчитали, что он «позаимствовал» то ли у Пушкина, то ли у Некрасова: автор-де так хорошо впитал творчество классиков, что репродуцировал их характерные обороты. Проблема в том, что авторство, право на имя, право на неприкосновенность произведения, в отличие от исключительных прав, охраняются бессрочно.

В сухом остатке: люди любят деньги и готовы получать отчисления благодаря авторским правам, принадлежавшим какому-нибудь талантливому прадедушке. Как это сделать, нужно в каждом случае обсуждать конкретно, поднимая и изучая все документы, которые существуют по данным правам. Физическое имущество разрушается, а произведения нетленны.

Тфилин на антресолях

— Авторские права, особенно в музыкальной сфере, ассоциируются с шоу-бизнесом, звездами, софитами. Но вот к вам приходит потенциальный клиент и видит религиозного еврея в кипе, который, казалось бы, далек от этих материй. Диссонанса не возникает? 

Адвокат-еврей — это скорее реклама, чем наоборот. Потом, адвокаты — люди самозанятые, у нас нет необходимости соблюдать корпоративный дресс-код, и нередко коллеги украшают себя всевозможными способами: вычурные кольца, бантики на лацкане и т. д. Кипа на этом фоне не особенно выделяется. Для клиента главное, чтобы адвокат был надежным специалистом. А религиозный человек боится Того, кто над ним, и будет вести себя особенно ответственно. Это бонус.

— Давайте тогда поговорим о том, как вы стали религиозным человеком. В семье были еврейские традиции?

Строгого соблюдения заповедей дома не было, но всегда присутствовало теплое, очень родственное отношение ко всему этому. Дедушка был сыном известного раввина, в Песах своими словами пересказывал историю Исхода с красивыми нюансами, которых в современных комментариях к Агаде и не найдешь. После смерти прадеда его библиотеку передали в синагогу, у нас дома осталось буквально несколько книжек. Когда дедушка доставал с антресоли потрепанный саквояж с тфилином, талитом и этими книгами, у меня прямо дух захватывало.

Другого моего деда в 1915 году призвали в царскую армию — так семья Паперно переехала в Москву. Родители родились в Москве: папа радиоинженер, ковал электронный щит Родины; мама педагог с пятидесятилетним стажем, заслуженный учитель РФ. Бабушка с дедушкой разговаривали на идише, когда не хотели, чтобы я их понимал. Причем дедушка на белорусском идише, а бабушка на украинском. Поэтому у меня в голове получилась смесь этих диалектов. Вообще, к идишу у меня отношение трепетное, ведь первые колыбельные песни, которые мне пели бабушка с дедушкой, были именно на этом языке.

В детстве меня водили в Хоральную синагогу, и я до достаточно зрелого возраста считал, что других синагог не существует. В начале 1990-х мой брат пошел в Еврейское агентство «Сохнут» вожатым, и я стал ездить в сохнутовские лагеря.

— А когда решили стать адвокатом?

Поначалу я мечтал о работе археолога. Брат, который живет в Израиле, стал археологом. Про юриспруденцию я задумался классе в девятом: из областей, которые были мне симпатичны, выбрал специальность, которая впоследствии даст возможность прокормить семью. Поступив в университет, по воле случая я попал в «Гилель», тогда еще под руководством Евгении Абрамовны Михалёвой, — это тоже сыграло важную роль. Потом в Москву приехал раввин Давид Юшуваев, он стал набирать молодых людей в колель, и я попал в этот первый призыв. Шаббат начал соблюдать, посещая учебный центр раввина Исроэля Зельмана.

После этого я какое-то время варился в собственном соку. А затем неподалеку от моего дома открылась община «Бейт Аарон». Это был очень интересный опыт: полноценная община, организованная не сверху, а снизу, соблюдающими людьми. Там была совершенно потрясающая атмосфера. «Бейт Аарон» до сих пор существует, хотя многие разъехались.

— Юридическое образование и соответствующий склад ума влияют на выбор религиозных книг, которые вы изучаете?

Лет 10 назад в Хоральной синагоге существовал колель под руководством раввина Лейба-Александра Саврасова. Я и раньше изучал Талмуд, но там особенно сильно прочувствовал к этому вкус. Другие наши еврейские источники, не в обиду им будет сказано, тоже прекрасны, но изучать Талмуд для меня — наибольшее наслаждение. Это не так просто с точки зрения адвоката, тем более воспитанного в континентальном праве. В нашем мышлении всё скорее дедуктивно, а в еврейской традиции в значительной степени наоборот, от частного к общему. Изучать развитие Алахи порой очень занимательно. Есть в этом и что-то мистическое, что поднимает духовно и направляет на правильный путь.

Право на защиту

— Обычно профессия адвоката ассоциируется с уголовной или коммерческой сферой. Почему вы предпочли авторское право?

У меня несколько направлений работы, авторское право одно из них. В нем я работаю дольше и больше, не считая договорного права, семейно-наследственных отношений и генеалогии. В вузе у нас был преподаватель арабского происхождения, который с акцентом повторял: «Уголовное право — это ваш хлэб». Прямо скажем, люди гораздо охотнее расстаются с деньгами, когда надо заплатить за помощь в уголовных делах. Но это не совсем мое, хотя меня и сманивали на уголовную кафедру.

— Предположим, к вам пришел на консультацию юноша, обдумывающий житье. С одной стороны, он хочет пойти в юристы, с другой — ему морально сложно защищать человека, который по всем параметрам выглядит убийцей или насильником. Что вы посоветовали бы? Искать сферу, не связанную с уголовным правом?

В качестве зрителя я однажды присутствовал на бракоразводном процессе. Жена — метр с кепкой, очень хрупкого телосложения, а муж — двухметровый богатырь. Муж со слезами и дрожью в голосе рассказывал, как эта милая хрупкая девушка его избивает, что и явилось причиной развода. Мы не можем судить о людях по их внешности. Преступник — лишь тот человек, в отношении которого вступил в законную силу приговор суда. До этого момента действует принцип презумпции невиновности, и адвокат должен его отстаивать.

Скажу больше: и настоящий злодей имеет право на защиту. Например, у Адольфа Эйхмана на процессе были адвокаты. Вопрос, насколько конкретному специалисту хватает силы воли защищать подобных персонажей. Но даже у них есть право на квалифицированную юридическую помощь, иначе получается инквизиция, как в глубоком Средневековье.

Начинающему юристу стоит попробовать разные варианты. Кому-то нравится сидеть в офисе и работать от звонка до звонка, кому-то бегать и искать преступников, кому-то нравится защищать авторские права. Главное, чтобы человеку было комфортно.