– Вы живете в Израиле около двух лет. В чем причина переезда?
Некомфортно стало в Москве, и мы с женой решили сделать еще один поворот в жизни. Приехали в Израиль – и тут живем. Друзей и знакомых здесь становится все больше. Могу привести интересный пример. В Израиле живут пятнадцать моих однокурсников, с которыми мы вместе в 1971 году окончили мехмат МГУ. Нас много: в это время не было ограничений по «пятому пункту».
– Нынешнюю алию, волну репатриации, называют по-разному: «качественная», «деятельная», «сырная», в отличие от нашей, «колбасной». Некоторые из «новеньких» ребят заняли какую-то странную позицию: мы приехали – и всему вас научим (впрочем, может, и мы, приехавшие в 90-е, старожилам казались странными). Нет ли у вас ощущения, что приехали люди отдохнуть: отдышатся – и вернутся? Или – поедут дальше?
Рыба ищет, где глубже, и многие люди здесь очень комфортно себя чувствуют. Разные нынче приезжают. Одни, довольно молодые, – в поисках достойной карьеры. Едут, потому что возникают в России проблемы с бизнесом, с безопасностью. Другие приезжают с деньгами, третьи – лечиться. Нечего сказать, щедрое государство Израиль: всех принимает.
Профессор в бизнесе
Юрий Домбровский родился в Ростове-на-Дону в 1949 году. Окончил с отличием мехмат МГУ в 1971 году. В 1971–1992 работал в Ростовском госуниверситете в должностях от младшего научного сотрудника до профессора.
С 1993 по 2000гг. — генеральный директор компании «Ростовская сотовая связь», основал и развил одну из наиболее успешных телекоммуникационных компаний юга России. С 2000 по 2003 годы являлся генеральным директором компании «Теле2-Россия».
C 2003 года — президент Ассоциации региональных операторов связи, член экспертного Совета по связи при Госдуме РФ, член Общественных советов Россвязи, Роскомнадзора. Доктор физико-математических наук, профессор, лауреат Государственной премии СССР в области науки и техники.
– Предлагаю перенестись в ваше ростовское детство. Какие из ранних воспоминаний – самые яркие?
Ой… Самое первое – думаю, мне было года два: стоит таз с водой и туда бросают бычков. Какие вкусные эти рыбешки были на Азовском море! До сих пор люблю жареных бычков. Ну а потом… Были, конечно, и антисемитские инциденты, которые детям очень запоминаются. Невзирая на то, что Ростов-на-Дону – город многонациональный, теплый.
Еще одно детское впечатление – проезжаем с родителями и бабушкой мимо Змиёвской балки, которая, как известно, стала местом расстрела евреев. Не принято тогда было говорить, может быть, побаивались… Но мне, ребенку, родные шепотом почти рассказывали, что там погибли наши близкие. Это я хорошо запомнил. И – я слабо понимал происходящее – 1953 год. Моя радостная мама, запыхавшись, вбегает в квартиру с газетой «Правда» в руках. С восхищением восклицает: «Не было! Не виноваты врачи!»
– Вы же – из семьи врачей. Кто-то пострадал?
Один мой дед пострадал еще в 1938-м, а второй – в самом начале 1953-го. Как врач. А газета о закрытии «дела врачей», кажется, за 4 апреля 1953 года, у меня хранится.
– А деда, которого взяли в 1938-м, расстреляли?
Нет, он выжил. Его арестовали, пытали…
– За шпионаж в пользу?..
Англии. Пока он сидел в тюрьме, пришел к власти Берия, дела стали пересматривать. Героем дед никаким не был, но новый следователь просто обнаружил, что произошла нестыковка. В деле было написано, что мой дед, Мося, завербовал в английскую разведку Изю. А в деле Изи было написано, что Изя завербовал Мосю. Так дед уцелел: его выпустили.
– Вы нарушили семейные традиции и не стали врачом. Не пожалели об этом никогда?
Нет. Уехал в Москву. Возвращался в Ростов, но – по причине государственного антисемитизма. Когда я поступал, евреев брали в вуз, как я вам рассказывал, а когда завершал учебу, на мехмат уже не принимали ни одного еврея. Распределиться нормально было невозможно, партком мне не дал рекомендации в аспирантуру, и вообще происходил разгром факультета. Во времена нашей учебы он входил в пятерку лучших математических факультетов мира, а сейчас, как я знаю, и в сотню не входит.
– Вам не дали направления в аспирантуру. Тем не менее вы впоследствии защитили кандидатскую, докторскую диссертации…
По возвращении в Ростов я попал в благоприятную атмосферу. В этой связи я хочу вспомнить имена моего учителя, академика Иосифа Израилевича Воровича, и ректора Ростовского университета Юрия Андреевича Жданова. Сын известного партийного деятеля Андрея Жданова, бывший муж Светланы Аллилуевой – зять Сталина. Он был абсолютно объективный, независимый и довольно смелый человек без всяких националистических предрассудков. Работалось при нем очень хорошо.
– Преподавательская деятельность была?
Научная работа.
– И Государственную премию вы получили тогда?
Да, тогда, в Ростове.
– Коллективная работа на тему «Создание математической имитационной модели экосистемы Азовского моря». То есть вы боролись за жизнь в Азовском море тех же, с детства любимых, бычков. И – осетров. Но проиграли…
Да, не спасли мы их… А коллапс Советского Союза, раздел Азовского моря между Россией и Украиной – нас добили. Но занимался я этим делом с большим интересом.
– Тут и 90-е не за горами.
Да, подступили. Была у меня попытка рывка в политику – демократическое движение. Такой эпизод: Ростовский университет меня выдвинул в народные депутаты СССР. Нечто страшное: парткомы, обкомы, КГБ – все это тогда еще жило, все на меня обрушивалось. Окна били.
Стресс я при этом испытал огромный. Один, с группой энтузиастов – против советской машины. В конце произошла подтасовка результатов: «избрали» тех, кто – мы с вами видели – Сахарова на съезде освистывали. Потом еще один резкий поворот: я уехал за границу, поработал немножко в зарубежных университетах. Надо было решать: уезжать, оставаться; заниматься наукой или бизнесом…
– А оптовая торговля? Вы же и ею занимались.
Да, еще один поворот совершил.
– Чем торговали?
Я всегда довольно эффективно и охотно работал с иностранцами. И знал языки. Работал со шведским торговым домом, который занимался тем, что уже не нужно в Швеции. Например, разоряется универмаг или какие-то излишки возникают. Шведы грузят в трейлер и мне присылают. А я это пытался в бедной России, где вообще ничего не было, никаких товаров, продавать.
– А потом возникла история с мобильной связью.
Был великий человек, шведский бизнесмен Ян Стенбек, визионер, который понял, что России нужна сотовая связь. Я не стал его разубеждать, хотя сам верил в это с трудом. Мы создали одну из первых компаний, которая начала в России создавать сотовую связь.
Тогда те, что раньше в России назывались министерством связи или управлением связи, не хотели на этот рынок пускать больше никого. Боролись мы успешно, в России была эффективная антимонопольная служба, основанная еще при Гайдаре. Потом, когда возникли чисто российские компании, нас пытались дискриминировать, так как наша компания «Теле2» была связана с иностранным капиталом. В конечном счете, все пошло успешно.
– Ваше, как мне кажется, не менее важное занятие сегодня – Холокост.
Что-то меня кольнуло в определенный момент – может, детские воспоминания роль сыграли. Почувствовал, что я должен этим заниматься. Началось все с Ростова, со Змиёвской балки. Сразу возникла масса поразительных, почти мистических, помогающих делу встреч. Например, я узнал, что человек, с которым с детства был знаком, друг моих родителей, доктор наук Мовшович уже семь лет по архивам выискивал имена погибших. Просто по своей инициативе составлял список жертв ростовского Холокоста. Потом оказалось, что режиссер Калугин, с которым мы сотрудничали еще по Азовскому морю, по своей инициативе снимал на ростовском телевидении документальный фильм о трагедии в Змиёвской балке.
– «Яд ва-Шем» к этому не имел отношения?
Сотрудничество возникло позднее, когда мы уже составили список из почти четырех тысяч жертв. Сначала был сугубо ростовский общественный проект. История разрасталась, многие ее поддержали; замечательный ростовский раввин подключился – дело пошло. Потом, когда я работал в Москве, познакомился со многими людьми, которые этой темой занимались, – Аллой Гербер, Ильей Альтманом и так далее. Затем в Российском еврейском конгрессе возник проект попечительского совета «Вернуть достоинство», которым до сих пор руковожу.
– Поговорим о Клубе-2015?
О, это была замечательная российская инициатива в конце 90-х годов. Собрались наиболее продвинутые предприниматели России, одержимые модернизацией страны, вывода ее в мир, и создали очень хороший манифест. С ними работал писатель Денис Драгунский, который сочинил нечто вроде антиутопии о будущем России. Главный вопрос, которым задавались создатели клуба: а захотят ли наши дети в 2015-м жить…
– … при коммунизме?!
При коммунизме – это мы тоже проходили. Нет, захотят ли они в 2015-м жить в России. Ответ в конечном счете получился такой: скорее нет, чем да.
– Понятно, что все эти дети состоятельных родителей получали образование в Лондоне и Париже. Вопрос: захотели ли они после учебы вернуться в Россию?
Правильно, в этом и состоял вопрос. У ребят был выбор, и большинство в страну не вернулось. Московский Клуб-2015 прекратил свое существование, а ростовский продолжает работать. Я, кстати, был первым председателем этой истории. Что до Ростова, должен вам сказать: это – особый город. С легкой руки Клуба-2015 там сделали, как в Лос-Анджелесе, – «Проспект звезд». И каждый год происходит открытое интернет-голосование.
– Чью звезду зажечь?
Да, кому посвятить очередную звезду. И три года назад больше всего проголосовало людей за ростовчанина Александра Печерского, возглавившего восстание в лагере уничтожения Собибор, а в прошлом году они проголосовали за моего учителя Иосифа Израилевича Воровича.
– Знаю, что вы широко занимаетесь благотворительностью.
Не преувеличивайте: немного занимаюсь. В основном, проектами по Холокосту. Там еще целина непаханая. Только на территории нынешней Российской Федерации известны пятьсот мест массового уничтожения евреев. Всплывает масса фактов, которые замалчивались в советские годы. А, если продолжить о благотворительности, в Израиле я пытаюсь построить мостик между здешними университетами и российскими благотворителями. И иногда удается. Есть уже хороший опыт, связанный с Ариэльским университетом, в котором замечательный российский благотворитель, мой друг и в свое время коллега по бизнесу Дмитрий Борисович Зимин основал лабораторию. Она уже добилась значительных успехов.
– Я где-то прочла, что вы дружите с театрами и с людьми театра. Тоже благотворительность?
Просто люблю театр и действительно дружу с несколькими его людьми. В частности, с ростовчанином Кириллом Серебренниковым. Дело его плохо совсем…
– Образцово-показательный процесс?
Думаю, да.
– Пожелаем ему всего хорошего. А вы еще, знаю, любите поэзию.
Не просто люблю – поэзия мне всегда помогала, спасала! В советские унизительные времена сидишь в каком-то непотребном бюрократическом месте, часами ждешь приема. У меня была тетрадочка, куда я переписывал стихи. Читаешь – и возносишься над всей этой бюрократией. Серебряный век, Бродский, Вознесенский…
Я немного принимаю участие в замечательном проекте Ромы Либерова, который уже дважды в Тель-Авиве выступал. Чудесные фильмы снял: «Сохрани мою речь навсегда», «Написано Сергеем Довлатовым» и другие. Его картины хочется поддерживать. И бардов очень люблю. В Израиле этой культуры сегодня, пожалуй, больше, чем в России. С удовольствием ходим на концерты.
– И спорт любите? Вы в прекрасной форме.
Я, между прочим, был закормленным толстым ребенком: еврейские бабушки старались. Уехал в Москву, где стал заниматься спортом. Так и продолжаю. В Израиле для этого прекрасные условия. И атмосфера – «спортолюбивая».
– Как вы познакомились с Мэри – вашей женой-американкой?
В России познакомились. Она была активисткой организации, которая устраивала обмены и контакты.
– У вас общая дочь и еще много разных детей.
Да. Замечательные детки.
– В этом месте ваше красноречие испарилось. Понимаю: в еврейской традиции не принято подробно говорить о детях. Юрий, кем вы себя ощущаете? Ростовчанином, москвичом, израильтянином, человеком мира?..
Есть не то, чтобы много, но несколько мест на земле, которые я очень люблю. Вообще, нормальный человек так устроен, что, если он попал в хорошее место, то в него влюбляется. Ростов – родина, с Москвой столько связано! И Америку люблю. А Нетанию – все больше и больше! Да и весь Израиль все больше люблю, но и по России душа продолжает болеть… Любвеобильный я.
