Моше и Лия-Лея Швец: «У нас всё получилось, как в хасидской истории про корову»

– Моше, недавно вы были назначены на пост вице-президента Евро-Азиатского Еврейского Конгресса. Что привело вас к этой должности?

Моше. Я всегда был далек от «еврейской политики» и от каких-либо общинных процессов. Предложение принял только по одной причине – меня повел за собой Михаил Мирилашвили. История его жизни меня очень впечатлила. Например, как-то раз он организовал обрезание заключенным в колонии евреям, в комнате врача, окна которой выходят на плац. После обрезания присутствующие начали петь «Нет, нет никого кроме Б-га Одного!».
Раннее утро. Сибирь. Мрак. На плаце несколько тысяч человек. Идет перекличка. Мирилашвили решил прикрыть форточку – ведь могут услышать. Никто в комнате и не заметил этого «проступка», но Михаил вдруг осознал: восхвалять Творца и одновременно закрывать форточку, чтобы никто этого не услышал?! Страх перед Всевышним должен быть выше страха перед людьми! Тогда он открыл окно и стал петь еще громче.

– Интервью с вице-президентом должно строиться по известным лекалам: где родились, кем работали…

Я родом из Молодечно, это под Минском. Недалеко от знаменитого Воложина, где работала самая крупная и известная ешива. До 1939 года это была Польша. После школы я решил поступить в иняз на переводческий факультет, поскольку английским владел очень хорошо. Экзамены сдал на отлично, и меня приняли. Но… на педагогический. Мне сообщили открытым текстом: «Ты свою пятую графу видел? Какой из тебя военный переводчик?» А учителем английского языка я быть не хотел. Поэтому пошел учиться на официанта. Потом работал в «Интуристе», там и английский пригодился.

Я был очень молодым и подающим надежды в городском общепите. В двадцать лет меня уже назначили замдиректора большой сети ресторанов. Грянула перестройка, и я открыл первый кооператив в городе, чем многих обрадовал. Потому что замдиректорскую деятельность я вел слишком бурно, увольнял всех поваров и шефов, которые плохо работали.

– Какие профессиональные устремления были у вашей будущей супруги?

Лия. Я с 5 лет мечтала быть врачом и после окончания школы поехала в Минск поступать в мединститут. Как медалистке мне надо было пройти собеседование и сдать один экзамен на отлично. Однако на собеседовании мне сказали, что я молодец, но слишком юна – кто будет серьезно воспринимать столь молодого врача? «Поучитесь-ка года два в медучилище, «подрастите» и обязательно приходите к нам».

Я обиделась. И гордо пошла сдавать мою любимую биологию. Экзамен был устным, и мне начали задавать такие вопросы по генетике, которые в школьную программу не входили. В итоге поставили четверку, а это подразумевало, что надо сдавать дополнительные экзамены и я не успею записаться в медучилище. Так я пошла учиться на медсестру.

– Вы продолжили мечтать о мединституте?

Лия. Да, пока не встретила Моше. А он сказал, что женится только на той, которая согласится уехать в Израиль. 

Моше. Когда я ехал в Израиль, даже не знал, на каком языке здесь говорят. Купил только что изданный новенький идиш-русский словарь. Он весил восемь килограммов и занимал полчемодана.

– А как же кооператив? Не жалко было расставаться с бизнесом?

Тогда все уезжали. Другого, серьезного объяснения у меня нет. Даже вопроса не стояло: едем – и всё. На гребне общей волны.
Я изготовлял мороженое и зарабатывал очень много денег. С 1986 года развил целую сеть, открыл несколько точек и зарабатывал в день больше месячной зарплаты моих родителей-инженеров. Время было такое… горячее. Параллельно изучал в институте технологию управления общественным питанием.

Развиваться было фактически некуда. И еще сильно помогло то, что мы вообще ничего не знали о еврейском государстве. Мы были уверены, что там будет не хуже, а может, и лучше. В результате мы живем в Израиле почти 30 лет, там я плачу налоги. Российский бизнес я продал еще в 2014 году и теперь ищу себя только в Израиле. 

Не хочу в колхоз

– В перестроечном СССР были связи, язык, образование. На новом месте все начинают с нуля. Насколько оправдал себя переезд?

Лия. У нас получилось, как в хасидской истории про корову. Жила-была семья, которая зарабатывала на жизнь, продавая молоко. Как-то раз у них на ночлег остановился ребе с учениками. Муж с женой попросили у него благословение. Сразу как хасиды оставили дом гостеприимных хозяев, корова издохла.

Через несколько лет один из учеников ребе вновь оказался в этих краях – вместо избушки стоял роскошный дом. Супруги рассказали: «Когда мы лишились коровы, мы плакали ночи напролет, уверенные, что умрем с голоду, – ведь она была наша единственная кормилица. Затем пришлось думать, как все-таки жить дальше. Решили выращивать овощи, дела пошли в гору. Теперь живем припеваючи, даже работников наняли! Спасибо вашему ребе за благословение!».

Моше. До отъезда я вложил все деньги в одну ценную вещь, но в Израиле обнаружилось, что это фальшивка. И остались мы с пятью чемоданами, один из которых занимал тот самый идиш-русский словарь. Корова была зарезана.

Лия. Только задним числом мы поняли: то, что в свое время казалось концом света, на деле было благословением… За квартиру требовали деньги на три месяца вперед, а денег, выданных в аэропорту, хватало на месяц. Родственники что-то говорили про кибуц.

И вот мы едем в автобусе, я рыдаю, потому что понимаю, что кроме кибуца выхода нет. Но я не хочу в колхоз! Мужчина спереди услышал разговор, повернулся и говорит по-русски: «Девушка, почему вы не хотите в кибуц? Вы будете вспоминать его как лучшее время в Израиле! Я выучил в кибуце язык и теперь работаю в банке. А там работал на апельсиновых плантациях». У меня мгновенно высохли слезы. Я представила апельсиновые плантации, солнце, и на следующий день мы пошли в «Сохнут».

Кибуц, в который мы попали по программе «Первый дом на Родине», был нерелигиозным. У нас возникла удивительная связь с его основателями. Они открыли нам свои дома. Каждый визит к ним превращался в исторический экскурс. Эстер Ливне была родом из богатой ортодоксальной семьи в Польше. Она продала все свои украшения, на вырученные деньги кибуц покупал у арабов камни! Ими они – богатые девушки из польских семей – выкладывали дорогу между еврейскими поселениями. Ее муж Залман спас много евреев, занимаясь нелегальной репатриацией. Он работал в Европе под чужим именем. Да будет их память светлой, они были удивительными людьми.

– Тот восьмикилограммовый словарь идиша как-то помог в изучении иврита?

Лия. Иврит мы учили на иврите. Это была целая психодрама. На работе только ивритоговорящие. Сначала вы общаетесь на пальцах, а потом ты начинаешь говорить. За четыре месяца мы нахватались языка, и муж поехал на ярмарку вакансий в Тверию. Его тут же взяли в новехонькую гостиницу «Кейсар».

Мне, чтобы устроиться в больницу, требовался другой уровень иврита и подтверждение диплома. Нужный ульпан открылся в другом кибуце, религиозном. Я поселилась в Сде-Элиягу, а Моше работал в Тверии и приезжал в конце недели.

Моше. Что означает «религиозный», я не знал. Представлял себе рясы, костелы.

– А вас, Лия, религиозность не пугала?

Лия. Библию мне еще в Союзе продал один коллега-еврей. Теорию эволюции, первичный взрыв я всегда воспринимала со скрипом. А тут вдруг прочитала – и всё встало на свои места. Оказывается, есть Творец! Когда в «Сохнуте» мы получили Тору, я вдруг поняла, что всё, что внесло в мою жизнь какую-то осознанность, на самом деле было еврейской Торой. В Сде-Элиягу книгу «Кузари» я проглотила за одну ночь. В ней я нашла все ответы.

Однажды Моше приехал и сообщил, что уволился. Только представьте себе, он – единственный из всех участников нашей программы, кто на ярмарке получил работу, точнее должность, – оставляет ее. По тем временам это звучало как безумие! Моше так объяснил мне свое решение: «Я перестаю тебя понимать и боюсь потерять. Я хочу тебя понять». Он начал ходить на уроки.

Моше: Я нашел себе учителя. Он был учеником раввина Цви-Йеуды Кука и знаменитого раввина Назира. Моя жена считает его одним из 36 праведников, на которых держится мир. Когда он смотрел на тебя и говорил о Торе, было видно, что он любит Тору и любит тебя. Высокий иврит я еще мало понимал, но на меня действовала его искренность и честность.

Лия. В нашем кибуце Моше работал на заводе по сушке приправ. По его виду можно было понять, что сушили сегодня: если он оранжевый – паприку, зеленый – укроп или петрушку. Потом ему попалось объявление: ешива «Ар-Эцион» в Алон-Швуте приглашает на подготовительное отделение русскоязычных. Моше был зачислен на курсы в поселении, где на тот момент уже учились и проживали будущие глава Кнессета Юлий Эдельштейн, министр Зеэв Элькин, глава региона Шломо Неэман. 

Четвертый ребенок

– Моше, на каком этапе вы стали религиозным?

Моше. Это произошло на уровне эмоций. Помню решающий момент. Шел урок по книге Пророков. Разбирался эпизод, когда Г-сподь говорил устами пророка: Я вам дал то-то и то-то, а вы Меня совсем забросили. Знаете, мне вдруг стало так за Него обидно! Когда закончился урок, я остался в классе и плакал, «жалея» Б-га. Конечно, сегодня я вижу, насколько тогдашнее понимание веры было примитивным: Всевышний не нуждается в нашей жалости, жалеть как раз надо было народ Израиля, но каждый приходит в религию по-своему. Иногда Всевышний ждет, что человек совершит подвиг, иногда – что изменит жизнь, иногда – что станет собой. А от меня Он, возможно, ждал этих слёз. 

– Пока Лия работала в больнице по шестнадцать часов, в рамках курсов для медсестер и за минимальную зарплату, вы учились и параллельно налаживали поставки апельсинового сока в Москву. Бизнес и семья – вещи совместимые?

Моше. Бизнес только начал формироваться, и тут родилась тройня. Однажды мы с раввином Адином Штейнзальцем оказались вместе в зале ожидания, и я спросил: что мне делать? Раввин задал два вопроса. «Ты к ним ночью встаешь?» – «Я их вообще не слышу». – «Ты меняешь им подгузники?» – «Нет». – «Тогда ты будешь еще одним ребенком, которого нужно обслуживать. Только еще более капризным. Единственное: на каждый шаббат ты обязан возвращаться домой. И еще – взять помощницу, которая будет всегда находиться рядом с женой. А ты должен зарабатывать столько, чтобы можно было себе это позволить». Я радостно сообщил это решение жене.

Лия. Я очень обиделась. В первую очередь – за то, что раввин принял решение, не выслушав другую сторону. Но в результате все 18 лет у нас был папа по шаббатам, на осенние праздники и на Песах. И только на гала-ужине в честь 80-летия раввина Штейнзальца я поняла, что Моше обратился к нему за советом, а тот дал благословение. Я сказала раву об этом, и его глаза наполнились слезами.Моше состоялся как человек, как бизнесмен, я состоялась как «хозяин в доме», у меня прекрасная семья. Я получила в этом вопросе полную свободу. И колоссальную ответственность. Свобода и ответственность всегда идут вместе. Чем больше ответственности вы берете на себя, тем большей свободой вы располагаете. И наоборот.

– Но вы бросили карьеру.

Лия. Моше просил меня не возвращаться на работу еще после рождения тройни, но для меня это было всё равно что перестать дышать. Я оставила работу, только когда родилась младшая дочка. Я ушла в семью, как в бункер. И абсолютно нашла себя дома.

– Не жаль упущенных возможностей?

Лия. В Израиле женская судьба складывается по-иному. Я вижу в Израиле женщин, которые растят по 8-12 детей и развиваются профессионально и духовно. Когда у человека есть потребность развиваться и расти, всегда появляются возможности. Я окончила многие высокопрофессиональные курсы, затем в филиале американского университета Нью-Ингленда получила степень бакалавра в сфере управления системами здравоохранения. Сейчас муж планирует инвестиции в медицинские технологии, пригласил меня в команду в качестве советника. Когда в нашем районе Иерусалима открылся женский бейт-мидраш, я побежала туда и учусь уже пятый год. Там, например, мы очень глубоко изучали труды рабби Моше-Хаима Луццато. Книгу «Путь праведных» мы «смаковали» два с половиной года! Не потому, что медленно усваиваем, а потому что добирались до таких глубин… Есть уроки по Алахе, недельной главе Торы, книге Псалмов, еврейской этике. Для меня это как глоток свежего воздуха, как еженедельная зарядка аккумуляторов.

– Сказано, что время для изучения Торы нужно устанавливать. На иврите «ликбоа», от слова «кавуа» – постоянный. Моше, у вас есть постоянное расписание занятий?

Моше. Я выбрал для учебы время, которое никому не отдаю. Это – утро в пятницу и исход субботы. В пятницу я занимаюсь самостоятельно, изучаю этические и мировоззренческие темы, а на исходе субботы учусь в хевруте, с партнером. 

Мне очень повезло: я изучал еврейскую философию у раввина Адина Штейнзальца. Еще я был знаком с предыдущим главой хасидской династии Пинск-Карлин раввином Аароном Розенфельдом. Как-то мы выезжали из его дома, и я притормозил, чтобы пропустить какого-то человека, хотя по правилам дорожного движения не должен был этого делать. Мы торопились, и ребе спросил: «Моше, почему вы затормозили?» Я говорю: «Ну, как же! Возлюби ближнего, как самого себя». На что он ответил: «Да, но не более». И это сказал человек, служивший символом скромности. Слова ребе стали для меня важным уроком. Эта заповедь Торы не требует угождать всему миру, а служит правилом, как формировать себя.

Деньги на поездку к Стене Плача

– Среди нынешних бизнесменов принято оставлять не наследство, а наследие. Каким вы видите будущее своих детей?

Моше. У нас семеро детей, посередине тройня – два мальчика и девочка. Учатся в обычных школах и ешивах, служат в армии. Благодаря жене они выросли очень скромными и богобоязненными людьми. Я им ничего не навязываю. Мои мальчики летом работали на стройке синагоги, чтобы заработать на карманные расходы. Иногда я даже доплачивал подрядчику, чтобы их взял.

Сын служит в десантных войсках на границе с Газой по программе учеников ешив. Мы всегда учили своих детей, что прежде всего нужно быть хорошим евреем/человеком, любить ближних, стараться помогать. Это они восприняли. А как они будут зарабатывать, этому мы их еще не научили. Хотя эта обязанность тоже лежит на мне. Они, конечно, пойдут в высшие учебные заведения, получат специальности. А если кто-то из них захочет всю жизнь учить Тору – будем только рады!

Лия. Всевышний дал нам семь дорогих подарков. У старшей дочери прекрасная семья, четверо детей, тоже есть близнецы. Она чудесная мать, я у нее многому учусь. Вторая – тоже замужем, двое детей. Она педагог дошкольного образования, у нее очень востребованный детский сад.

Другая дочь, та, что из тройни, в этом году начнет учиться на соцработника. В пятнадцать лет она работала вожатой в летнем лагере в Тольятти. В ее отряде была десятилетняя девочка, которая после общения с нашей дочерью вернулась домой и привела всю свою абсолютно светскую семью к соблюдению. Потом она несколько лет искала мою дочь, чтобы сообщить ей об этом! Вот что может сделать пятнадцатилетняя девочка, которая искренне живет духовностью, впитанной дома.

Один из сыновей отслужил в морфлоте – сначала в боевых частях, а потом помощником раввина. Сейчас продолжает учиться в ешиве. Почти год он готовил детей, выходцев из Эфиопии, к бар-мицве, учил их читать Тору. Мы об этом узнали, только когда он попросил у нас денег, чтобы отвезти этих мальчиков к Стене Плача. Конечно, мы рады, что, если сын и просит у нас деньги, то только на такие вещи.

– Чем занимаются остальные дети?

Лия. Две младшие дочери учатся в школе. Раз в неделю работают волонтерами, каждая в своей программе. Мы считаем, что воспитание детей достигается личным примером, а не наставлениями. Мы не считаем себя людьми, которые могут оставить какое-то наследие. Но, слава Б-гу, у евреев много мыслителей, которым есть что оставить. И это нужно распространять. Мы с Моше решили заняться распространением наследия рава Штейнзальца, у нас есть группа единомышленников.
После того как раввин из-за инсульта перестал говорить, мне очень захотелось, чтобы его голос всё равно звучал. Через книги, через людей, которые его знали. Молодое поколение очень много теряет оттого, что незнакомо с наследием рава Штейнзальца, с его удивительным образом мышления, тонким юмором, гениальной личностью. Я хочу помочь им наверстать упущенное. Перечитывая книги раввина, я обнаружила, что они так же актуальны, как и двадцать лет назад. Истинная мудрость не теряет в цене! Раввин, он же доктор наук, просто и доступно пишет об очень глубоких, вечных темах.

В этом году исполняется 30 лет Кунцевской ешиве. Мы готовим выставку, переиздали книгу «Простые слова». Это – книга о человеческих ценностях. У нас очередь книг на выпуск. В том числе тех, которые еще не были переведены и не публиковались.

– А какова программа Моше на ближайшее время?

Моше. Имея успешный опыт инвестиций в стартапы, я инвестирую в проект, связанный с развитием новых технологий в медицине. Мне самому это интересно. Но сегодня я хочу сосредоточиться и на работе в Конгрессе. Мне это важно. Хочу больше быть с семьей – я много лет летал и наконец живу дома. Практически репатриировался заново. Пытаюсь наверстать с детьми то, что упустил за эти годы. И если я сумею компенсировать семье свое долгое отсутствие – это для меня и будет успехом. А там, может, удастся сделать что-то и для Израиля, и для евреев. В моем возрасте уже немного другие приоритеты.

– Напоследок, где чаще ощущается рука Всевышнего – в учебе или в бизнесе?

Моше. Руку Всевышнего нужно видеть всегда и во всем. Не все могут учиться. Один еврей посетовал Любавическому Ребе, что не может учиться, потому что на нем община. Может ли он оставить дела и заняться учением? Ребе сказал: «Если солдат уйдет из одной бригады в другую – он уже перебежчик, несмотря на то, что это одна и та же армия. Еврейский народ – армия Всевышнего, и каждый должен служить в своей бригаде». Я считаю, что я в своей бригаде.
Мне кажется, что те, кто по-настоящему занимаются Торой, находятся как будто во дворце Царя. Ведь вокруг великих раввинов чудеса происходили каждый день, были почти обыденностью. А когда ты находишься «на передовой», там – другие «правила игры», и ты, как ребенок, радуешься каждому проявлению руки Всевышнего.