Миссис Джей

Книга Евгения Пинелиса «Всё ничего» - это невыдуманные записки врача-реаниматолога, работающего в одной из нью-йоркских больниц в первую волну пандемии коронавируса весной 2020 года. Сборник вышел в издательстве «Редакция Елены Шубиной» в 2020 году

Больница Нью-Йоркского университета стала богоизбранной для хасидов Манхэттена и Бруклина. Национальная карта города сильно изменилась со времен, когда ирландские парни с Баури лупили итальянских парней с Малберри, а после те и другие получали дубинками по почкам от полицейских-соплеменников на улицах и в участках. За итальянцами и ирландцами пришла немецкая волна, осевшая на Нижнем Ист-Сайде — в месте вечных трущоб для новых иммигрантов. За немцами появились восточноевропейские евреи. Немцы переправились в Бруклин первыми. В 1904 году колесный пароход «Генерал Слокум» загорелся и утонул в Ист-Ривер: 1021 из 1342 пассажиров, в основном женщины и дети, погибли. В Томпкинс-парке поставили красивый и грустный памятник, но немцы там жить больше не хотели и перебрались в Уильямсберг на другой стороне реки. Началось китайское нашествие. Я обожаю этот Нью-Йорк, эти волнообразные изменения и переселения народов. Впрочем, я повторяюсь.

Так вот, бруклинский Уильямсберг у одноименного моста был немецким районом, но незадолго до Второй мировой войны его стали осваивать религиозные евреи. После войны к ним присоединились выжившие и приехавшие в Штаты европейские хасиды. Такая еврейская ирония. Хасиды облюбовали районы к западу от моста, немцы ассимилировались и рассосались, а районы к востоку заселились сначала черным населением, а потом хипстерами и прочими панками. Проходя мост, желательно точно знать, куда тебе надо. Пойдешь направо — попадаешь в этакий Меа Шеарим, где могут дать в глаз в субботу, если будешь разъезжать на машине. Пойдешь налево — и окажешься среди иронично бородатых людей в странных одеждах, магазинов логической тантры, тантрической йоги и прочих чудес. Уильямсбергские евреи лечились у нас. Хипстеры, скорее всего, нигде не лечились, так как у них нет души и они бессмертны. Как эльфы.

Я уже говорил, что мой старший партнер Марк съел собаку и еще много некошерных животных на лечении хасидов. Сам процесс в таком случае не слишком похож на стандартные отношения врача с пациентом, так как в них присутствует еще огромное количество родственников и раввин. Анархия полнейшая и контролю не поддающаяся. Среднестатистический раввин, прикрепленный к пациенту, еще любит лоббировать более длительный курс антибиотика или предлагать попробовать какую-нибудь другую химиотерапию. Ну, на всякий случай. У многих раввинов есть свое любимое лечение. В общем, когда я пришел в практику, у меня тоже оказалось много таких пациентов. Пациенты часто попадались интересные, у многих пожилых первым лечащим врачом был доктор Менгеле или кто-то близкий ему по духу, а биография была примерно такая: европейская страна — Дахау — Освенцим — Израиль — Уильямсберг. Лагеря варьировались, иногда выпадал Израиль, но канва была примерно такой. В итоге я познакомился с миссис Джей, а благодаря ей — еще и с мистером Штейном. Биография миссис Джей была типичная: родилась в местечке в Венгрии сразу после Первой мировой, в 1944-м попала в Освенцим. Многим венгерским евреям повезло: «окончательное решение» там задержалось и процент выживших был выше. Освобождение, пересыльные лагеря, Уильямсберг, куда приводят все дороги, не приведшие на Оушен-парквей, в Боро-Парк или Мидвуд.

Миссис Джей было очень много лет, но мало функционирующих легких, в которых к тому же было предостаточно лишнего. Например, воды из-за сердечной недостаточности, бактерий и фиброза. При нашей первой встрече миссис Джей пришлось интубировать (к сожалению, в моей практике так происходит постоянно), так что, боюсь, она подумала обо мне не очень хорошо и решила, что все врачи, от Освенцима до Нью-Йоркского университета, одинаковые. Перед интубацией я осведомился у дочери миссис Джей, не лучше ли дать 95-летней женщине кислород и морфий и обеспечить покой, но получил вежливый отказ.

Как ни странно, миссис Джей стало лучше. Инфекция прошла, она вышла из шокового состояния, но с 95-летними сердцем и легкими сделать ничего было нельзя, и, закатив глаза, я объяснял многочисленным представителям семьи и раввину, что трансплантация большинства внутренних органов в такой ситуации будет не слишком разумным и совершенно точно невозможным методом лечения. В результате я получил у них разрешение на следующий после трансплантации способ довести ее до выписки — трахеостомию, так как снять с вентилятора не представлялось возможным. Справедливости ради, выглядела она неплохо. Когда же кто-то из внуков надевал на нее очки и ставил перед ней книгу на иврите, она смотрелась просто отлично. (Очки вообще очень помогают пациентам выглядеть здоровее, чем они есть.) После трахеостомии встал вопрос о выписке, социальные работники принесли семье список ближайших домов престарелых и настоятельно посоветовали посетить эти места и решить, в какое из них миссис Джей отправится. Неудивительно, что действительно любящим маму детям ни одно из этих страшноватых мест не понравилось. На следующий день после тура мне и позвонил мистер Штейн. Акцент у него был очень забавный — как если смешать Тони Сопрано и Беню Крика из «Одесских рассказов» Бабеля. Мистер Штейн оказался представителем и единственным владельцем корпорации «Евреи Уильямсберга и Боро-Парка на вентиляторах дома». Это он, собственно, и предложил. Миссис Джей отправится домой, а мистер Штейн предоставит аппарат и поможет семье заботиться о маме на искусственной вентиляции. Деньги, причитающиеся от страховой компании дому престарелых, пойдут мистеру Штейну, но берет он меньше, а пациентам у него лучше. Не то чтобы я ему поверил, но так как средняя продолжительность жизни пациентов, подобных миссис Джей, в доме престарелых очень невелика, а вероятность повторной госпитализации близка к 100 %, отправить ее вместо этого домой не показалось мне плохой идеей. После еще пары скоротечных инфекций и закупорки дыхательных путей, потребовавшей бронхоскопии, мы выписали миссис Джей на поруки мистера Штейна.

Я, если честно, и думать о ней забыл. Мы посмеялись с друзьями над предложением мистера Штейна делать трахеостомии, бронхоскопии и другие реанимационные мероприятия на дому и разошлись по делам. Месяцев через шесть к нам в гости приехали родители жены с ее сестрой-малявкой, вымахавшей вдруг в 16летнюю девушку. Почему-то им не захотелось слушать мои россказни о городе, и они решили нанять экскурсовода. По удивительному совпадению и без всякого лоббирования с моей стороны экскурсоводом стал наш друг Паша Пуш — огромный лысый мужчина, одетый преимущественно по моде английских футбольных болельщиков и на мотоцикле. Раньше он преподавал историю в еврейском центре Ижевска. Я никогда не видел Пуша в деле, хотя и рекомендовал его всем безоговорочно, поэтому примазался к экскурсии. Погуляв по Манхэттену, мы решили переплыть на другой берег Ист-Ривер. Прямо у пристани нас встретили останки германской цивилизации в виде «Стейкхауса Питера Люгера», который много лет подряд признавался лучшим в городе. Съев по половине коровы каждый и запив всё это большим количеством пива, мы, устав от хамства официантов (часть антуража и не опционально), решили, что кофе с десертом лучше пить в еврейской части района, так как у хипстеров можно запросто получить какой-нибудь цикорий из тибетских трав.

Мы идем по сонным улочкам Уильямсберга, вокруг женщины в париках и орды детей, многие из которых рыжие. Рыжие люди — моя слабость. Говорят, их очень мало. Но не в Уильямсберге. Вдруг я слышу крик с другой стороны улицы: «Доктор, доктор!» — и вижу дочку миссис Джей. Она активно жестикулирует, требует, чтобы мы к ней подошли. Подходим всей нашей туристической группой с огромным лысым гидом в кожаной куртке, девушкой 16 лет и двумя родителями. Лысый гид здоровается с ней на идише, но даже этот, лично меня поразивший факт ее не удивил.

– Доктор, пойдемте сейчас же ко мне, посмотрите мою маму!

Я, мало что соображая от ужаса, промямлил, что у меня и стетоскопа-то с собой нет. Но она уже тянет меня внутрь, и я оказываюсь в квартире на первом этаже. В небольшой комнатке было несколько детей лет от двух. Некоторые возились на полу с игрушками, 12-летняя девочка делала уроки за кухонным столом, а в углу гостиной лежала миссис Джей в очках, с книгой на иврите и кокетливым шарфиком вокруг трахеостомии. Самое поразительное, что она меня узнала и улыбнулась.

– Ну правда же, она прекрасно выглядит?! — спросила миссис Джей-младшая.