– Коренной израильтянин в Москве – не такая частая картина. Как вы оказались в российской столице?
Все началось с моего преподавания в иерусалимской ешиве для русскоговорящих «Швут ами» с 1991 года. У нас была вечерняя группа, и учиться с этими ребятами было просто удовольствием. Потом я работал в Гонконге, но там возникли свои финансовые трудности, и я должен был найти альтернативное место работы. Я решил обратиться к одному из своих бывших учеников, раву Арье Зильберштейну, проживающему в Москве и уже многие годы возглавляющему «Сойфер Центр». Он и другой мой ученик из иешивы «Швут ами» Леви Ицхак Шпендик привлекли спонсорские ресурсы и совместно с «Тора ми-Цион» заложили фундамент моей работы в Москве. Мне вдвойне приятно подчеркнуть эту деталь, так как оба моих ученика добились успехов в распространении Торы в России. Так я начал преподавать в рамках «Тора ми-Цион», а через полгода – в «Оалей Яаков».
Тель-Авив — Москва
Раввин Авнер Коэн родился в 1964 году в Тель-Авиве. Его отец – из Копенгагена, мать – уроженка Израиля, родители матери – из Франкфурта, «европейские ортодоксы». В 16 лет поступил в знаменитую литовскую ешиву «Поневеж» в Бней-Браке. В 21 год женился, поселился в Иерусалиме, где 7 лет проучился в колеле, возглавляемом главой раввинского суда в Лондоне, раввином Арье-Лейбом Гроснессом.
С 1991 года начал преподавать по вечерам в ешиве «Швут ами» для русскоязычных учеников, проработал там 17 лет. В 2010 году получил должность раввина в Гонконге. С 2014 года преподает в московской ешиве «Оалей Яаков», являясь главой местного колеля. Отец 7 детей (двое из которых уже женаты), дедушка нескольких внуков.
– Чем учебные заведения для выходцев из СНГ отличаются от обычных?
Исключительным потенциалом. Не только с точки зрения способностей и талантов, но и с точки зрения осознанности. В «Оалей Яаков» человек отдает себе отчет, что именно ему необходимо, чтобы учиться. Учеба, знания интересуют его больше, чем развлечения и кайф. Здесь у людей не просто жажда знаний, но и осознание необходимости этих знаний.
Я начал преподавать в «Швут ами» после путча ГКЧП. Моя первая мысль как педагога, немного знакомого с историей, была такова: с теми, кто вырос при коммунизме, тяжелее работать, потому что им промыли мозги. Действительность оказалось диаметрально противоположной. Тем, кто был воспитан в духе верности идеалам коммунизма, нужно было только объяснить суть еврейской веры. Есть Всевышний, есть Творец, Тора была получена на горе Синай. Через несколько месяцев люди, поначалу не знавшие о существовании Авраама, Ицхака и Яакова, достигали таких результатов, для которых обычному израильтянину понадобились бы годы.
– Какие конечные цели вы ставите перед московскими учениками? Есть такая распространенная точка зрения: ешива на постсоветском пространстве является лишь подготовительным этапом перед поступлением в «настоящую» ешиву за границей.
В свое время это обсуждалось и в «Швут ами». Мы слышали, что наши ученики переходят в израильскую ешиву, и это казалось высшим достижением: парень из СССР, до сих пор совершенно оторванный от всего еврейского, влился в ешиву, где учатся лучшие из лучших! Постепенно мы поняли важность соблюдения пропорции – есть те, кому это подходит, есть те, кому не подходит. И последних большинство. Случались кризисы, люди оставляли все, что ранее соблюдали. В России тоже нужно равняться на заведения, знакомые преподавателям по загранице. Но идеалом должно стать не желание отправить учеников туда, а построить здесь достойный бейт-мидраш.
– И что мешает это сделать?
Любая система держится за счет финансирования. Нельзя и сравнить те средства, которыми располагает Хабад и которыми располагаем мы. Мы по сравнению с ними просто дети малые.
– И где взять деньги?
Я неоднократно видел, как реализуется правило: сначала набираешь учеников – потом появляется финансирование. Когда я начал работу в «Оалей Яаков», тут был коллектив из четырех человек, включая директора. Работу они проделывали колоссальную. Мне было важно все конфликты и споры оставлять в офисе, а в бейт-мидраше сохранять теплую атмосферу. В результате потянулись люди. Они приходили, смотрели, приезжали из-за границы, и в конечном итоге нашлись те, кто был готов вложить в это действующее предприятие деньги.
– Помимо денег не последнее место занимают отношения с общественностью.
Да, сегодня пиар – неотъемлемая часть действительности. В сфере маркетинга Хабад превзошел всех остальных. И потому я считаю, что и остальные должны вкладываться в пиар, обращаться к профессионалам, которые умеют добиваться нужных результатов в разумные сроки. Нужно вкладываться.
Помириться на том свете
– Вы упомянули Хабад. Ощущаете ли вы реальное противостояние хасидского и литовского подходов в Москве?
Под понятием «литвак» во всем еврейском мире подразумевают тех, кто учится в ешивах «литовского» направления – «Поневеж», «Хеврон», «Мир», «Лейквуд»… В Москве все по-другому. Реальность же такова, что личные связи и сотрудничество между разными направлениями ортодоксального иудаизма крепчают день ото дня. Хотя сами разногласия остались в силе, и ни одна из сторон не скрывает своего мнения по поводу спорных тем.
Двоюродный брат моего отца, возглавлявший знаменитое иерусалимское издательство, раввин Йосеф Буксман, учился в ешиве «Хеврон» и был настоящим литваком. При этом он несколько раз бывал у Любавического Ребе. Он хотел расспросить его про спор Виленского Гаона и Алтер ребе, на что Любавический Ребе ответил ему на идише: «Не надо. Они уже давно помирились». Я не знаю, что происходит на небесах. Но для меня не было бы удивительно, что там мой раввин Элиэзер Шах беседует с Любавическим Ребе на религиозные темы. Помирились ли они? Не знаю. Есть серьезные разногласия, не оставляющие равнодушной ни одну сторону. Но они не мешают сообща работать и освящать Имя Небес.
– Вам не кажется, что хасидские лидеры заботятся о своей пастве во всех аспектах, тогда как литовские занимаются исключительно духовными вопросами?
Понимание необходимости заботиться о материальной стороне жизни своих подопечных в литовском мире ничуть не хуже, чем в хасидском. В Америке вы можете встретить бизнесменов и литовского, и хасидского направления.
– Принято считать, что у израильских литваков к тем, кто ходит на работу, вместо того, чтобы пожизненно заниматься в ешиве, отношение как к людям второго сорта.
Если мы посмотрим на духовных лидеров, на раввинов, они ни в коем случае не относятся с презрением к людям, вынужденным пойти работать, чтобы обеспечивать семью. Знаете, сколько работающих евреев живут в самых элитных «литовских» районах Иерусалима? Огромное количество!
В выполнении заповеди почитания родителей, помощи бедным и больным, организации похорон нет никакой принципиальной разницы между литовским и хасидским обществом. Для литовского еврейства основа основ еврейских учебных учреждений – изучение Торы. Качество не определяется количеством стеклянных окон в синагоге и ее площадью.
– Но ведь целые поколения воспитываются на рассказах о том, что ради изучения Торы можно забыть обо всем на свете.
Это не специфическое новшество, придуманное литваками. В Талмуде в трактате «Ктубот» приводятся подобные истории. Выдающиеся мудрецы оставляли свои семьи на 12 и более лет, посвящая жизнь учению, в том числе и рабби Акива. Талмуд показывает нам, что такие ситуации допустимы, но подходят считанным единицам.
– Если у человека не идет учеба, стоит ли попробовать себя на альтернативном поприще, приобрести профессию?
Я лично слышал, как раввин Элиэзер Шах советовал людям, которые сомневались, не пора ли им сочетать учебу с работой, идти работать. С другой стороны, было много и тех, кого он в таких случаях поощрял учиться. Необходим фундамент на всю жизнь, а для этого необходимо определенное количество лет, посвященных учебе в колеле. Наша жизнь не позволяет такого постоянства в учебе, как это было в прошлом.
С другой стороны, учащийся в школе, например, изучает английский более 2 000 часов и так и не владеет языком. В отличие от этого, человек со средними способностями занимается частным образом 5 % от того же времени (100 часов) и великолепно говорит на английском. То же самое в математике, физике и т. д. Здесь вопрос приоритетов в шкале ценностей. Я считаю, что еврей должен быть образованным и разносторонним человеком для того, чтобы: первое – обрести специальность, которая даст ему достойно зарабатывать на жизнь; второе – охват знаний даст более широкое и глубокое понимание Торы. Но ни в коем случае школа ради школы.
И кстати, пример с рав Арье Зильберштейном здесь уместен. Много лет назад, будучи учеником ешивы, он советовался со мной, стоит ли учить софрут? Тогда не было особо принято давать добро 18-летнему студенту ешивы получать специальность. Но и рош-ешива, и я, и еще некоторые раввины поддержали его в этом…
Изучать Тору – это ценность. С еврейской точки зрения идеал ученого человека – это мудрец Торы.
– При этом вы, помимо Талмуда, профессионально занимались музыкой, не так ли?
Да, сначала – скрипкой, потом перешел на виолончель. В Израиле существует специальный фонд стипендий для подающих надежды музыкантов. На первом прослушивании моим экзаменатором был назначен один музыкант, который вырос в ультраортодоксальном квартале Меа Шеарим, потом отошел от религии, уехал учиться во Францию, вернулся в Израиль. Я его немного побаивался, но в итоге получил солидную стипендию. Мне было 14 лет.
Прошел год, и я подал на рассмотрение очень сложное произведение – концерт Шумана. Я сам остался не слишком доволен своей игрой. Экзаменатором оказался конкурент моего педагога, который заметил: «Я вижу, что перед тем, как сесть играть, ты молишься!», и шутливо погрозил мне пальцем. Но и тут я получил стипендию.
А потом произошло показательное событие. Программа была намного легче, а экзаменатором был тот же самый музыкант из Меа Шеарим, что и в первый раз. Я был практически уверен, что стипендия у меня в кармане. И вот приходит отрицательный ответ: «Мы видим, что кандидат в свои 18 лет все еще учится в ешиве. Следовательно, карьера настоящего виолончелиста его не привлекает. Наш же фонд поддерживает подающих надежду музыкантов, а не ешиботников». Что ж, мне осталось только поблагодарить Всевышнего, что мне не пришлось выбирать.
– Каково отношение иудаизма к музыке?
Музыка – прямая связь с глубинной частью души. Я беседовал со скрипачом, который приехал в Израиль в 60-х. Он выступал с известным румынским дирижером Серджиу Челибидаке. На генеральной репетиции мой собеседник сыграл один-два такта, и дирижер застучал палочкой по пюпитру: «Слышите? Это играет еврей!» А когда люди поют вместе, допустим, за субботним столом – это же просто создает электрическое напряжение в воздухе! Музыка – голос души.
Но есть и обратная сторона: точно так же, как музыка воздействует на самые глубокие пласты души, чтобы возвысить ее, она обладает и обратной силой – может затянуть ее вниз. Вся история антикультурных, антирелигиозных и прочих бунтов, включая постмодернистские, идет рука об руку с соответствующей музыкой. Было бы странно использовать современные стили, возникшие в рамках культуры бунта и вседозволенности, и напевать под них святые слова.
– Можете привести конкретные примеры?
Так называемая хасидская эстрада: диско, поп, рок, транс. И под эту музыку – цитаты из Псалмов, Каббалы, хасидских источников. Не будем себя обманывать, будто то, что нас притягивает и привлекает в этом, – это святые слова. Нас пленяет афроамериканский стиль, под который пляшет и скачет певец на сцене. Слова люди вообще не разбирают. Мне как-то сказали: «Да вы знаете, сколько людей через это пришли к еврейству?» Я ответил: «Не знаю. Но могу гарантировать, что не больше, чем через это от еврейства отошли!»
– Люди, имеющие музыкальное образование, жалуются, что традиционные еврейские напевы лишены оригинальности. Три аккорда, предсказуемое развитие мелодии.
Возьмите классическую музыку. Гайдн, Моцарт и иже с ними вплоть до Шуберта и Бетховена. Она отказалась от всей уникальной красоты и сложности гениальной музыки барокко – Баха, Генделя. От полифонии и контрапункта, от фуг и их развития. Все это было признано данью прошлому: настало время корректных, консонантных звучаний и форм с четким разделением гармонических функций. Гармония должна быть ясной, простой, но приятной на слух. И они преуспели в поставленных перед собой задачах.
Но пришел Бетховен и, оставаясь классиком, да еще будучи глухим, доказал, как можно разрушить все существующие каноны. Потом настала эра романтизма. Каждый искал свое направление, что требовало отказа от чего-то важного в прошлом. В нашей субботней музыке мы ищем душу и подчеркиваем именно этот аспект. Это – то, что приближает нас к Творцу. И в этом мы, при всем уважении к профессиональным музыкантам, разбираемся лучше них.
Сколько лет миру?
– К вам приходит новичок в иудаизме. Что вы ему посоветуете?
Все индивидуально. Нужно проверить, что человек уже знает, но не менее важно и уметь понять его. Есть тот, кто не знает ничего. Но если ты задашь ему какой-то серьезный, глубокий вопрос, например, связанный ни больше ни меньше как с сотворением мира или строением души, ты можешь увидеть по глубине его ответов и понимания, насколько близки и понятны станут ему эти вопросы и термины в ближайшем будущем.
А есть другой человек. Он отличается чистотой поведения, уникальными личными качествами. Его вопросы касаются моральных дилемм. Не обязательно глубоких, может, и совсем простых.
Есть те, кто хочет знать элементарные законы и простые нормы еврейского поведения. Что требуется для молитвы, что – для соблюдения шаббата. Это – совсем другой типаж. А есть те, кто, как бабочка на свет, тянутся ко всяким каверзным вопросам – не с тем, чтобы узнать ответ, а с тем, чтобы задеть и поддеть: «Так сколько же лет миру?», «А как это сочетается с тем, что сказано в Торе?». И для такого человека подходит свой путь, с ним тоже можно открыть окно диалога, только в другом формате.
– И все эти типы людей встречались в вашей практике?
Один посетитель обратился ко мне примерно так: «Если только вы чуть-чуть высунете нос из бейт-мидраша и откроете для себя академический мир, к помощи которого вы, безусловно, прибегаете, обращаясь к работе врачей, инженеров, физиков и так далее, вы узнаете, что в академических кругах 5770 лет существования мира – это глупая шутка».
Я сказал: «На эту тему мы можем дискутировать, а можем и учиться». Он напрягся: «Учиться всю жизнь?» – «Зачем так сразу? Начнем с двух, трех часов. Может, ваше мнение окажется верным». Убедил его.
А потом мы с ним изучали талмудический трактат «Звахим», где прямым текстом написано, что потоп подразумевал не только ливень с небес, но и обветшание материи – мир стал казаться намного старее, чем был на самом деле. Тут я ему сказал: «Вы построили модель, определяющую возраст мира. Построение модели подразумевает наличие определенных исходных данных. Но что поделать, что такое явление, как потоп, не было включено в вашу модель?» Человек, может быть, и не до конца убедился, но понял, что оно того стоит.
Есть те, кому близки философские темы, есть те – кому исторические. Но главное – искать индивидуальный подход.
