200 лет тому назад в черте оседлости началось единственное в истории человечества превращение письменного языка в живой инструмент повседневного общения. Путь был долгим и интересным. Как «серные деревяшки» стали спичками, за что аргентинские евреи запустили в оратора железным стулом, и как не забыть стихи в лагере строгого режима
Книгоноша переводит с немецкого
В отличие от русского языка, в котором уживаются славянские и иностранные корни и где мерчандайзеры с франшизой чувствуют себя как рыба в воде, в иврите принято гебраизировать всё и вся. Академия языка иврит, которая находится на территории кампуса Еврейского университета в Иерусалиме, едва ли не еженедельно публикует список нововведений. Копирайтер — это «раайонай» (дословно — поставщик идей), джингл — это «замрир» (песенка), от слова «земер» (пение), и даже у компьютеров с принтерами и сканерами есть ивритские, всеми употребляемые аналоги.
У истоков Академии языка иврит стояли выходцы из Российской империи. Они же преобладали и среди тех, кто еще в далеком XIX веке начал реализовывать невиданный по размаху (или наглости?) проект: обеспечить язык молитв и религиозной литературы современным инструментарием.
По словам сотрудника Академии языка иврит д-ра Арье Ольмана, одним из столпов словотворчества на возрождаемом иврите можно считать классика литературы Менделе Мойхер-Сфорима («Мендель-книгоноша», настоящее имя — Шолем-Янкев Абрамович). Абрамович родился в 1835 году в местечке Копыль Минской губернии, получил традиционное воспитание в хедере и ешиве. В 17 лет он начал сочинять стихи на библейском иврите, а впоследствии овладел русским и немецким языками.
Начав составлять научную литературу на иврите, Абрамович столкнулся с проблемой: лексикона Торы и Талмуда для реалий XIX века и трехтомного учебника естествознания явно не хватало. Поначалу литератор образовывал новые понятия, пользуясь словосочетаниями, как в немецком. Словарь — wörterbuch, «книга слов», и Менделе ровно по той же схеме вводит в обиход «сефер-милим». Со временем Шолем-Янкев Абрамович осознает, что иврит, в отличие от европейских языков, настроен на краткость и лаконичность. В 1895 году для обозначения спичек он пользуется выражением «ацей-гофрит» («серные деревяшки»). В 1909м появляется неологизм «гафрур», и именно так именуют спичку современные израильтяне.
Карманник, не лезущий в строчку
В отличие от Менделе Мойхер-Сфорима, для которого иврит был исключительно языком литературы, Элиэзер Бен-Йегуда (Перельман) имел более амбициозные планы: сделать иврит средством повседневного общения и тем самым объединить рассеянный еврейский народ. Элиэзер Перельман родился в местечке Лужки Виленской губернии в 1858 году. Во время учебы в ешиве будущий лингвист, журналист и общественный деятель наткнулся на брошюру о грамматике иврита. Юноша был поражен: он впервые осознал, что язык подчиняется определенным правилам и законам.
Русскому языку экс-ешиботника обучила Двора, дочь зажиточного еврея Шмуэля Ионаса. За год Элиэзер Перельман прошел трехгодичную программу обучения, поступил в четвертый класс гимназии Двинска и с успехом ее окончил. Следующим этапом стали изучение медицины в Париже и переезд в Палестину, которая тогда находилась под контролем Османской империи, — чтобы возрождать Святую землю посредством возрождения святого языка. Двора Ионас, кстати, стала женой идеолога возрождения иврита, а их сын Бен-Цион, впоследствии сменивший имя на Итамар Бен-Ави, — первым иврито-язычным ребенком.
Десять заповедей при разговоре с новым репатриантом (опубликовано в 1949 году в одной из израильских газет)
1. Помни, что ты тоже когда-то не умел говорить на иврите — как репатриант или как ребенок, и тебе нужна была помощь и поддержка.
2. Если твой товарищ начинает говорить на иврите, поддержи его. Каждая похвала продвигает его вперед.
3. Не смейся!
4. Не позорь его, выражая нетерпение. Он имеет право на то, чтобы его внимательно выслушали, — даже если его ошибки режут ухо.
5. Не прерывай его, говоря «сначала научись». Даже не переходи на его родной язык, дай ему выразиться.
6. Не будь слишком категоричным («Я говорю только на иврите!»), если твоему товарищу необходимо что-то сообщить или что-то спросить, а он пока не умеет это сделать.
7. Не исправляй каждую ошибку. Пусть он лучше говорит с ошибками, чем не говорит совсем.
8. Если исправляешь, делай это без чувства превосходства. Лучший способ исправить — повторить его слова в своей реплике, но правильным образом.
9. Включи репатрианта в свой круг общения. Самый лучший способ овладеть языком — это говорить на нем с друзьями.
10. Помни: репатриант приехал сюда, чтобы найти родину для своего тела и души. Успех этого желания зависит и от тебя
Важным нововведением Элиэзера Бен-Йегуды стал переход с общеупотребительного в Восточной Европе ашкеназского произношения на сефардское, которое было ближе к норме, увековеченной в огласовках и знаках библейской кантилляции. Не «шаббос», а «шаббат», не «мишпуха», а «мишпаха», не — простите — «тухес», а «тахат». Разумеется, ашкеназская религиозная община Иерусалима невзлюбила гебраиста.
Освоив немало других языков, в том числе арабский, Бен-Йегуда принялся сотнями создавать новые слова. Газета — «итон», от слова «эт», время (по аналогии с немецким zeitung). Кино — «реиноа», от глаголов «видеть» и «двигаться»; с появлением звукозаписи «великий немой» был переименован в «кольноа» («коль» — голос). Благодаря Бен-Йегуде появились ивритские названия для поезда, бомбы и варенья.
Кстати, именно варенье хорошо иллюстрирует извилистый путь слова в новый язык. В 1888 году наш герой опубликовал заметку, в которой предложил называть популярное лакомство «риба», процитировав Иерусалимский Талмуд, где упоминается это слово. Как ему показалось, в значении «какое-то блюдо на меду». Но коллеги-ученые, а также религиозные иерусалимцы его высмеяли: «Нужно было пользоваться хорошим изданием Талмуда, тогда ты увидел бы, что в оригинале вообще нет такого слова! И даже в твоем издании у него совершенно другой смысл, нужно уметь разбирать классический текст, недоучка». Даже знаменитый писатель и нобелевский лауреат Шмуэль Йосеф Агнон через много десятков лет вспоминал, как опростоволосился «изготовитель слов». Однако смех смехом, а варенье на современном иврите — все-таки «риба». Как говорит талмудическая пословица: «Если ошибка вошла, так уж вошла».
Итамар Бен-Ави пошел по стопам отца, стремясь к краткости в словообразовании, которая, как известно, является сестрой таланта. Читая гранки, Бен-Ави обнаружил в сообщении о поимке карманника лишнюю строчку, из-за чего заметка не укладывалась в рамки газетной полосы. Было два часа ночи, верстать заново некогда. Сын Элиэзера Бен-Йегуды не полез за словом в карман и заменил выражение «ганав-кис» (дословно: карманный вор) на придуманное тут же «каяс», карманник, и сэкономил строчку.
И еще раз о произношении. В 1890 году учитель из Вильно Хаим-Лейб Хазан придумал слово «мишкафаим» (очки). По словам самого Хазана, он выбрал корень «шакаф» (зреть) из-за фонетического сходства с греческим словом skopeo (смотреть). Но где же сходство, если там «ш», а здесь «с»? Дело в том, что литовские евреи произносили букву «шин» как «с», в их иврите вообще звука «ш» не было. Над ними даже смеялись: мол, вместо фаршированной рыбы «фиш» литваки едят фаршированные ноги «фис».
Полиглот из кутаисского подвала
В Аргентине был свой Бен-Йегуда — уроженец Литвы Тувья Олейскер. Он учился в школе с преподаванием на иврите. В 1914 году Олейскер обосновался в городке Моисесвилль. «Это была неофициальная столица еврейских сельскохозяйственных поселений тех лет, названная в честь спонсора, барона Мориса (Моисея) фон Гирша, — рассказывает Арье Ольман. — Братья Олейскера, которые эмигрировали в Аргентину раньше, устроили его на должность преподавателя в школе, основанной Еврейским колонизационным обществом (ЕКО). Однако Тувья Олейскер наотрез отказался использовать родной идиш в качестве языка преподавания. Иврит, только иврит! Он пытался создать собственную ивритскую школу, вел вечерние курсы для взрослых, ходил по домам и предлагал учиться ивриту бесплатно, заставил разговаривать на иврите собственную жену Сару. Иврит стал родным языком их троих детей».
К Олейскеру тоже относились враждебно. Еврейское окружение реагировало следующим образом: нечего учить язык «турецкой страны», имея в виду Османскую империю, никто туда переезжать не собирается. Во время одного из выступлений Олейскера на тему возрождения иврита среди диаспоры в оратора даже запустили железным стулом.
Когда деньги у энтузиаста разговорного иврита закончились, он пошел на компромисс: согласился на должность школьного учителя на идише. Но вскоре его ивритская душа не выдержала, и Тувья Олейскер переехал из Моисесвилля в Буэнос-Айрес, где нашел отклик в сефардской общине. Он преподавал иврит в синагоге, пытался создать театр, издавал ежемесячный журнал, который вскоре стал выходить раз в год, а потом и совсем зачах. Большинство статей в журнал он писал самостоятельно, подписывал своим настоящим именем, а также псевдонимами Тувья бен-Эфраим (сын Эфраима) и Бодед (одиночка).
Однако настоящим одиночкой и подвижником иврита в иноязычном окружении был уроженец советской Евпатории Дов (Борис) Гапонов. Его дед, раввин Шмуэль Мазе, брат знаменитого московского раввина Яакова Мазе, души во внуке не чаял и тайно обучил его основам иврита. Всю оставшуюся жизнь Борис Гапонов занимался самообучением. Он читал напечатанные до революции художественные произведения, до которых не добралась в далекой Грузии советская власть, составлял словари и слушал передачи «Голоса Израиля» на иврите.
В 1958 году 24-летний Гапонов пишет по-русски стихотворение сионистской направленности. Д-р Ольман обращает внимание на следующую строфу:
А кто ж, по-твоему, еврей, Живущий там, в отцовском доме, На берегах своих морей: В Элате, Хайфе и Седоме?..
«Элат» и «Седом» вместо Эйлата и Сдома — тогдашняя дикторская норма на израильском радио, по строгим правилам сефардского произношения. В Кутаиси, где проживал автор, «Голос Израиля» не глушили. Аналогичным образом правильные ударения в упоминании пустыни Негев и болот Хулы доказывают, что радио было для Гапонова основным источником овладения современным ивритским лексиконом.
«Дов Гапонов написал две версии русско-ивритского словаря: первую, полную, в 1957 году (в возрасте 23 лет!), вторую, расширенную и неоконченную, четырьмя годами позже, — рассказывает Ольман. — А еще русско-ивритские словари фразеологизмов и пословиц. Всё в одном экземпляре, в толстых тетрадях. Для себя. По ним видно, как он самостоятельно создает иврит и как он его чувствует. Например, пословицу «Не имей сто рублей, а имей сто друзей» он переводит как «Тов меа аувим ми-меа зеувим» (Лучше сто друзей, чем сто золотых)».
Продолжая ютиться с матерью в кутаисском подвале и работая в заводской многотиражке, Гапонов перевел на иврит с оригинала — а знал он восемь языков — «Витязя в тигровой шкуре» Шота Руставели, все стихотворения Лермонтова, некоторые произведения Бунина и Цветаевой. Академия языка иврит избрала Гапонова своим почетным членом, а за перевод Руставели ему присудили премию им. Черниховского. Но советские власти долгое время отказывали гениальному полиглоту в праве на выезд. В Израиль Борис Гапонов попал в 1971 году, тяжело больным, немым и парализованным, и через полтора года скончался в возрасте 38 лет.
Стихи в Озерлаге
Немного больше повезло Исааку Каганову. До Октябрьской революции уроженец местечка Горки Могилёвской губернии успел поучиться в хедере. Ивритом Каганов увлекался с раннего детства, в 1918 году создал еврейскую юношескую организацию «Тхия» («Возрождение»), а в первом и последнем литературном сборнике «Берешит», изданном в СССР на иврите, была напечатана его поэма.
В середине 20-х, когда иврит окончательно попал под запрет, Каганов переключился на идиш, сочиняя стихи о радости работы на земле. После учебы в Московской государственной еврейской театральной студии у Соломона Михоэлса поэт стал режиссером целого ряда еврейских театров.
Во время Второй мировой войны Каганов служил в артиллерийском полку и командовал батареей. Он был тяжело контужен, некоторое время не слышал и не говорил. Его родители погибли от рук нацистов в Симферополе. Вернувшись в родной Севастополь, Исаак Каганов заново открыл для себя литературное творчество на иврите. Он написал и попытался передать в Израиль автобиографический роман «Под мрачными небесами». Результат — арест по надуманному делу «антисоветской сионистской националистической группы». Каганов, какой ты молодец! Выручил!..
Сочинять стихи Каганов не перестал и в Озерлаге, лагере для политических заключенных, расположенном между Братском и Тайшетом. Придуманное заучивал наизусть. Д-р Арье Ольман делится интересным эпизодом из биографии поэта: «В одном из лагерей он, режиссер по профессии, заведовал культмассовой частью и ставил с зеками спектакль. Вдруг приезжает врачебная комиссия и актирует его, выпускает. Начальник говорит: «Каганов, как ты меня расстроил… Ты, конечно, человек свободный, но ведь теперь спектакля не будет… а я уже обещал…» Каганов выходит на волю, снимает комнатку и первым делом бросается записывать свои стихи, которые всё время повторял про себя. И обнаруживает, что все их забыл, до единого! Резкая смена обстановки, расслабление. Тогда он идет в лагерь и просит начальника: «Пусти меня пожить в моей бывшей камере, как вольнонаемного, а я тебе спектакль закончу». — «Каганов, какой ты молодец! Выручил!..» Он оказывается в своей камере — и все стихи снова в голове, на месте. Днем он ставит спектакль, а ночью записывает их на листочках размером со спичечный коробок и выносит из лагеря».
В 1976 году Исаак Каганов репатриировался в Израиль и уже через год издал долгожданный, выпестованный в муках сборник своих стихов «Бе-коль шофар» («Глас шофара»). «Мои книги, — писал И. Каганов в кратком предисловии к «Гласу шофара», — явились на свет как откровение, как чудо, одновременно с созданием государства Израиль, о чём я так мечтал и грезил». jm
