Вопреки распространенному мнению о том, что голос бывших узников гетто и концлагерей практически не был слышен в Израиле до процесса над Эйхманом, многие современные исследователи отмечают заметную роль данной группы в формировании израильского этоса уже в ранний период существования еврейского государства. Не страшась конфронтации с истеблишментом, организации ветеранов протестовали против получения репараций от Германии и установления дипломатических связей с этой страной, требовали для себя позиций влияния в мемориальном институте «Яд Вашем», настаивали на учреждении в наградной системе Израиля специального знака «Борец с нацизмом» и во многих случаях добивались успеха. Будучи активной стороной во внутриизраильских спорах, организации ветеранов твердо выступали в защиту интересов своей страны на международной арене
Вопросам интеграции в Израиле бывших узников гетто и концлагерей, их самоощущению в израильском обществе и тому, как они воспринимались израильскими «старожилами» в ранний период существования государства, посвящено немало исследований. В большинстве из них данная социальная группа всё еще рассматривается как слабая, оттесненная на обочину и фактически не имевшая своего голоса в молодом израильском обществе вплоть до состоявшегося в 1961 году судебного процесса над Адольфом Эйхманом. Вместе с тем в последнее десятилетие появились работы, авторы которых предлагают иной взгляд на данную группу и, в частности, отмечают ее активную роль и влияние на социальные и политические процессы, разворачивавшиеся в Израиле в 50-е годы. Указанную тенденцию продолжает и эта статья, рассматривающая ранние формы самоорганизации бывших узников гетто и концлагерей, появление у данной группы особого коллективного самосознания и те ситуации, в которых она выступала сплоченным образом, оказывая значительное влияние на израильскую политику памяти.
Одной из центральных фигур в данном контексте был д-р Меир (Марк) Дворжецкий (1908–1974), врач и общественный деятель, оказавшийся единственным представителем узников нацизма в первом правлении мемориального института «Яд Вашем». Соучредитель ряда организаций бывших узников гетто и концлагерей, он был также создателем кафедры изучения Холокоста в Университете им. Бар-Илана – первой в мире кафедры подобного рода. В личном архиве Дворжецкого, хранящемся в институте «Яд Вашем», собрано множество документов, проливающих свет на деятельность организаций, в создании и работе которых он принимал активное участие.
Дворжецкий родился в российской Вильне и учился в еврейской гимназии в польском Вильно, ставшем в 1939 году литовским Вильнюсом. Приступив к изучению медицины в Университете Нанси, он окончил учебу и получил степень доктора медицины в Университете Стефана Батория (с 1939 года – Вильнюсский университет). В этот период Дворжецкий активно участвовал в деятельности еврейских студенческих организаций, включая Комитет самообороны еврейских студентов, и регулярно выступал с публикациями в польской еврейской печати на иврите и идише. С 1933 года Дворжецкий был председателем виленской организации Объединенной партии Рабочих Сиона и Молодежи Сиона и членом ее центрального комитета в Польше. Работая врачом в одном из рабочих пригородов Вильно, он стал депутатом городского совета от сионистских партий.
С началом Второй мировой войны Дворжецкий был призван в польскую армию в качестве врача-резервиста и вместе со своим полком оказался в немецком плену. Совершив побег из лагеря военнопленных, он сумел вернуться в Вильнюс, отошедший к Литовской Республике и включенный впоследствии вместе с ней в состав СССР. Город был занят немецкими войсками уже на второй день после нападения нацистской Германии на Советский Союз, и в сентябре 1941 года в нем было создано еврейское гетто, где Дворжецкий возглавил Комитет общественной взаимопомощи. Продолжая работать врачом-эпидемиологом, он принимал участие в деятельности подпольной боевой организации Йехиэля Шейнбойма и должен был совершить побег из гетто в 1943 году в составе уходившей в леса партизанской группы, но незадолго до этого был отправлен немцами в рабочий лагерь в Эстонию. С приближением Красной армии лагерь был ликвидирован, и Дворжецкий вместе с немногими выжившими в нем был отправлен на работу в Тироль (ныне на территории Австрии). За несколько дней до освобождения Тироля войсками союзников ему удалось бежать из рабочего лагеря, и в мае 1946 года Дворжецкий оказался в Париже.
Там он также заявил о себе как заметный общественный деятель, возглавив Организацию уцелевших (Ѓистадрут шеерит ѓа-плета) и став редактором выходившей на идише сионистской газеты «Унзер ворт» («Наше слово»). Как врач Джоржецкий участвовал в проведении научных симпозиумов, темой которых было медицинское состояние бывших узников гетто и концлагерей. В 1947 году он был одним из активных организаторов общественной кампании против приема немецких врачей в созданную тогда Всемирную медицинскую ассоциацию, и там же, в Париже, Дворжецкий выпустил в 1950 году свою первую книгу по истории Холокоста. Ее темой стало уничтожение еврейской общины Вильнюса.
Вскоре после этого Дворжецкий репатриировался в Израиль. Во многих его статьях того времени засвидетельствован взгляд на Израиль как на «страну уцелевших», «страну отверженных мучеников», причем этот подход был равно присущ Дворжецкому как в отношении его собратьев, переживших гитлеровский геноцид в Европе, так и в отношении евреев, вынужденно покинувших арабские страны в результате Войны за независимость Израиля, «избежав уготованной им катастрофы». Вскоре, однако, ему пришлось вступить в острый конфликт с политическим руководством его новой страны. Это случилось в связи с подготовкой соглашения о выплате Израилю германских репараций за разграбленное нацистами имущество евреев Европы.
Борьба против соглашения о репарациях
Сообщения о переговорах с Германией вызвали в Израиле взрыв недовольства, особенно ощущавшийся в оппозиционных кругах, справа и слева от правившей в то время Рабочей партии Эрец-Исраэль (МАПАЙ). Нельзя сказать, что против готовившегося соглашения о репарациях единодушно выступили все бывшие узники гетто и концлагерей, но в своей массе они противились переговорам с Германией. Брожением оказалась охвачена и сама МАПАЙ. Данное обстоятельство вынудило Давида Бен-Гуриона собрать 13 декабря 1951 года ЦК правящей партии. На этом заседании Марк Дворжецкий, Арье Шефтель и Элиезер Лидовский получили возможность выступить против политики премьер-министра от имени переживших гитлеровский геноцид евреев Европы.
Само проведение дискуссии в ЦК по данному вопросу вызвало возражения со стороны некоторых видных деятелей МАПАЙ, которым не хотелось, чтобы их партия слишком явным образом отождествляла себя с непопулярным политическим решением. Такую позицию занял, например, Йосеф Шпринцак, председатель Кнессета I созыва, полагавший, что, помимо парламентского голосования как такового, МАПАЙ не должна совершать публичных шагов в поддержку соглашения о репарациях. Другие члены ЦК не находили ничего зазорного в проведении партийной дискуссии по вопросу, в котором «интересы государства и интересы исторической справедливости требуют от нас внятного решения».
На обсуждение ЦК были вынесены три предложения. Бен-Гурион настаивал на проведении прямых переговоров с Германией, утверждая, что у немцев не должно быть возможности унаследовать имущество убитых ими евреев. Другое предложение, в поддержку которого выступали многие члены ЦК, исходило из необходимости добиваться германских репараций, но без прямых переговоров с Германией, т. е. действуя через бывших союзников по антигитлеровской коалиции, через ООН или иной международный форум (отметим в скобках, что такой возможности в то время объективно не было). Дворжецкий, Шефтель и Лидовский настаивали на принципиальном отказе от германских репараций.
«Сам факт получения грязных немецких денег явится для нас огромным моральным поражением, значение которого перевесит все преимущества, связанные для Израиля с обретением столь необходимых ему финансовых средств, – утверждал Дворжецкий. – И я знаю, как это трудно: отказаться от помощи. И я знаю, как тяжело приходится в эту дождливую ночь обитателям наших транзитных лагерей. И я понимаю тех, кто говорит, что на эти деньги мы сможем построить нормальные дома для их жителей. Но если вы спрашиваете меня, чего я хочу от немцев, мой ответ прост: мать за мать, отец за отца, ребенок за ребенка. Знание о том, что шесть миллионов немцев заплатили своей жизнью за шесть миллионов безвинно убитых ими евреев, принесла бы хоть какое-то успокоение моей душе. Но это невозможно, и потому нам следует сделать единственное, что в наших силах, даже если это будет поистине мучительный для нас шаг: в ответ на предлагаемые репарации плюнуть немцам в лицо. Они заслужили нашей физической мести, но если таковая невозможна, пусть наша месть будет моральной. Не дать им способа успокоить свою совесть выплатой этих денег».
Дворжецкий обвинял израильское общество в «эмоциональной атрофии» и утрате «здорового морального чувства» в связи с вопросом об отношении к Германии. В том же ключе на заседании выступили Шефтель и Лидовский. Возражавшие им члены ЦК – Мелех Ной, Элиягу Добкин, Пинхас Лавон – напротив, утверждали, что личный опыт переживших гитлеровский геноцид и обусловленный этим опытом эмоциональный подход лишают их способности «трезвого, логически мотивированного отношения к проблеме». Но лучше всех защитить свою позицию мог сам Давид Бен-Гурион, не боявшийся споров по острым вопросам. Признав за своими оппонентами «подлинность боли», он отверг адекватность их заявлений о том, что переговоры с Германией представляют собой «попрание нашей национальной чести», и охарактеризовал такие заявления как попытку «насаждения здесь психологии еврейского гетто».
«Мы обязаны принимать свои решения как народ, перед которым стоит труднейшая задача сохранения только что обретенной независимости, – настаивал Бен-Гурион. – Вы предлагаете бессильную демонстрацию, плюнуть немцам в лицо, и это кажется вам выражением национальной гордости, я нахожу нашу национальную гордость в другом. В том, что у нас есть теперь свое государство. Мы стали свободным народом и можем сказать немцам всё, что думаем об их преступлениях, но говорить об этом беспрестанно, как вы предлагаете, мы не станем. Скажу больше: беспрестанное воспроизведение того, что вы здесь говорите, в конце концов сделает вас отвратительными всему миру, а в этом мире, между прочим, еще остаются евреи».
Это было жесткое, мучительное противостояние, остроту которого усугубляло то, что представители бывших узников гетто и концлагерей фактически занимали в ЦК МАПАЙ ту же позицию, на которой стояли в то время оппозиционные силы – правая «Херут», левая Объединенная рабочая партия (МАПАМ) и коммунисты. В глазах Бен-Гуриона это было решающим обстоятельством:
«Вместе с кем вы теперь выступаете? Вы всё же должны обратить внимание на то, чьими партнерами оказались. У меня нет ни малейших сомнений в вашей искренности, но с кем вы ставите себя на одну доску? С коммунистами! Национальная гордость в версии Микуниса (лидер ИКП. – Прим. переводчика) и Ильи Эренбурга, самого жалкого из евреев, который теперь тоже протестует по поводу наших контактов с Бонном! И «Херут» там же! Вот уж достойный повод задуматься, куда вы себя завели».
Некоторым из членов ЦК не понравилась запальчивость Бен-Гуриона, и они (Беба Идельсон, Дов Липов), выступив в поддержку премьер-министра по основному вопросу, осудили его попытку представить позицию оппонентов как выражение «психологии гетто». Наши товарищи сражались с нацистами в гетто и в партизанских отрядах, говорили они, и, если бы им в самом деле была присуща подобная психология, у них не нашлось бы сил для того, чтобы оказать сопротивление врагу в тех немыслимо тяжелых условиях. Так же и Голда Меир, выступившая за переговоры с Германией, осудила попытку Бен-Гуриона представить сионизм как квинтэссенцию рационализма: «С каких это пор рациональный подход стал для нас мерилом всего? И для нас конкретно, и для сионистского движения в целом? Если бы мы были такими уж рационалистами, нас бы здесь вовсе не было. Дело своей жизни мы делали под взглядами умных скептиков, уверенных в том, что мы – сущие безумцы».
ЦК проголосовал за предложение Бен-Гуриона и Моше Шарета вступить в прямые переговоры с Германией, и Лидовский, принявший это решение, впоследствии открыто высказывался за соглашение о репарациях. Дворжецкий и Шефтель остались верны своей прежней позиции, и с предъявлением Кнессету проекта соглашения с Германией они подписали обращение к депутатам, составленное значительной группой израильских интеллектуалов. В обращении, в частности, говорилось: «В этот решающий момент <…> помните, что вы голосуете по судьбоносному для еврейского народа вопросу. На вас смотрят глаза прошлых и будущих поколений, и, подняв руку в поддержку соглашения с народом убийц, уничтожившим треть нашего народа, вы навеки оскверните имя Израиля. Голосуйте против соглашения с Германией!»
В дальнейшем Дворжецкий столь же последовательно выступал против нормализации отношений с Германией, и Бен-Гуриону еще не раз приходилось дискутировать с ним. Так, в 1959 году на очередном заседании ЦК МАПАЙ премьер-министр заявил:
«Мне отнюдь не чужды еврейские чувства, и Катастрофой европейского еврейства я потрясен ничуть не меньше, чем д-р Дворжецкий, который всегда говорит о ней с таким трепетом. Искренность этого трепета для меня несомненна, но сам я буду говорить иначе, ведь я не пережил всего этого непосредственным образом <…> Настаивая на том, что нам нельзя вести переговоры с Германией, Дворжецкий демонстрирует, что он живет в прошлом и больше заботится о своих чувствах, чем о будущем еврейского народа. Он и его единомышленники обращаются к нам «от имени мертвых», а я вижу нашу задачу в том, чтобы не допустить гибели живущих в Израиле евреев».
Борьба за позиции влияния в «Яд Вашем»
С созданием в 1953 году мемориального института «Яд Вашем» д-р Дворжецкий стал членом его правления и долго оставался затем единственным представителем бывших узников гетто и концлагерей в этом форуме. Несколько лет спустя, в 1957-1959 годах, между работавшими в институте учеными возник профессиональный спор, он получил широкий общественный резонанс.
Одну из сторон в этом споре представляли историки, лично пережившие Катастрофу европейского еврейства, к этой группе принадлежали д-р Натан Эк, д-р Йосеф Кремиш, Рахель Ауэрбах и Нахман Блюменталь. Их оппонентами оказались председатель «Яд Вашем» профессор Бенцион Динур и возглавляемая им группа историков — выпускников Еврейского университета в Иерусалиме, к которой принадлежали профессор Исраэль Хайльперин, д-р Шауль Аш и Даниэль Коэн. Главным предметом спора стал надлежащий характер работы мемориального института: первая группа настаивала на оперативной документации непосредственных событий Холокоста, тогда как вторая отдавала предпочтение фундаментальным исследовательским проектам – таким, как составление многотомной энциклопедии «Книга общин» (Пинкас ѓа-кеѓилот), в которую сводилась историческая информация о всех уничтоженных нацистами еврейских общинах Европы, с момента их основания до Второй мировой войны.
Позицию первой группы поддержали Организация инвалидов войны с нацизмом, Организация партизан и подпольщиков гетто и ряд других общественных объединений, которые также предъявляли Бенциону Динуру обвинение в том, что он и его коллеги уделяют мало внимания феномену еврейской борьбы: восстаниям в гетто и концлагерях, боевым действиям еврейских партизанских отрядов и пр. Полемика достигла своего пика в июне 1958 года, накануне четвертой сессии Всемирного совета «Яд Вашем», когда первая группа историков открыто потребовала изменить систему приоритетов этого института и обвинила его академическое руководство в том, что оно не допускает к работе в «Яд Вашем» многих историков, лично переживших Катастрофу европейской еврейства.
Члены этой группы аттестовали себя специалистами по изучению Холокоста, воспринимались в качестве таковых израильским обществом, и их борьба обрела заметный положительный резонанс в израильских СМИ. Даже в правлении «Яд Вашем», против которого были направлены инвективы протестовавших историков, господствовало сочувственное отношение к ним. Дворжецкий, входивший в правление «Яд Вашем», не был научным работником института и не принадлежал непосредственным образом ни к одной из сторон конфликта, и это позволило ему выступить в роли посредника между группой Бенциона Динура и ее критиками. В данном качестве он поддержал заявления о том, что «Яд Вашем» не уделяет достаточного внимания документации и популяризации еврейской борьбы в гетто, концлагерях и партизанских отрядах.
С целью исправления отмеченных недостатков и «восстановления широкого общественного доверия к «Яд Вашем» Дворжецкий предложил учредить комиссию, в которую войдут «заслуживающие нашего полного доверия члены совета», и его предложение было принято. В состав учрежденной комиссии во главе с Яаковом Зерубавелем вошли восемь человек, включая самого Джоржецкого. Проведя семь заседаний, комиссия предъявила свои рекомендации членам Всемирного совета «Яд Вашем». На их основании профессор Динур был смещен с поста председателя «Яд Вашем», после чего из института вынужденно ушли почти все члены группы ученых, которую он возглавлял.
Борьба за облик Дня памяти Катастрофы и героизма
В первые годы независимости в Израиле действовало множество ветеранских организаций, среди них особенным уважением пользовались организации, объединявшие участников вооруженной борьбы с нацизмом. К числу таковых принадлежали Организация инвалидов войны с нацизмом (ОИВСН), Организация бывших иностранных солдат (ОБИС), Организация партизан и подпольщиков гетто (ОППГ).
Первую из них возглавлял Ицхак Зандман, потерявший ногу, сражаясь в рядах польской Армии Людовой. ОИВСН настойчиво добивалась статусного уравнения инвалидов войны с нацизмом с инвалидами Армии обороны Израиля. Результатом ее усилий стало принятие в 1954 году Закона об инвалидах войны с нацизмом, который, хотя и не передавал решение проблем данной группы в ведение израильского Министерства обороны, в значительной степени удовлетворял ее требования. Другим направлением борьбы Ицхака Зандмана были популяризации еврейского участия в войне против нацистской Германии в армиях стран антигитлеровской коалиции и учреждение особого нагрудного знака для ветеранов войны с нацизмом.
ОБИС объединяла участников Второй мировой войны, большинство из которых были ветеранами Красной армии и армий государств Восточной Европы. ОППГ была теснейшим образом связана с партией МАПАЙ, но со временем в ней заметно усилилось влияние сторонников левосоциалистической МАПАМ и правого движения «Бейтар», связанного с возглавляемой Менахемом Бегиным партией «Херут». С Израильской коммунистической партией была связана Организация борцов-антифашистов (ОБАФ). С конца 50-х годов все указанные группы взаимодействовали между собой в рамках т. н. Комитета организаций, часто оглашавшего их консолидированную позицию по актуальным вопросам.
Важным поводом к активизации общественных выступлений ветеранских организаций стала подготовка к принятию Закона о Дне памяти Катастрофы и героизма европейского еврейства. Решение об учреждении этой памятной даты, первоначально носившей название «День Катастрофы и восстаний в гетто», было принято Кнессетом еще в 1951 году, и тогда же было решено отмечать эту дату 27 нисана – через шесть дней после завершения праздника Песах, на который пришелся основной период восстания в Варшавском гетто, и за неделю до Дня памяти павших воинов Армии обороны Израиля (ныне: День памяти павших в войнах Израиля). В 1953 году, с принятием закона об учреждении «Яд Вашем», посвященная Катастрофе европейского еврейства памятная дата была впервые упомянута официально под своим новым названием, но ее общий характер и государственный церемониал еще не были установлены. Связанный с этим круг вопросов стал активно обсуждаться в 1958 году. Тогда же был учрежден вышеупомянутый Комитет организаций, в который вошли около 100 ветеранских организаций и землячеств. Ключевой фигурой в этом форуме стал д-р Йегуда Кноблер, глава Иерусалимского кружка мемориального наследия национальной катастрофы.
На повестке дня в то время стоял законопроект, поданный раввином Мордехаем Нуроком, депутатом Кнессета от национально-религиозной партии «Мизрахи» (Нурок потерял жену и двоих сыновей в оккупированной нацистами Латвии, а самого его спасло от гибели то, что он был арестован и выслан советскими властями в Сибирь в мае 1941 года). Правительству не понравилось предложение Нурока, которым предусматривалось обязательное закрытие магазинов и развлекательных учреждений в День памяти Катастрофы и героизма, и оно выступило со встречным законопроектом, устанавливавшим обычай двухминутной траурной сирены и дававшим общую санкцию на введение «ограничений, соответствующих характеру этого дня».
Комитет организаций направил на встречу с депутатами Кнессета трех своих представителей во главе с Меиром Дворжецким, и тот прямо заявил, что Комитет видит свою задачу в оказании «духовного и морального давления на израильское общество с тем, чтобы оно усвоило отношение к обсуждаемой дате как ко дню общенационального траура». Находя правительственный законопроект недостаточным для достижения указанной цели, Комитет настаивал на временном прекращении работы в День памяти Катастрофы и героизма, проведении в этот день особых тематических занятий в израильских школах и обязательном закрытии развлекательных учреждений.
Входившие в Комитет организации подчеркивали, что бывшим узникам гетто и концлагерей нужно не уважение к их личному трауру, а превращение Дня памяти в дату, которая свяжет все группы и слои израильского общества с памятью о Катастрофе европейского еврейства. «Мы хотим, чтобы и в общинах восточных евреев, которым не довелось пережить того, что выпало на долю наших общин, сохранялась память о мученичестве евреев Европы и о тех, кто нашел в себе силы восстать против гитлеровского геноцида, – заявлял в связи с этим д-р Дворжецкий. – День памяти Катастрофы и героизма должен зримо присутствовать в жизни израильтян, средством к чему может стать проведение соответствующих мероприятий в школах, в армии и во всех общественных институциях Государства Израиль».
В 1959 году, с принятием Закона о Дне памяти Катастрофы и героизма европейского еврейства, требования Комитета организаций были удовлетворены лишь частично, но два года спустя, с началом судебного процесса над Адольфом Эйхманом, возобновился общественный интерес к этой теме, и в 1962 году упомянутый закон был исправлен. Он не вобрал в себя все предложения Мордехая Нурока и Комитета организаций, но он теперь предписывал обязательное закрытие развлекательных учреждений. Именно тогда День памяти Катастрофы и героизма европейского еврейства приобрел свой характер, знакомый ныне каждому израильтянину.
Создание кафедры изучения Холокоста
В 1959 году д-р Дворжецкий смог осуществить свой замысел, связанный с развитием академического изучения и преподавания истории Холокоста. Результатом его усилий стало создание кафедры изучения Холокоста в Университете им. Бар-Илана – первой в мире кафедры подобного рода. Средства на реализацию этого проекта были собраны ветеранскими организациями. Так, Организация узников Берген-Бельзена выделила на создание новой кафедры 3 500 израильских лир, Всеизраильская организация узников нацизма – 2.000 лир. Активное участие этих и других объединений в финансировании проекта свидетельствовало о наличии у бывших узников гетто и концлагерей внятного ощущения собственной миссии, связанной с увековечиванием памяти о Катастрофе европейского еврейства в израильском обществе.
Против нормализации отношений с Германией
Организации бывших узников гетто и концлагерей действовали как внепарламентские группы давления на Кнессет на каждом этапе нормализации отношений с Германией. Меир Дворжецкий, состоявший в МАПАЙ, был одним из создателей и руководителей Организации партизан и подпольщиков гетто, однако его положение в этой организации оказалось под вопросом в начале 60-х годов, когда в ней усилилось влияние представителей МАПАМ, партии «Ахдут ха-Авода» («Единство труда») и правого движения «Бейтар». Лишь с созданием в 1963 году Института изучения медицинских патологий времен Холокоста д-р Дворжецкий вернул себе прочное положение в Комитете организаций, теперь уже в качестве представителя этого института.
Деятельность Комитета, несколько затихшая с принятием новой версии Закона о Дне памяти Катастрофы и героизма европейского еврейства, снова заметно активизировалась в 1965 году на фоне дипломатического сближения Израиля с Германией, с одной стороны, и в связи с намерением последней ограничить срок давности по уголовной ответственности за преступления нацистского режима. Несмотря на свое членство в МАПАЙ, Дворжецкий и теперь настойчиво спорил с Бен-Гурионом, говорившим про «другую Германию». С привязкой к различным событиям в этой стране он снова и снова заявлял журналистам, что «немцы как были, так и остались нацистами». Германия потерпела поражение в войне, Третий рейх уничтожен, но идеи нацизма по-прежнему живы в немецком обществе, утверждал Дворжецкий. «Ни один немец, принимавший участие в истреблении евреев, не считает себя преступником, – говорил он. – В немецком народе не ощущается никаких достоверных признаков раскаяния». Дворжецкий также обвинял израильское правительство в том, что оно не предпринимает достаточных усилий на международной арене с целью предания суду нацистских преступников, нашедших после войны убежище за пределами Германии.
В 1965 году между Израилем и Германией были установлены дипломатические отношения, и первым послом Германии в Тель-Авив был назначен Рольф Паулюс, бывший во время Второй мировой войны офицером вермахта. По этому поводу у памятника жертвам Треблинки на тель-авивском кладбище Нахалат-Ицхак состоялся митинг протеста, ставший продолжением многочисленных демонстраций, предшествовавших установлению дипломатических связей с Германией. Впоследствии Комитет организаций протестовал и устраивал демонстрации под лозунгом «Другой Германии нет!» почти в каждом случае, когда достоянием гласности становились факты культурного сотрудничества с Германией (как на общегосударственном уровне, так и на уровне отдельных муниципальных структур) и закупки немецкой продукции израильскими импортерами.
Но воспрепятствовать указанному процессу Комитет организаций не мог. Даже принятие в Германии закона о сроке давности для нацистских преступников (этот закон был отменен значительно позже, в 1979 году. – Прим. переводчика) не привело к сколько-нибудь значительному регрессу в контексте развития политических, экономических и культурных связей Израиля с ФРГ, несмотря на настойчивые протесты бывших узников гетто и концлагерей.
Введение нагрудного знака «Борец с нацизмом»
Параллельно с попытками воздействовать на государственную политику в контексте взаимоотношений Израиля с Германией и на формирование национальной политики памяти Организация инвалидов войны с нацизмом, Организация партизан и подпольщиков гетто, Организация бывших иностранных солдат и – в меньшей степени – Организация борцов-антифашистов вели в 50-е годы и особенно с начала 60-х годов общественную борьбу за введение в скромную наградную систему Израиля специального нагрудного знака «Борец с нацизмом». В учреждении такого знака ветераны видели необходимый акт признания их мужества и способ непосредственного включения героики противостояния нацизму в израильский этос. Дворжецкий был одним из лидеров этой борьбы.
С точки зрения израильского правительства главная трудность в учреждении знака «Борец с нацизмом» была связана с установлением критериев, кто именно подлежит награждению, и способов проверки соответствия этим критериям. Если бывшим солдатам армий антигитлеровской коалиции было достаточно просто подтвердить факт своего участия в боевых действиях против нацистской Германии, то в случае с подпольщиками и даже с участниками восстаний в гетто ситуация была существенно иной. Их участие в вооруженной борьбе часто подтверждалось только их собственными заявлениями, воспоминаниями и т. п.
Под давлением ветеранов Кнессет поручил министру, ответственному за деятельность «Яд Вашем», определить в уставе этого института «способ установления лиц, заслуживающих награждения за участие в вооруженной борьбе с нацистским врагом и его пособниками для солдат иностранных армий и узников гетто», однако практических шагов к реализации данного решения долго не было. Это особенно остро воспринималось участниками антинацистской борьбы на фоне введения в начале 60-х годов специальных нагрудных знаков для ветеранов «Хаганы», для волонтеров еврейского ишува, служивших в иностранных армиях в обе мировые войны, и для тех, кто в период арабского восстания 1936-1939 годов служил в военизированных структурах ишува.
Споры велись также и по вопросу о том, какая именно государственная институция будет осуществлять награждение знаком «Борец с нацизмом»: «Яд Вашем», как предлагало правительство, или Министерство обороны, как это практиковалось со всеми другими наградами и как настаивали ветераны. Компромиссным решением стал порядок, при котором награждение этим знаком производит премьер-министр, а в комиссию по награждению входит, наряду с представителями «Яд Вашем» и ветеранских организаций, высокопоставленный сотрудник Министерства обороны.
Если здесь решением стал компромисс, то в споре о том, подлежат ли награждению знаком «Борец с нацизмом» все бывшие военнослужащие армий антигитлеровской коалиции (на этом настаивали ветераны) или только те из них, кто пошел воевать добровольно (такова была изначально позиция правительства), победу одержали ветераны. Наконец, 8 мая 1967 года состоялось первое массовое награждение нагрудным знаком «Борец с нацизмом», оформленным в общей стилистике израильских боевых наград.
Защита Израиля на международной арене
После Шестидневной войны организации бывших узников гетто и концлагерей и ветеранов Второй мировой войны значительно сократили ту часть своей деятельности, которая была связана с противодействием политическим, экономическим и культурным связям Израиля с Германией. Определенные шаги в указанном направлении предпринимались ими и после 1967 года (составление петиций, публикация заявлений протеста и т. п.), однако в целом руководителям ветеранских организаций было понятно, что эта борьба ими проиграна: нормализация отношений Израиля с Германией стала фактом. В то же время предъявление жесткой антиизраильской платформы странами коммунистического блока и различными группами «новых левых» в странах Западной Европы поставило перед израильскими ветеранами и бывшими узниками нацизма задачу защиты интересов своей страны на международной арене.
Особая роль израильских ветеранских организаций в этой борьбе определялась их моральным авторитетом и теми связями, которые они поддерживали с организациями ветеранов Второй мировой войны и антинацистского Сопротивления в странах Западной Европы. Дворжецкий оказался заметной фигурой и на этом поприще. По его инициативе Организация партизан и подпольщиков гетто еще в мае 1964 года обратилась с открытым письмом к советскому лидеру Никите Хрущеву на стадии подготовки его визита в Каир. Обращаясь к Хрущеву как к «бывшему товарищу по оружию» и напоминая ему о злодеяниях нацистов против еврейского народа, израильские ветераны, многие из которых имели советские боевые награды, призывали главу СССР добиваться удаления из Египта немецких специалистов по созданию ракетного оружия и отказаться от поставок Египту советской военной техники в ситуации, когда Насер регулярно заявляет о неизбежности новой войны с Израилем.
После Шестидневной войны данное направление в деятельности израильских ветеранских организаций заметно активизировалось. Итогом в одних случаях были письма и заявления в поддержку Израиля, в других – осуждение предлагавшихся левой пропагандой сравнений современного арабского терроризма с борьбой антинацистского Сопротивления в оккупированной Европе, в третьих – принятие резолюций по Ближнему Востоку, в которых учитывалась позиция Израиля. В одном из случаев собранные в Европе и переданные ОППГ финансовые средства составили фонд стипендий для израильских детей, осиротевших в результате Шестидневной войны.
В марте 1970 года в Израиле состоялся всемирный съезд еврейских солдат Второй мировой войны, партизан и узников нацистских концлагерей, обращаясь к участникам которого Дворжецкий сказал: «Все мы навек поклялись не забыть и не дать воцариться забвению. Практический смысл этой клятвы сегодня состоит в том, чтобы предупредить угрозу нового Мюнхена, жертвой которого станет Израиль <…> Нацизм, неонацизм и идейный фашизм не меняют своей сути и в тех случаях, когда они рядятся в одежды новых псевдопрогрессивных идеологий <…> Нашей общей задачей должна быть действенная солидарность с Государством Израиль, защищающим свое право на жизнь перед лицом арабской агрессии».
