Давид Якобашвили: «Во всем, что я делал, — всегда руководствовался моральными принципами»

Поставщик кирзы

— Расскажите о своих корнях. Бизнес-жилка — это семейное?

Мои предки родились в Кутаиси. Торгашей у нас в роду не было, зато среди родственников матери были раввины. Мой дед со стороны отца был родом из очень бедной семьи. В 11 лет он пошел в подмастерья к сапожнику, а через 10 лет, в 1905 году, поехал в Харбин искать удачу. Там начал торговать кожей, основал свое дело и добился больших успехов — стал поставщиком двора Его Императорского Величества, поставлял сапоги для русской армии.

В 1909-м дедушка женился. Бабушке было тогда 16 лет, он увез ее против воли родителей. А в 1911-м родился мой отец. У деда к 1912 году был отлично налаженный бизнес, дела шли прекрасно — был офис в Варшаве, четыре дома в Кутаиси. К революции у деда в банке уже лежала большая сумма денег — миллион двести тысяч рублей золотом. 

А к 1919 году, когда революция пришла в Грузию, деду пришлось уехать в Стамбул. Все, что у семьи было, конфисковали. Но в Стамбуле семья прожила лишь четыре года — не было покоя вдали от родины, от родных. И семья все-таки вернулась назад в Кутаиси. По возвращении из Стамбула в 1923 году деда сразу же посадили, но вскоре отпустили — помог Серго Орджоникидзе, с которым дед дружил и помогал до революции. 

После освобождения семья вскоре уехала в Ленинград, где уже мой отец, благодаря Орджоникидзе, поступил в Ленинградское мореходное училище, окончил его, стал корабельным механиком. Благодаря этому ему удалось повидать мир — на корабле он ходил и в Гамбург, и в Лондон, и в Нью-Йорк. Можно сказать, что жизнь у отца наладилась — он стал обеспеченным человеком, в 30-е даже смог привезти в Ленинград мотоцикл, затем автомобиль — в те времена роскошь, а не средство передвижения. 

В 1938 году Орджоникидзе, к сожалению, расстреляли. И деда с отцом сразу посадили. Деду дали полгода, папе — 8 лет. Осудили по «политической» 58-й статье. Отбывать наказание отца отослали в Астрахань, у него были все шансы загреметь в штрафотряд, но спасла специальность механика — отец во время войны отвечал за обслуживание и ремонт американских грузовиков «студебеккеров», которые шли в СССР под ленд-лизу. Срок папа отбыл от звонка до звонка. В это же самое время семья отца пережила ленинградскую блокаду. 

Семья же матери тоже уехала из Кутаиси в начале 20-х в Москву, и мама всю войну жила в Москве. Во время войны мама работала в ресторане «Арагви» и на винном заводе «Самтрест», там же работал виноделом и дед, а брат матери трудился в центральном банке. Мама и отец знали друг друга с детства. А когда встретились в Москве, поженились.

В 1948 году начались гонения на евреев, что создало огромную угрозу быть высланным в любой момент в Биробиджан. Поэтому обе семьи переехали в Грузию.

— Каким человеком был ваш дед? Насколько семья соблюдала обычаи? 

Дедушка знал грузинский, турецкий, по-русски разговаривал с сильным акцентом. Дед очень любил женщин. Часто вспоминаю забавный случай, связанный с этим. Я с удовольствием ел лук и чеснок, а дед эти запахи терпеть не мог, как-то рассказывает мне: «У меня в Варшаве девушка была, красивая, за ней весь город бегал. Однажды пришла на свидание, а от нее чесноком пахнет. Так и расстались — я от нее сбежал».

Дедушка ходил в синагогу, накладывал тфилин. Дома мы отмечали Песах, Рош-а-Шана, Йом-Кипур. Вместе со всеми я постился с самого детства, дедушка вместе с тестем моего дяди руководил пасхальным седером. Мама обязательно зажигала субботние свечи. Шабат мы соблюдали, насколько было возможно. Отец, когда была возможность, ходил в синагогу. Семья была традиционная. 

Второй арест

— Чем занимался ваш отец после войны, чем вы в детстве увлекались?

Папа в Грузии стал цеховиком — так назывались тогда деловые предприимчивые люди. В 50-х некоторые в Тбилиси занимались таким нелегальным предпринимательством. Я родился в Тбилиси в 1957 году. Учился в школе, где преподавали все предметы на русском и грузинском языках. С детства у меня проявились способности к математике и физике. Я учился в физматшколе, в классе с углубленным изучением биологи. Мы проходили практику в больнице, видели, как делают полостные операции и принимают роды, и даже принимали участие в операциях. Тогда я загорелся стать врачом. Ну и, как у всех юных, у меня была еще мечта стать дипломатом. У отца были знакомые дипломаты, которые выезжали за границу и рассказывали о том, что они там видели. Мне, конечно, хотелось посмотреть мир. Кстати, дядя отца жил в те времена в Париже. Со временем мы восстановили контакты с его вдовой, у ее семьи, как мы выяснили, очень тяжело сложилась судьба, они с дядей пережили Освенцим…

— Как отцу удавалось работать в советских реалиях нелегальным цеховиком?

Ну, конечно, высшая республиканская власть в лице Мжаванадзе, первого секретаря компарии Грузии, лояльно относилась. В его время Шеварднадзе работал секретарем Первомайского райкома партии и тоже был лоялен к предпринимателям-цеховикам, со многими дружил и многим благоволил. Но, когда в 1968-м году Шеварднадзе был назначен министром внутренних дел, его отношение резко изменилось, он начал сходу расправляться с его же ближайшими друзьями и знакомыми, которые могли его скомпрометировать. Одного из таких — по фамилии Лазишвили — я помню, его надолго посадили в тюрьму, а потом в сумасшедший дом. Другого — Какиашвили — также посадили. Кстати, отца Какиашвили в 1961 году «за компанию» расстреляли по громкому «валютному делу Рокотова».

Мой отец и такие же предприниматели, как он, в те времена шили болоньевые плащи, одежду, изготовляли предметы обихода, игрушки — все то, что было в дефиците. БОльшая часть продукции реализовывалась в РСФСР. Отец чудом избежал гонений тогда.

В 1971 году после скоропостижной смерти мамы у отца случился инфаркт. Он долго болел, не работал. Вскоре ему в счет долга предложили работу в Чечне: он хорошо разбирался в технике и оборудовании — в Чечено-Ингушской ССР было организовано производство ковров, плащей, платков. Оттуда они снабжали продукцией Нижний Новгород, Саратов, Москву и многие крупные города России. По сути подняли производство республики, создали рабочие места. 

Я к тому времени окончил школу. Но у семьи было желание уехать за границу, поэтому я, будучи уверенным, что скоро уедем, поступил в первый попавшийся институт на факультет промышленного и гражданского строительства.Это не стоило мне труда, поскольку я хорошо окончил школу.

— Куда именно планировала уехать ваша семья?

В Израиль. В 1969 году наступила определенная оттепель, грузинские евреи начали уезжать в Израиль. Тем более в 1972-м состоялся визит Никсона. В эти годы двоюродные братья отца, все наши родственники, тоже уехали. Но у нас с отъездом не сложилось. Я хорошо помню 26 января 1976 года, день, когда началось «дело цеховиков». В Чечне и Ингушетии тогда работало несколько цеховых производств. Один из предпринимателей, относительно состоятельный человек, решивший уехать за границу, начал потихоньку переправлять туда свои сбережения. КГБ установил за ним слежку, и в 1976 году у всех предпринимателей, которые с ним как-то соприкасались, прошли обыски — одновременно по всей стране в Чечне и Ингушетии прошло 90 обысков на квартирах цеховиков, продавцов магазинов и ответственных государственных работников. Пришли и к нам. А через несколько месяцев отца арестовали. 

После многолетних встреч и переговоров с прокуратурой, была достигнута договоренность, что, если я продам все имущество и внесу деньги государству, отцу, ввиду его возраста и отсутствия прямых доказательств, дадут восемь лет. Я так и сделал. Но, несмотря на это, прокурор потребовал высшей меры наказания, суд заменил расстрел на 15 лет. К тому времени отцу было уже 72 года, он болел, пересылки по этапу он не выдержал, умер в Осетии в 1984-м.

— А как ваша жизнь складывалась после ареста отца?

После всех этих событий 1976 года я бросил институт. Чтобы содержать семью и возить отцу передачи, начал работать чернорабочим в метрострое и лаборантом в Металлургическом институте. Позже подвернулся шанс — у нас дома всегда была хорошая звукозаписывающая аппаратура, я в ней разбирался, умел чинить — я пошел в звукозаписывающую студию, там начал ремонтировать магнитофоны. В конце 70-х знакомый, начальник вневедомственной охраны, устроил меня к себе в отдел устанавливать сигнализации — я хорошо ладил с техникой, быстро учился.

В 1982 году, когда в Союз только начали завозить видеомагнитофоны, у меня появилась возможность купить видеомагнитофон JVC. Я доставал в Москве фильмы и копировал их. Зарабатывал этим.

После смещения министра внутренних дел Щёлокова новый министр Виталий Федорчук издал указ, разрешающий в виде эксперимента сотрудникам брать из министерских совхозов на откорм поросят. Мне, как сотруднику вневедомственной охраны, также удалось с приятелями попасть в эту программу. Мы оборудовали загон для поросят, получили 200 хрюшек, начали откармливать. Моя задача была ездить по всему городу, искать по общепитам остатки пищи на корм хрюшкам. За год половина, к сожалению, умерла, другая половина активно размножилась. Так что числом мы не потеряли, и, когда поросята набрали по 100 кг веса, мы их вернули обратно в совхоз, неплохо заработали — нам заплатили по 3,5 руб. за килограмм прибавки в весе хрюшек.

От чернорабочего до автодилера

— Вам компетентные органы не угрожали, памятуя о прошлом отца и деда?

Я старался поддерживать со всеми хорошие отношения и оказывать услуги. Из-за перезаписи и продажи видеокассет у меня могли быть проблемы, но мне помогали друзья. 

Когда папа умер, я решил уехать из СССР. В Таллине познакомился с девушкой из Финляндии, которая работала в Эстонии, и мы оформили брак. Я подал в ОВИР документы, только через год получил разрешение на выезд. Осенью 1986-го получил советский паспорт с правом эмигрировать в Швецию. В какой-то период времени даже мог заходить в валютную «Березку». 

Ввиду того что я хотел уехать именно в Швецию, а визу для въезда мне не давали, знакомые, кто уже выезжал за границу, мне подсказали: скажи «жене», чтобы написала письмо в немецкое посольство, пусть попросит для вас возможность провести медовый месяц в Германии. 14 марта 1987-го я оказался в Германии и испытал настоящий шок. Визуальный шок от изобилия на прилавках магазинов!

В Германии начал работать чернорабочим. А уже 5 мая мне дали разрешение на въезд в Финляндию, где финны дали вид на жительство. У меня получилось обосноваться в Хельсинки, снять крошечную квартиру вместе с одним хорошим русским парнем, художником, который, к сожалению, злоупотреблял спиртным. Сам я не гнушался никакой черной работы, а потом нашел хорошую работу — возил японскую съемочную группу, которая снимала фильм о финской кухне. Зарплата — 200 марок в день плюс бесплатное питание! Я мог себя считать счастливым человеком!

— На каком языке вы разговаривали с японцами?

На английском и еще к тому времени немного подучил финский. С первых заработков тогда, помню, купил за $500 старый cитроен, набрал подарков сестре и друзьям и купил туристическую визу в СССР. Сел на машину, еду ночью, и вдруг машина заглохла. Я в ужасе — что делать? Но помог, как всегда, случай. Останавливается автомобиль, выходит финн, спрашивает: «Что такое? А, машина? Ну, оставь ее тут, я тебя подвезу». Подвез, а потом на обратном пути еще и отремонтировал мой ситроен. Вот такие классные люди мне попадались в жизни!

В ту поездку я побывал в Москве, Ленинграде, Тбилиси. Начиналась Перестройка, поэтому я везде, где побывал, искал возможности для установления торговых контактов. Потом вернулся в Хельсинки и в начале сентября нелегально на теплоходе въехал в Швецию. Там пошел в полицию. Сказал, что хочу в этой стране жить. Получил вид на жительство. Также вошел в еврейскую общину, меня очень хорошо приняли и помогли. Община большая, около 8000 человек, были выходцы из Венгрии и Польши. Они за меня поручились в банке, я за 220 000 шведских крон (солидные деньги по тем временам) купил 18-метровую квартиру. 

В Швеции тоже сначала работал разнорабочим. Потом по случаю, как всегда, купил за $400 старенькую двухдверную машину, начал заниматься извозом. Машины вообще всегда были моей страстью. Везде, где я обосновывался, сразу покупал автомобиль — старый, подержанный, не важно, главное, чтобы ездил. Я и сейчас езжу за рулем только сам, водитель сидит рядом, это я его вожу.

— Откуда эта готовность постоянно находиться в движении, не бояться новых стран, языков, сфер деятельности?

Неуемность у меня от дедушки и от отца. Он все время что-то искал, был активен. У меня так же. Поэтому мне было комфортно и в годы Перестройки, и в 90-е, когда открылась масса возможностей для тех, кто хотел что-то делать, не просто за зарплату работать с девяти до шести. 

У нас в 80-е с приятелями удачно сложилась торговля деловой древесиной — получилось размещать заказы на простаивающих советских лесоперерабатывающих заводах и продавать товар в Швецию и Финляндию. Также мы начали поставлять из Швеции игровые автоматы, на которых можно было играть за рубли. Первые установили 15 апреля 1989 года на Невском проспекте и в Гостином Дворе, позже в гостинице «Советская». Я получал с каждого игрового автомата процент. Еще ввозил компьютеры, оргтехнику, дефицитные телефоны, магнитофоны. Потом стал ввозить подержанные американские машины. Мы стали первыми дилерами «Дженерал моторс». Всем занимался, что было легально и что получалось.

Поклясться усами

— На каком этапе вы стали заниматься благотворительностью?

Благотворительностью занимался всегда, когда была возможность, — и в Москве, и в Швеции, и в Грузии. Когда основался Российский еврейский конгресс, я вступил туда одним из первых по приглашению Владимира Гусинского. Сейчас также состою в Евроазиатском еврейском конгрессе и фонде «Керен а-йесод». В Хайфе на военно-морской базе получил награду из рук тогдашнего премьер-министра Эхуда Ольмерта. 

— А что, сейчас есть какие-то благотворительные проекты?

Да, конечно. Есть постоянные благотворительные проекты, которые я уже много лет веду, есть и культурные проекты. Еще сейчас достраиваю частный музей «Собрание» на Солянке в Москве. Хочу сделать его бесплатным. А недавно удалось отремонтировать четыре синагоги в Грузии.

— Помимо гуманитарных проектов, у вас есть деловые интересы в Израиле?

Бизнесом в Израиле я не занимаюсь. Было предложение приобрести сеть бензозаправок, но как-то не сложилось. Недвижимости там у меня нет, ведь в квартире кто-то постоянно жить должен, а я приезжаю максимум на два-три дня.

— Насколько современный бизнес выстроен на доверии?

Сегодня и в России, и в Европе мало людей, которые живут и ведут бизнес по кодексу чести… Мой дед, когда-то купец высшей гильдии, когда сделки заключал, давал свой ус как гарантию исполнения своих обязательств. А сейчас, если бумаги не подпишешь, тебя просто-напросто кинут. При этом я — человек не жесткий — часто иду на компромиссы. Но во всем, что я в жизни делал, всегда руководствовался моральными принципами. Включая игорный бизнес, к которому отношусь абсолютно нормально. Казино играет на человеческих чувствах? Производство продуктов тоже! Есть люди, которым необходим выброс адреналина в кровь, и они находят это в казино. К слову, сам я не играю, никогда не любил, но и не осуждаю никого.

— Ваш дед хотел прожить до 117 лет. Какие цели ставите перед собой вы?

Сколько смогу, проживу. Главное — жизнь прожить не зря.