Михаил Бергер: «Я почувствовал себя евреем, только читая Фейхтвангера»

— Михаил Львович, насколько я знаю, вы родились в Одессе. Расскажите о своем детстве там. Что из местного колорита вы чаще всего вспоминаете?

Я действительно одессит, но, скорее, заочный. Я родился в Одессе, и это большая жизненная удача! Родители оказали мне такую услугу — в паспорте стоит «родился в Одессе», мне это и важно, и приятно. Но Одессу я практически не помню. Отец был военным, это классическое поколение, 1924 год рождения, в 1941-м ему 17, оканчивает школу — и на фронт. Мы жили в военном городке около Одессы, куда он привез мою мать рожать меня. Так что в самой Одессе мы практически не жили. Потом очень скоро перебрались в Первомайск, где строили ракетную часть.

— Потом тоже приходилось скитаться по стране?

Не то чтобы скитаться, все-таки это юг, правильнее сказать — пришлось попутешествовать, скитаться — это где-нибудь по пустыне. У меня довольно теплые воспоминания об этом периоде. Помню этот городок, щитовые домики, папину тетю Розу, которая ухаживала за двумя пацанами, у меня есть старший брат. Мы жили около кладбища, и кладбище было нашим парком. Кукурузное поле и кладбище — вот где мы гуляли. Подворовывали кукурузу, варили и ели ее. С едой-то было не очень в пятидесятые годы.

— В тот период ваши родители соблюдали какие-то еврейские традиции? Может быть, что-то вы перенесли и в свою семью?

Я родился в типичной семье советских евреев, отец и мать — евреи. Но, к сожалению, традиции не поддерживались в семье. Я до сих пор из-за этого переживаю, страдаю, что не знаю иврита и идиша.

— Родители тоже не знали этих языков?

Нет! Вот тетя Роза, я помню, даже по-русски писала справа налево. Настолько в ней всё это было! И родственники по отцовской линии говорили на идише. Этот звук постоянно присутствовал в нашем доме. Но в силу обстоятельств со мной это не соединилось.

— Сталкивались ли вы когда-нибудь с проблемами из-за своей национальности?

Меня никто никогда не обзывал. И других проблем никогда не было. Я был голубоглазым светловолосым мальчиком, ну носатый. Но мало ли длинноносых пацанов? К тому же это юг. На юге как-то спокойнее к этому относились. В школу я пошел в Севастополе, там такой вопрос даже не стоял.

— Но самоидентификация как еврея у вас была?

Когда я учился классе в восьмом, начал читать Фейхтвангера «Иудейская война». Издание такое бордовое, 10 или 12 томов. И там потрясающие примечания — очень подробные. Я помню, что бросил читать роман, начал читать примечания, и был сражен грандиозностью и сложностью устройства еврейской жизни. Меня это невероятно увлекло. И, по правде говоря, я почувствовал себя евреем, именно читая Фейхтвангера. Даже не его, а эти комментарии.

Иногда возникали дома разговоры, что вот отец фронтовик, прошел всю войну, но его не взяли в Военную академию имени Фрунзе, потому что он еврей. Это иногда возникало. Когда я выбирал профессию и вуз, мне тоже говорили: «Куда ты лезешь? Тебя не возьмут в МГУ! Давай лучше здесь в педагогический институт поступай».

— Поступили вы в итоге в МГУ. С первого раза?

Нет, со второго. После школы не поступил, попал в армию. Служил два года, готовился. Мне повезло с командирами, в свободное время я мог заниматься. Часть увольнительных тратил на походы в библиотеку, брал там Ветхий Завет и читал, ничего не понимал, но читал. Было сложно, но я снова и снова в это погружался. Пытался соединить это с тем, что прочитал у Фейхтвангера. Пытался соотнести себя с еврейским миром. Кстати, когда я попал в армию, то сразу сказал: «Мужики, я — еврей. Просто имейте это в виду. Чтобы потом никто этого случайно не обнаружил».

— Хорошая тактика!

Да, важно было играть на опережение. Я им сразу сказал, чтобы с анекдотами были поаккуратнее. «Я буду рассказывать шутки про евреев, а вас прошу воздержаться». Так я им объявил. Моя первая работа после университета — журналист в газете «Советская торговля», там мне в какой-то момент предложили поменять фамилию. На вопрос «зачем?» я услышал: «Ну как, карьеру сделаешь!». Я ответил, что с удовольствием сделаю карьеру, но не такой ценой. Мне всегда нравилась моя фамилия, и я не собирался с ней расставаться.

— Будучи уже в Москве, как вы приобщались к еврейской жизни?

Очень сильное продвижение, такой мощный еврейский промоушен произошел благодаря Жене Альбац. Не то чтобы это входило в мои планы, но… Около 20 лет назад она затеяла такую тусовку, где мы собирались на чтение недельной главы. Это было не синагогальное, а, скорее, светское собрание. Мы встречались в еврейском центре на Никитской, там часто присутствовал Пинхас Гольдшмидт или еще какой ребе, с кем можно было посоветоваться. А главное, каждый из нас по очереди делал доклад по прочитанному материалу. Невероятно увлекательно! Я два или три цикла прошел. Сделал себе аудиовариант комментариев Ицхака Зильбера и других, слушал в самолете, в машине. Меня это очень сильно приблизило к настоящей еврейской жизни.

— А в своей семье вы соблюдаете что-то из традиций? Отмечаете еврейские праздники?

Да, конечно! Я соблюдаю пост Йом-Кипур. Дети в этих вопросах несколько легкомысленны, потому что они уже выросли, когда я стал настоящим евреем. А внучка меня поддерживает. Она спрашивает: «Что, даже телефоном нельзя пользоваться?» Я говорю: «Особенно телефоном!» Естественно, на Хануку зажигаем свечи, готовим пончики. Периодически я прихожу к Давиду Юшуваеву, главе Центра изучения Торы, просто поговорить на еврейские темы. На праздники мы иногда ходим в синагогу.

— Как вы оцениваете развитие еврейской общины в России? Можно ли говорить о возрождении еврейской жизни в нашей стране?

Еврейская жизнь свободна и процветает настолько, насколько она может процветать на расстоянии от Эрец-Исраэль. Я свободно могу говорить и обсуждать еврейские дела с евреями и неевреями. Если где-то хотят создать общину, построить синагогу — препятствий никто не встречает. Антисемитские инциденты — личный выбор отдельных граждан, это не государственное настроение. Может, мне просто везет, но с этой проблемой я не сталкиваюсь.

В 90-е годы, когда я был главным редактором и у меня было больше медийности, я много выступал в СМИ и на конференциях, мне периодически задавали дурацкий вопрос: почему все СМИ захватили евреи, или почему все музыканты евреи? Первое время этот вопрос ставил меня в тупик, но потом я очень быстро нашел, как мне кажется, правильный ответ. Я стал отвечать: «Вы когда-нибудь видели объявление: «требуются евреи»? Я — нет. Везде — требуются журналисты, музыканты, врачи. Просто получается, что в этой конкуренции чаще побеждают именно евреи».

— Давайте несколько отойдем от еврейской темы. Расскажите, как выглядит один типичный день из жизни Михаила Бергера? Во сколько и с чего он начинается? Какова его средняя продолжительность? Чем заканчивается?

Встаю обычно в 6:15, делаю зарядку, нагрузочную. К 8 часам еду в спортзал, играю в настольный теннис. Час в спортзале, к 10 приезжаю в офис. Дальше обычная офисная жизнь руководителя компании. Мы стараемся все совещания сгрузить на понедельник, так что по понедельникам у нас административный день. Встречи, поездки. Взаимодействую с сотрудниками, советом директоров, это задача нетривиальная, с рекламодателями. В три часа обедаю у себя в кабинете, чтобы быстро, беру из дома. Это ограничивает — в ресторане хочешь одно, другое, третье. Наедаешься, толстеешь, расстраиваешься. А здесь есть лимит. Дальше либо еду домой, либо — читать лекции во ВШЭ — я там веду курс «Управление медиаактивами». Или иду в сигарный клуб с друзьями. Мы это называем еврокур — евреи курят. У нас есть небольшая компания, мы курим, болтаем, иногда заранее назначаем повестку, чтобы все могли подготовиться. В нашем квартете — медийщик, академик медицины, очень известный юрист и крупный бизнесмен, каждому со своей стороны есть что сказать.

— Помимо сигар вы любите пинг-понг. Как еще вы любите отдыхать?

Горные лыжи! Все мои отпуска — это обычно неделя. На дольше отрываться сложно — это не нравится ни акционерам, ни коллегам.

— Наверное, и в отпуске вас постоянно отвлекают от отдыха?

Конечно. Телефон со мной чаще, чем нижнее белье. Даже в кровати и в душе — телефон всегда со мной. Где бы я ни находился, я должен быть в рабочем состоянии. Если что-то происходит — нужна быстрая реакция. Так живут 99% топ-менеджеров. Кстати, на лыжи я встал в очень сознательном возрасте. Около 15 лет назад. Сейчас мы ездим довольно активно в разные точки мира, иногда по два раза в год. Я дошел до того, что даже купил себе лыжи и таскаю их, как идиот, из России.

— Одна из главных ценностей сегодняшнего мира — поиски work-life balance — эдакой золотой середины между профессиональным и личным. Удалось ли вам его отыскать? Если да, то в чём тут секрет?

Я как человек старшего поколения считаю это тупой болтовней. Что за баланс? Зачем его искать? Он устанавливается сам в зависимости от того, что ты можешь себе позволить, а что нет, чего ты хочешь, а чего нет. Когда я слышу, что кто-то из топ-менеджеров говорит: «Я ухожу, потому что хочу больше заниматься семьей», сразу понимаю: его просто уволили по каким-то важным причинам. Я обожаю своих близких, и мы достаточно времени проводим вместе, передо мной эта проблема никогда не стояла, выходные всегда мои.

— Еще один тренд настоящего — «прокачка» себя на различных тренингах. Как вы относитесь к этому веянию?

Я с большим подозрением отношусь к коучам, считаю это разновидностью «Гербалайфа». Но я люблю учиться и узнавать новое. Когда начал читать лекции в университете, неожиданно понял, что студенты делают презентации лучше, чем я. Мне это не понравилось. Я рассказал об этом на совете директоров. Тогда услышал в ответ: «Михаил, это возрастное, тебе нужно принять как данность, что ты уже не научишься делать такие хорошие презентации».

— Вызов принят — подумали вы?

Да! Меня это страшно завело, я нашел школу, заплатил деньги, прошел курс молодого бойца и дошел до того, что студенты стали меня спрашивать, кто делает мне презентации. Это было замечательно!

— Хватает ли у вас времени на чтение? Можете посоветовать три книги, которые обязан прочитать каждый?

Три книжки Харари. Если быть кратким, то так. Еще я люблю читать Баффетта. Сам он книги не пишет, но есть его письма акционерам, высказывания, есть люди, которые за ним записывают. Он блестяще формулирует. Очень точно. «За что я люблю кризис, так это за то, что он похож на отлив. Сразу видно, кто купался без трусов». Это глубокое и увлекательное чтиво, я всегда его советую студентам.

— В 53 года из журналиста вы превратились в медиаменеджера. Сферы деятельности хоть и смежные, но всё же очень разные. Насколько сложно это было для вас?

Это был настоящий челлендж. До этого я создавал контент, а теперь стал отвечать за бизнес-процессы. В таком возрасте люди не меняют род деятельности, а я так рванул решительно. Ну, судя по всему, получилось! Это оказалось очень увлекательно, потому что здесь ты результат видишь быстрее, чем в том случае, когда пытаешься повлиять на настроения, что-то рассказываешь людям… В журналистике действует накопительная система. А здесь ты либо выиграл, либо проиграл. В бизнесе всё очень быстро срабатывает. И когда получается — это невероятно приятно.

— Вы сейчас не скучаете по простой журналистской работе?

Скучаю. Первые годы я чувствовал себя донором, который всю жизнь сдавал кровь, а потом ему сказали: «Всё, хватит!». Каждый день хотелось писать! И, пользуясь своим положением, я даже делал какие-то комментарии на радио «Бизнес-FМ». А потом отказался, потому что мне же правды никто не скажет. Если плохо — они же все соврут! Я сам почувствовал, что выпадаю из ткани эфира, у нас люди в основном молодые, быстрая станция, а голос дает понимание о возрасте. Я, может, говорю умные вещи, но слышно, что я человек немолодой.

— Вы часто говорите, что главная движущая сила радио — это пробки. Пока есть пробки — люди будут слушать радио. Что же будет с радио, когда на дорогах начнут доминировать автомобили с автопилотом, а руки и глаза у водителей освободятся? Еще один из трендов сейчас — подкасты. Их записывают все, в том числе — профессиональные журналисты. Тем тоже обилие. Видите ли вы в подкастах еще одну опасность для радио?

Что касается подкастов, то мы их тоже делаем, тоже участвуем в этой гонке. К тому же я думаю, что это мода, и она может пройти. А по поводу автопилота, нам всегда будет помогать вестибулярный аппарат. Меня подташнивает, когда я сижу с ноутбуком на заднем сидении. И я знаю, что я не единственный, слушать всё равно комфортнее.

— Учитывая род вашей деятельности, сами вы слушаете радио? Это всегда «Бизнес-FМ»?

Люблю радио «Орфей» с классической музыкой, но… слушаю «Бизнес-FМ».

— Возвращаясь к вашему преподаванию в «Высшей школе экономики», поделитесь своими наблюдениями: какие они, нынешние студенты? Чем они отличаются от предыдущих поколений?

Очень прагматичны, очень критично настроены. Но у них меньше универсальных знаний, общего представления о мироустройстве. Многие вещи в профессии им не надо объяснять. Они профессионально лучше оснащены, чем студенты нулевых. Но им не хватает любопытства, не связанного с их занятостью. На первой лекции среди прочего я всегда говорю: «Копите ненужные знания!» Нужные есть у всех, а ненужные — это ваше конкурентное преимущество. И провожу каждый год один и тот же тест с одинаковым результатом. Задаю простой вопрос: «Какая самая высокая гора в мире?» Все знают, что Эверест. А вторая? Не знает никто. 13 лет, 26 потоков, и никто не знает. А ведь разница всего в двести метров! В масштабе восьми километров это ничто. В бизнесе надо быть первым, тогда тебе гарантирован успех. Вторых никто не знает. Когда бизнесмен думает, у кого бы заказать рекламу, он всегда вспоминает лидеров рынка и идет сначала к ним. Если не устраивает цена или условия, тогда уже идет ко вторым.

Через неделю я обращаюсь к аудитории снова и называю: Лхоцзе, Чогори и так далее. У кого-нибудь есть ассоциации какие-нибудь? Чаще всего нулевая реакция. Я говорю: «Какие же вы ленивые! Ведь это другие горы выше восьми тысяч метров. Их всего 14. Вы живете в эпоху моментального доступа к знаниям, двадцать секунд на поиск в Google, и вуаля. Почему вы так не любопытны! Вы никогда не угадаете, когда и какие знания вам понадобятся, а они обязательно понадобятся». Мозг так чудесно устроен, что он лучше любого компьютера выдает в нужный момент то, что казалось ненужной информацией.

— Ректор «Высшей школы экономики» Ярослав Кузьминов некоторое время назад говорил, что вскоре вуз частично перейдет на онлайн-образование. Дескать, студенты всё реже приходят на лекции и смысла в таком формате уже нет. Как вы относитесь к этой инициативе? Можно ли научить чему-то без живого общения? И будете ли вы скучать по такому общению?

Мне это будет совершенно неинтересно. Если лекции достойные, то студенты всегда будут ходить. Вот ко мне ходят. Для меня это то же самое, что лечиться по телефону. Набор каких-то знаний можно получить по интернету. Но мои лекции — это джаз, я никогда не повторяюсь, просто есть темы, на которые я каждый год говорю. Меняется ситуация, кейсы, примеры, аргументация, я пересматриваю свои фундаментальные подходы. Каждый год я думаю: стоит ли продолжать? Ведь это отнимает много времени. Но продолжаю.

— Многие профессии сейчас уходят в прошлое. Многие — вскоре исчезнут, на сотне должностей работников заменят роботы. Или заменяют уже сейчас. Какие они, по-вашему, профессии будущего? Чему сейчас стоит учиться студентам?

Этот вопрос меня тоже волнует. И мы на семинарах разбираем со студентами такую тему: насколько роботы заменят журналистов? В ряде информационных агентств они уже работают вместо людей, пишут заметки, и очень неплохо. Правда, они до сих пор не научились шутить, иронизировать и метафорически мыслить. К тому же, машина не может брать интервью. Профессии будущего, на мой взгляд, связаны с бионикой, соединением биологии и IT. Будут востребованы и настоящие естественнонаучные профессии — химик, медик. Психологи и логопеды тоже всегда будут нужны.

— В одном из интервью вы говорили, что есть два секрета успеха — бояться и не бояться. Могли бы вы расшифровать это высказывание? И, может быть, добавились еще какие-то составляющие?

Главное чувство — это страх. Очень важно бояться! Если человек не боится, он профнепригоден. Нужно бояться промахнуться, бояться быть смешным, некомпетентным. Только эти чувства мобилизуют тебя, заставляют изучить вопрос, подойти к снаряду всерьез. Когда я иду на переговоры, я предварительно стараюсь всё узнать о человеке. Может, это и не пригодится, но важно понимать, что ему интересно. Это может помочь установить неформальный контакт. Одновременно с этим нужно не бояться браться за новое. Не бояться ошибиться, взять на себя риск. Надо хотя бы попробовать! Нужно всегда давать судьбе шанс помочь. Не надо ждать, надо участвовать в этом процессе. И еще раз — нужно не лениться быть любопытным. jm