неотложность
Шана Ааронсон
«Ребенок должен знать, что, если к нему притрагиваются странным образом, он обязан воспротивиться»
– Тимур Леонидович, вы человек с блестящей родословной…
Спасибо! Я, кстати, один из двух наследственных чемпионов КВН. Я и мой отец, Леонид Вайнштейн, – в команде «Парни из Баку», и еще Валерий и Евгений Хаиты – в одесской команде. В истории этой игры есть два наследственных чемпиона, и оба, так скажем, определенной национальности.
– Вы родом из Баку. Расскажите о городе.
Я всегда вспоминаю с большой любовью родной город. Часто туда езжу. У меня там много друзей, похоронен отец, практически до четвертого колена все Вайнштейны.
– Какова на сегодняшний день ваша национальная идентичность?
Меня часто об этом спрашивают. Я отвечаю очень просто. Особенно в компании людей, которые уверенно заявляют, что они еврейской национальности. Сейчас это стало модно. Я задаю им только один вопрос: «У вас в советском паспорте какая национальность была написана?» Все как-то начинают немного тупить взор и отводить глаза. Я говорю: «А у меня было написано: «еврей». Как у Маяковского: «Смотрите, завидуйте…». Помню, когда я должен был получать паспорт, ко мне в комнату зашли родители. Очень напрягаясь, начали говорить, что «может, стоит выбрать…». Это был 1989 год. Фамилия моей мамы – Везирова. Очевидно, что в то время жить с такой фамилией было бы намного проще. Отец сидел и, нервничая, ждал моего решения. Я достаточно уверенно ответил. Не знаю, как сложилась бы судьба в другом случае, но у меня точно нет никаких вопросов ни к этому выбору, ни к национальной идентификации.
– Замечательно, что у вас в семье всё было так устроено, и родители дали выбор.
Просто до этого один из Вайнштейнов стал в какой-то момент Каспаровым. Гарри, отец которого – мой родной дядя, очень рано ушел из жизни. Он тоже похоронен в Баку, рядом с моим отцом. Так вот, Гарри взял фамилию матери и стал Каспаров. Наверно, через какое-то время в семье посчитали правильным и мне тоже задать такой вопрос.
– Ваша мама – сестра первого секретаря ЦК Азербайджана Абдурахмана Везирова, скорее всего, по национальности азербайджанка?
Азербайджанка. У меня по папиной линии все чистокровные евреи, а по маминой – все чистокровные азербайджанцы. Поэтому, по еврейским законам, я азербайджанец, а по азербайджанским – еврей. А моя супруга – Яна Батыршина – татарка, родом из Узбекистана. Она многократная чемпионка мира, Европы, с олимпийскими медалями. Сейчас она многодетная мать, у нас трое детей. Как-то Юлий Гусман спрашивает ее: «Ты татарка? А мама?» А мама у нее – чистокровная еврейка. И Гусман тогда говорит мне: «Ты все-таки выкрутил, чтобы твои дети были евреями!» Вот такая у меня цепочка. Дети евреи, папа еврей.
– Традиции в вашей семье были еврейские, светские или советские?
Конечно, советские. А вот уже где-то в начале 90-х отец создал еврейский детский хор в Баку и записал для них цикл еврейских песен. Назывался хор «Атиква», успешно выступал и гастролировал, в том числе и в Израиле.
– «Атиква» – смелое название.
Таким образом, у нас в семье приход к еврейству произошел через творчество. Не могу сказать, что у нас были какие-то религиозные традиции. Но некое ощущение принадлежности все-таки было всегда.
– Мое личное мнение, что никто не имеет права говорить, что он не еврей, если считает себя евреем. Но в советский период был такой плюрализм еврейской самоидентичности, что люди, которые прошли через советское время и считали себя евреями, заслуживают огромного уважения. Мое детство прошло в 90-х, и я вообще не понимаю советского антисемитизма, который был конъюнктурным. Мой антисемитизм – это уже антисемитизм скинхедовский.
Можно сказать, что в Баку в этом плане мне и моим старшим повезло. Баку – интернациональный город. Да, по негласным законам нельзя было занимать, как и везде в Союзе, какую-то определенную политическую должность. Но так как мой отец был композитором и у него никогда не было желания стать чиновником, не могу сказать, что это как-то на нем отражалось. Кроме всего прочего, мой отец замечательно разговаривал на азербайджанском языке. Он понимал, что это земля, где он живет, и надо уважать традиции.
Вайнштейн и Образцов
Помню, у меня была смешная история на эту тему. Где-то в 2000-х я поехал в Нью-Йорк. Встретил одноклассника. Он там уже года два работал таксистом, жил в Бруклине, и начал мне рассказывать, как там всё неправильно и какие американцы плохие. Через полчаса разговора я решил его спросить: «А ты английский-то выучил?» На что он ответил: «А зачем мне? У нас здесь всё на русском». Как же, говорю, они будут тебя уважать, если ты не ассимилировался, не выучил язык. Умение ассимилироваться – это огромное умение, это в генах и крови.
– Это тонкий вопрос – баланс между ассимиляцией и сохранением собственной идентичности. Мне родители советовали: «Не говори никому, что ты еврей». У меня абсолютно еврейская мама, абсолютно еврейская бабушка. Все просто матерые евреи. Папа – совершенно русский с примесью татарских кровей. Причем, когда зашел вопрос о переезде в Израиль, «за» был только папа. И мне стало стыдно, что я скрывал еврейскую идентичность. Но при этом я считаю, что возможность говорить открыто и спокойно, что ты еврей, – это следствие нового времени. Я вам завидую.
Я всегда таким был. Другое дело, что, например, в моей бакинской школе № 160 в советское время мы вообще не разбирались, кто какой национальности. Недавно встретил одноклассника, который в Москве стал раввином, а я даже и не предполагал, что он тоже еврей. Только с распадом Союза мы реально начали обращать на это внимание.
– Я для себя понял, что еврейская самоидентификация – это культурная деятельность.
С этим полностью согласен. Аналогично!
– Для меня сегодня очень важная культурная идентичность – проявление еврейской тематики в творчестве, в культуре, в фестивале. И поэтому для нас так важно и приятно, что вы согласились быть председателем жюри V Московского еврейского кинофестиваля. Мы стремимся, чтобы он стал городским фестивалем, куда приходят простые зрители в первую очередь. Для нас важно расширять плюрализм понятия – еврейское кино.
И правильно! Люди не знают, что есть замечательные мюзиклы, комедии и другие проекты на еврейскую тему. Вспомнить те же «Йентл» с Барброй Стрейзанд или «Приключения раввина Якова» с Луи де Фюнесом – совершенно потрясающая комедия. Это верное решение и замечательная идея, что есть такой фестиваль. Национальная идентификация через культуру – это очень верно. Ошибочно думать, что фильмы или любые другие произведения на еврейскую тематику обязательно связаны с Холокостом. Да, конечно, таких много, и это правильно. Но существует огромное количество разножанрового продукта, не связанного с этой темой вообще. И очень важно показывать зрителю этот совершенно другой мир.
Да взять то же советское кино. «Комиссар» еврейским кино не считают, но ведь и там есть эта тема.
– На мой взгляд, один из самых еврейских фильмов советского периода – это «Судьба человека». Только за тот эпизод, когда главный герой сначала видит, как приезжает поезд с красивыми людьми в красивой одежде, а потом он видит, как эти люди идут в здание, из которого валит черный дым. И это во время советской конъюнктуры, когда нельзя выделять трагедию еврейского народа от трагедии народа советского! Это замалчивание, кстати, не только советская тема… На первом фестивале мы показывали замечательный фильм Night Will Fall продюсера Бретта Рэтнера. Он в прошлом году приезжал к нам в жюри, а сейчас оказался в достаточно сложной истории, связанной с вашим однофамильцем…
Кстати, об однофамильце. Мы с ним не были знакомы, но общая история у нас с ним есть. Когда в российской прессе появилась новость про продюсера Вайнштейна и там была замешана знаменитая актриса, к которой он приставал, друзья написали мне: «Как ты мог нас не познакомить!». А когда в интернете вышли статьи с моей фотографией и заголовками «Продюсер Вайнштейн разводится», то уже звонили моей жене, спрашивали, что случилось. На одном из телевизионных рынков в Каннах мы жили с ним в одной гостинице. Я заказал ужин с коллегами и машину. Нас привезли, посадили за стол. В какой-то момент я понял: что-то не то, я другой ресторан вроде заказывал, да и стол на шестерых, а нас четверо. Но поели вкусно – тоже очень хороший ресторан. Потом оказалось, что Харви поехал в тот ресторан, который заказал я, ну а мы – наоборот. Потом еще на следующий день мне на стойке передали сценарий. Я открыл, понял, что не для меня, попросил передать другому Вайнштейну. Как я в шутку сказал консьержу: «Передайте моему дяде Харви этот сценарий и большой привет».
– Хорошая история.
Но сейчас, наверно, ее не совсем можно и модно рассказывать.
– Тогда о фильме Night Will Fall. В нем рассказывается о том, как американские и британские кинематографисты, в частности Билли Уайлдер, Альфред Хичкок и Сидни Бернстайн, пытались снять документальное кино и как правительство препятствовало этому, потому что не хотело говорить общественности об ужасах Холокоста. Они боялись, что это вызовет в массах одобрение еврейской эмиграции в Палестину. Еще три года отделяло евреев от собственного государства. Для меня – это пример подвига. То, что они пытались делать «несмотря на». И эпизод в фильме Бондарчука – это «несмотря на», и фильмы Дмитрия Ханановича Астрахана и так далее. Кстати, как вы считаете, фильм «Собибор»…
Признаюсь честно, я не посмотрел «Собибор». Дважды должен был посмотреть, но так и не получилось. Даже самому неудобно.
– Есть разные мнения об этом фильме. На мой взгляд, какие бы ни были там неточности, самое важное – это та аудитория, которая посмотрела картину, аудитория не аффилированная, не еврейская. Думаю, одной из самых больших проблем XXI века станет отрицание Холокоста. Оно уже есть. Это не бытовой антисемитизм, это антисемитизм, который станет отрицать сам факт Холокоста. И в этом смысле – 3-4 миллиона человек, которые посмотрели «Собибор», – это те люди, которым будет сложно сказать, что Холокоста не было.
Полностью с этим согласен. Это очень важно – показывать новому поколению, большинство из которых даже и не слышало об этой трагедии, как всё было на самом деле. Я тоже слышал разные отзывы, но я к ним отношусь очень спокойно. Сегодня любой человек может высказать свое мнение в интернете. Представляю, что сделали бы с Сальвадором Дали, если бы он выложил свою картину в сеть! Или Феллини «Амаркорд»! Может быть, прочитав отзывы и комментарии, они изменили бы себе. Самое страшное, когда начинаешь читать отзывы и думаешь: а вдруг они правы? Для творческого человека сомнения необходимы, но должен быть какой-то фильтр, поэтому надо проще к этому относиться.
– Когда мы исследуем еврейское кино, всё равно очень важен контекст. Есть определенная закономерность, как фильмы, осмысляющие и переосмысляющие Холокост, задающие некое отношение государства к Холокосту, идут с Запада на Восток. В Америке вышли замечательные картины, посвященные этой теме. Потом появились французские, польские картины. Интересно, как Польша переосмысляет свое отношение к Холокосту. Сначала вышли «Колоски», «Ида», а потом появился польский закон о Холокосте… Сейчас Россия публично говорит о своем отношении к этой тематике, и, мне кажется, это очень важный процесс.
Очень важный! Но если говорить, что они шли с Запада на Восток, то тут я вижу еще и индустриальную причину. Американская киноиндустрия была на подъеме, когда советская рухнула, да и в Восточной Европе ее практически не было. Всё переосмысление, как вы говорите, и появление больших значимых фильмов на эту тему, мне кажется, связано не только с тем, что наши люди лишь после Запада начали переосмысливать, а еще и с тем, что появилась возможность снимать большие фильмы на эту тему. Чтобы снимать про войну, нужны большие бюджеты. В последнее время и в России, и в Восточной Европе такая возможность появилась.
– При этом самая частая реакция на фильмы о Холокосте в России: зачем снимать о Холокосте отдельно? Всё понятно, есть трагедия Второй мировой войны, есть больше 20 миллионов русских, которые пострадали, есть белорусы, которые пострадали… Почему мы снимаем о Холокосте отдельно, зачем это выпячивать?
Ну это уже совсем странная дискуссия. Какая разница, какой национальности люди, которые тогда пострадали? Всегда в основе любого произведения лежит трагедия конкретного человека. Понятно, что во время Второй мировой войны таких трагедий было очень много, поэтому до сих пор снимают фильмы про то время и еще много лет будут снимать. Это те моменты нашей истории, о которых надо вспоминать. Всегда. А что касается национальной темы – споры были все время. Реагировать на них, мне кажется, бесполезно. Что какие-то люди будут отрицать – ну что поделаешь. Надо быть умнее и не вступать в полемику. И при этом обязательно снимать хорошее кино!
