Среди участников первого Сионистского конгресса, состоявшегося в Базеле в последних числах лета 1897 года, еврейских имен, обладающих мировой известностью, почти не оказалось. Однако колоссальные усилия, приложенные Теодором Герцлем для того, чтобы обеспечить этому событию максимально возможный престиж, оправдались с лихвой. Именно с этого момента сионизм стал политическим движением, которое более уже никто не мог игнорировать.
Книга, породившая Конгресс
Опубликованная в феврале 1896 года книга Герцля «Еврейское государство» немедленно вызвала широчайший резонанс в десятках еврейских газет по всей Европе, и уже спустя несколько месяцев была переведена на английский, французский, русский, идиш, иврит, румынский и болгарский. Этот невероятный успех в одно мгновение изменил статус ее автора и размах его деятельности.
О проблеме европейского еврейства Герцль задумывался еще задолго до публикации своей книги. Однако до ее выхода в свет он, по сути, действовал в одиночку, практически не общаясь с другими людьми, способными помочь ему в распространении сионистских идей. Теперь же имя автора «Еврейского государства» стало известно евреям по всей Европе от России, Галиции и Болгарии на Востоке до Франции и Британии на Западе. Более того, книгой заинтересовались отнюдь не только евреи. Самым влиятельным среди них был, пожалуй, капеллан британского посольства в Вене. Именно он представил Герцля великому князю Фридриху I, который, в свою очередь, открыл венскому журналисту дверь к кайзеру Германии Вильгельму II. А к лету 1896 года, в надежде суметь реализовать свое видение, Герцль уже был на пути в Турцию.
Самым же примечательным фактом в стремительном восхождении Герцля к известности, безусловно, можно считать то, что он достиг всего этого самостоятельно, без какой-либо финансовой или официальной поддержки.
Собирая изгнанников
Теперь, стремясь привлечь к своему делу как можно больше единомышленников, Герцль вел интенсивную переписку, напряженно колеся по Европе. Постепенно, шаг за шагом, зрела идея созыва сторонников сионизма со всех концов континента. Герцль долго искал место для проведения такого конгресса. И вот наконец он призвал еврейские организации и отдельных деятелей собраться 29–31 августа 1897 года в Базеле.
Написанное им приглашение говорит само за себя:
«Наши братья со всех концов мира расскажут нам о своем положении и своих целях; мы обсудим то, чего следует добиваться сионистскому движению от своих приверженцев. Наши активисты, до сих пор действовавшие поодиночке, вдалеке друг от друга, смогут объединиться. …Мы станем свидетелями собрания изгнанников, позволяющего сплотить все наши усилия в одном направлении. …Нашего съезда с нетерпением ожидают и друзья, и враги, а потому мы должны быть предельно ясны в своих целях и обязаны во что бы то ни стало доказать свои способности. …Все зависит от того, насколько значимым станет представительство наших братьев из России, где проживает большинство нашего народа. Мы рассчитываем на то, что вы осознаете, насколько важно ваше присутствие. На конгрессе можно будет говорить на иврите, а в Базеле есть кошерная гостиница».
С самого начала Герцль считал, что швейцарский нейтралитет сыграет положительную роль в организации конгресса. Однако из-за того, что Швейцария также укрывала и русских нигилистов (к которым вскоре также присоединился Ленин), многие российские сионисты опасались, что их движение в глазах властей окажется связанным с революционным подпольем. В качестве альтернативы был предложен Мюнхен. Но тут против выступили местные реформисты, твердо убежденные, что сионистские устремления противоречат их с таким трудом завоеванной эмансипации, которой они чрезвычайно гордились. О каком переезде в Палестину могла тут вообще идти речь, если прежде всего они считали себя немцами, и лишь затем – евреями? В итоге Герцль переместил все обратно – в Базель. Так первый Сионистский конгресс состоялся в концертном зале здания муниципального казино.
Одетые, как в театр
Герцль лихорадочно работал, стремясь во что бы то ни стало успеть начать конгресс вовремя. При этом он был абсолютно убежден в необходимости провести съезд на самом высоком, профессиональном уровне, не давая ни малейшего повода недоброжелателям усомниться в компетентности и значимости конгресса. Персонал говорил на всех языках ожидаемых делегатов. Загодя была напечатана программа, что оказалось довольно сложно сделать, а кроме того, и обошлось весьма недешево. Особое внимание было уделено и карточкам, розданным всем участникам. Они были украшены голубой звездой Давида с красной окантовкой и надписью, утверждавшей, что только создание Еврейского государства станет единственным решением еврейского вопроса. Кроме того, Герцль потребовал от всех делегатов определенного дресс-кода. Прибыть на конгресс следовало в одежде, соответствующей посещению театра или концерта. Была даже проведена предварительная пиар-кампания – выпущена специальная марка, подготовлены пресс-релизы, а сам Герцль, посетив канцелярию главы местного кантона, пригласил его принять участие в одном из заседаний. Швейцарский политик принял приглашение, что тоже придало дополнительный вес мероприятию и послужило еще одним поводом для освещения в прессе.
В итоге собралось около двухсот депутатов из 24 европейских стран, а также из Америки. При этом лишь 69 из них представляли сионистские организации. Еще сотни, включая семьи делегатов, наблюдали за происходящим с галерки. Большинство участников являлись эмансипированными евреями, представителями среднего класса, но были также студенты, кантор, фермер и скульптор. С национальной точки зрения, это было впечатляющее достижение. Хотя в глазах мировой общественности Герцлю похвастаться было особо нечем: привлечь известных людей, цвет европейской интеллектуальной элиты ему так и не удалось. Лишь его друг Макс Нордау, влиятельный писатель и театральный критик, а также британский писатель Израэл Зангвилл стали единственными знаменитостями, принявшими участие в конгрессе.
Отношение Герцля к еврейской традиции до сих пор вызывает у историков яростные дискуссии. Одни считают его практически полностью ассимилированным человеком, напоминая об одной из ранних записей в его дневнике, где Герцль рассматривал в качестве варианта спасения европейских евреев возможность их массового крещения. Другие же, наоборот, подчеркивают его крепкую связь с иудаизмом и еврейскими ценностями. Так или иначе, но большинство участников конгресса действительно были светскими евреями. Религиозное же общество практически не было представлено. Те одиннадцать раввинов, которые присутствовали на конгрессе, не имели какого-либо значимого статуса в еврейском религиозном мире. Тем не менее Герцль приложил все необходимые усилия, чтобы обеспечить потребности религиозных делегатов.
Прежде чем окончательно выбрать место для проведения съезда, он убедился, что в Базеле существует кошерный ресторан, а затем, пока продолжался конгресс, сам преимущественно питался именно там, хотя в жизни не соблюдал кошрут и не любил кошерную еду. В субботу, накануне открытия конгресса, Герцль посетил синагогу и был призван читать Тору. Вот как он сам описал это событие в своем дневнике:
«Поднявшись на синагогальный подиум, я был охвачен волнением сильнее, чем в любой другой из дней съезда. Горло сдавили нахлынувшие на меня эмоции, и те немногие слова благословения на иврите, которые следовало произнести, дались мне с большим трудом, чем вступительная и заключительная речи на конгрессе, не говоря уже о ведении прений».
Переживания Герцля, разумеется, не ограничивались одним лишь его синагогальным опытом. Однако, по мере продолжения съезда и выступлений делегатов, его опасения по поводу собственных организаторских способностей, равно как и самого конгресса, постепенно развеивались. «Это было великолепно!» – писал он в своем дневнике. Будучи в прошлом парламентским журналистом и обладая опытом написания театральных пьес, Герцль глубоко ощущал эстетику общественных собраний:
«Стоявший на сцене длинный стол, покрытый зеленым сукном, высокое председательское кресло, балкон, задрапированный зеленой тканью, столы для стенографистов и прессы – все это произвело на меня такое сильное впечатление, что я поспешил сразу же выйти, просто чтобы не потерять самообладания».
Открытие Конгресса было впечатляющим. Вот как описывал его одесский журналист Мордехай Бен-Ами:
«Я был чрезвычайно взволнован и по мере приближения к казино ощущал, что мои ноги подкашиваются все сильнее. …Делегаты тепло приветствовали друг друга и в полголоса переговаривались между собой. …Герцль шел к подиуму. …Теперь это был совершенно иной человек, нежели тот, которого я видел накануне. …Перед нами вставала благородная фигура, скорее напоминающая ангела, чей глубокий и пронзительный взгляд был преисполнен тихого величия и невыразимой скорби. Да, это был совсем не тот утонченный доктор Герцль из Вены, но потомок Дома Давида, внезапно восставший из праха и пепла во всей своей легендарной славе».
Первый Сионистский конгресс длился три дня. По большей части он состоял из выступлений и докладов делегатов о состоянии еврейских общин в разных странах, но обсуждались там и практические предложения. Были основаны Еврейский национальный фонд и литературный комитет, созданный для пропаганды еврейской литературы, а также приняты меры для сбора официальных статистических данных о размерах еврейского народа. Под бурные аплодисменты и размахивания носовыми платками, Герцль подытожил заключительную сессию, сообщив, что сионистское движение может гордиться своим первым конгрессом. Глаза многих из присутствующих наполнились в этот момент слезами.
В Базеле я основал еврейское государство
Чего надеялся добиться Герцль, организуя и проводя Сионистский конгресс? Похоже, что важнейшей целью для него являлось формирование авторитетного органа, способного представлять еврейский народ в сообществе наций. На протяжении XIX века евреи создали немало политических организаций, однако все они куда в большей степени носили общественно-социальный, но не национальный характер. Как это, скажем, случилось во время дамасского кровавого навета 1840 года, когда богатые, влиятельные евреи из Англии и Франции защитили своих попавших в беду братьев в Сирии. Правда, и до того уже были евреи, пропагандировавшие в Европе сионистские идеи, например, на 1882-м Фокшанском съезде движения Ховевей-Цион («Любители Сиона»), кроме того существовали также и поселенческие инициативы в Стране Израиля (Палестине), в том числе поддерживаемые бароном Ротшильдом. Но Герцль стремился к гораздо большему. Он предвидел необходимость официальной, открытой еврейской политической структуры, способной выступить единым фронтом на международной дипломатической сцене.
По словам Герцля, первый Сионистский конгресс должен был стать «величественной демонстрацией, способной показать миру, что такое сионизм». Кроме того, он считал: «Еврейское дело должно быть изъято из рук одиночек, какими благими намерениями те бы ни руководствовались. Необходим форум, способный призвать кого бы то ни было к ответу за его действия или, наоборот, бездействие от имени всего еврейского народа».
Таким образом, именно конгресс в Базеле стал важнейшей вехой в том, что позднее стало называться «политическим сионизмом». Следует ясно осознавать, что сегодня, глядя на израильского премьер-министра, выступающего на международных форумах, вроде Организации Объединенных Наций, мы видим не что иное, как реальное воплощение мечты Герцля, казавшейся в тот момент многим совершенно безумной и фантастической идеей, кульминацией которой в конце концов стало возникновение успешного Еврейского государства, действующего на международной политической арене в качестве полноценного и законного игрока.
События, произошедшие летом 1897 года в Базеле, без сомнения, превратили Герцля в пророка современности. По завершении съезда он написал в своем дневнике:
«В Базеле я заложил фундамент еврейского государства; если бы я заявил об этом сегодня во всеуслышание, ответом был бы мне общий громкий смех, но через пятьдесят лет это признают все».
Ровно полвека спустя, осенью 1947 года, Генеральная Ассамблея ООН 33 голосами против 13 приняла резолюцию о создании Еврейского государства.