Алекс и Ривка Артовские: «Когда вы выясняете отношения при детях, вы их уничтожаете»

– Какой у вас географический статус? Вы живете в Израиле, а работаете в России?

Алекс. Я практически пять лет ездил туда-сюда. Полмесяца тут, полмесяца там. Как-то  днепропетровский раввин Байтман, мой приятель, заметил: «Вначале, когда ты уезжаешь, тебя ждут, по тебе скучают. Потом привыкают. А самое страшное,  когда ты возвращаешься, а дома налаженный быт и ты чувствуешь себя как в гостях.  Однажды, когда я вот так в очередной раз приехал, младшая дочка встретила меня на улице, взяла за руку и сказала: «Папа, пойдем, я покажу тебе, где мы живем…»

Ривка. Мой муж – человек-праздник. Когда он приезжает, это всегда море подарков, веселье, фейерверк. Мы везде ездим с детьми,  к нам приходят 80 человек гостей и т. д. и т. п. Две недели простой жизни со мной, две недели праздника с папой.

– И теперь –  новый этап деятельности.

Алекс. Да, нам предложили  стать координаторами клуба «Молодая семья». И я с женой и детьми переехал в Москву.

– Кто был инициатором создания этого клуба?

Ривка. Спонсор, человек, который решил, что надо вкладывать деньги в молодые семьи. Он попросил поучаствовать в этом проекте на постоянной основе, с проживанием здесь.

– Вы жили в Израиле более 20 лет. Не страшно было вам, религиозным людям, хабадникам, вот так вот взять и сменить место проживания?

Алекс. Именно в рамках хабадского подхода мы и уехали. Именно по хабадскому подходу ты должен быть готов сняться с места и ехать возрождать еврейскую жизнь.

Ривка. На самом деле мы ничего не выигрывали. Но в глобальном смысле чувствовали, что мы можем сделать что-то  хорошее, а  жизнь здесь непростая, ко многому приходится приноравливаться, привыкать, с чем-то просто смириться.

Алекс. Я сказал жене, что это ей подойдет. Она очень образованный человек, умеет находить подход к людям. Последние годы в Израиле она не могла раскрыть свой потенциал.

Ривка. Я же последние годы рожала. Одного ребенка, второго, я их растила. У нас шестеро детей. Я очень люблю быть с детьми, заниматься домом. А тут приезжает муж и говорит: «Есть проект. Давай оставляй это домашнее болото». Я поначалу не очень хотела, но 20 ноября мы приехали, начали. И все вроде получается хорошо.

– Не скучаете?

Алекс.  Я благодарен Израилю за многое. Во-первых, мы там стали религиозными, сделали тшуву. Изначально у меня была возможность уехать в Америку. Но я выбрал Израиль. Решил, что не хочу, чтобы мой ребенок где-нибудь услышал «жид». Сейчас он вырос, у него четверо своих детей, и он никогда не слышал этого слова. Но у меня очень радикальный взгляд на то, что в Израиле происходит.

– В каком смысле?

Алекс.  Правительство идет на компромиссы с подонками, тон задают политики левого сектора. Я считаю, что Израиль держится только потому, что там есть люди, которые изучают Тору. Пресловутый израильский «битахон», «мы – самые-самые», «сила нашей десницы», как написано в Торе, – это то, что нас подводит.  Мы говорим, что наша армия – это самая гуманная армия в мире. Как можно вообще сказать про какую-то армию, что она гуманная?!

Ривка. Сегодняшний Израиль – государство абсолютно не защищенное, с миллионами арабов вокруг. И Б-г делает чудеса, охраняя Землю Израиля. 

Газовые камеры на Крещатике

– Расскажите о себе. Откуда вы родом?

Ривка. Я из России, из Пскова. Ассимилированы были ужасно. У нас  не было ничего еврейского.

Алекс. Я из Украины. В плане антисемитизма мало кто может дать украинцам фору. Я всегда шучу: праотец Авраам стал евреем в три года, а я в три года узнал, что являюсь «жидом». Пришел к папе и спросил, что такое жид, представляете? В три года! Мы с Ривкой еще до Москвы полтора года проработали в Киеве. Я ходил по улицам в полном прикиде религиозного еврея и ежедневно выслушивал тирады про жидов и газовые камеры.

– Когда это происходило?

Ривка. В 2012 году. При этом мы жили совсем не на окраине. Мы жили на Крещатике, напротив синагоги. Алекса хватали за цицит.

– Это при том, что он далеко не щуплый, мягко говоря.

Ривка. Да, в том-то и дело. Мужчина крепкий, высокий, не каждый осмелится подойти. И тем не менее.

– В России такого не происходит?

Алекс. Я не знаю, что происходит на окраинах Москвы. Знаю одно: за эти пять лет, которые я провел здесь, ко мне разве что несколько раз подходили, спрашивали: «А что за вера у вас? А что это за нитки там торчат?» Антисемитизм есть в любой стране, вопрос – какие формы он принимает. 

– В Киеве тоже есть большая еврейская община. Как остальные по улицам ходят?

Алекс. Остальные ездят, начнем с того. Когда мы проводили пасхальный седер, то потом, когда все разошлись, один парень пропал. До дома он не дошел. Его схватили, избили железными прутами в центре Киева. Спонсоры перевезли его в Израиль. Молодой мальчик, 18 лет.

– Где и когда вы познакомились?

Ривка. Мы вместе работали в организации «Яд ле-Ахим». Это частная структура, которая борется с миссионерами. Мы были в разных отделах. Алекс занимался еврейскими женщинами, которые вышли замуж за арабов и потом страдали от невыносимой жизни. Он организовывал их эвакуацию. Я жила в Бней-Браке. Как-то раз прочла в газете объявление: организации «Яд ле-Ахим» требуются русскоязычные сотрудники. Стала работать в отделе против миссионеров. Звонила людям под разными предлогами, выуживала у них информацию, в какую секту они ходят, в какие дни проходят встречи. В Израиле 80 % миссионеров и их паства – русскоязычные. Очень популярны  две секты, «Евреи за Иисуса» и «Свидетели Иеговы». Я  переодевалась, ходила в эти секты как обычная прихожанка, знакомилась с людьми, становилась их хорошей знакомой, ездила на крещение на Кинерет, принимала участие во всех их мероприятиях. Моей задачей было – добыть как можно больше информации об этих людях и их семьях. У меня всегда были скрытая камера и диктофон.

– Почему миссионеры активно занимаются именно иммигрантами? 

Ривка. Они более уязвимы. Еврей из бывшего СССР приезжает в Израиль, ему не близка восточная ментальность, все вокруг непонятно. Надо искать работу, устраивать детей в сады и школы, полно забот. А тут – миссионеры со своей литературой, всегда веселые, улыбающиеся. Наша задача была – забрать людей оттуда и показать, что есть что-то другое, родное, настоящее. Но чтобы начать это, нужно было вступить в диалог.

– Официальный Израиль на миссионерскую деятельность как-то реагирует?

Алекс. Есть закон, который запрещает уговаривать человека сменить веру, обещая ему какую-то выгоду. Но это беззубый закон. Я пришел в «Яд ле-Ахим» лет в 26, после службы в армии и работы в полиции. Очень быстро понял, что конвенциональный способ борьбы с сектами невозможен. Я вынужден был выучить Новый Завет. Несколько раз меня арестовывали. Обвинения были такие – слежка, угрозы. Я не скрывал, что в миссионерах видел эсэсовцев. В Холокост мы потеряли 6 миллионов евреев. Наши мудрецы говорят, что убить душу – это хуже, чем убить тело.

Ривка. Знаете, какая у нас команда была? Мы были «идейные». Это была настоящая семья. Выезжали на задания и на север, и на юг, и в 8 утра, и в 8 вечера, а потом говорили: «Все ребята, давайте к Алексу». В полночь мы все к нему заваливались и обсуждали, как прошел рабочий день и как сделать работу более эффективной.

Алекс. Еще был один род деятельности – спасение еврейских девушек.

– От кого?

Алекс. Девочек этих арабы практически покупали. За мобильные телефоны и тому подобное.

Ривка. Десятки тысяч, я не шучу, связали свою жизнь с арабами, родили им детей. Было даже несколько террористов, евреев по Галахе.

– А девушки-то кто? Из бедных семей?

Алекс. Из восточных, из русскоязычных. Надо учитывать, что из верующих марокканских евреев, которые приехали в Израиль в 50-х, религиозными остались считанные единицы. Уничтожение веры началось еще там. Была сеть школ «Альянс» с французским образованием. Любавический Ребе послал туда эмиссара, чтобы он противостоял ассимиляции. Раввин Шалом-Дов Лифшиц, основатель «Яд ле-Ахим», рассказывал, что произошло с евреями из арабских стран. Они попали в Израиль, будучи очень доверчивыми и малообразованными. Им сказали: «Машиах уже пришел, у нас есть государство!» Были лагеря для новоприбывших, где срезали детям пейсы. В результате появилось поколение евреев, которые не знают, что такое молитва «Шма, Исраэль».

Ривка. Или приезжает семья репатриантов в Израиль. Их русскоязычная дочь идет на дискотеку, там стоит смуглый парень по имени Муса, который  говорит: «Я приехал из Франции, меня зовут Моше». А отличить один акцент от другого девушка еще не в состоянии.

Алекс. Он может даже не скрывать арабское происхождение. Не пристает, как коренные израильтяне, ведет себя деликатно, делает подарки. Потихонечку он эту девушку покупает не только финансово, но и эмоционально. И когда она уже его подруга, ухажер запирает ее дома. Требует, чтобы приняла ислам. У меня был случай: студентка познакомилась в Хайфском университете с арабом, жителем Хайфы, не к чему придраться. Начали встречаться. Забеременела, вышла замуж, трое детей у нее было. С годами эта женщина поняла, что просто теряет жизнь. Они ко мне тайно приезжали посмотреть на еврейский шабат.

Ривка. Знаете, кто у нас был информатором? Дочка шейха. Мать у нее была еврейка, а папа шейх. Она ходила по деревням в хиджабе, собирала информацию про таких вот девочек.

Роженица в летном комбинезоне

– Какие наиболее яркие истории вы можете припомнить?

Алекс.  Однажды медсестра сообщила, что у нее на приеме женщина с восемью  детьми, и муж-бедуин ее избивает. Восточная женщина лет тридцати пяти. Мне звонят: «Алекс, приезжай срочно». Рванулся я в бедуинское село возле Беэр-Шевы, а там все женщины в одинаковых нарядах. Медсестра Дебби подходит к одной, возвращается, сажает в машину, мы отъезжаем. Вдруг выясняется, что это другая женщина, арабка. Дебби ей сказала: «Мы за тобой приехали», а ей как раз надо было в поликлинику с детьми. Потом мы договаривались, чтобы наши подопечные надевали белые перчатки в качестве условного знака.

– У вас там просто подпольная организация какая-то.

Алекс.  Еще одна история. В иерусалимскую больницу Мисгав-Ладах в разгар интифады попадает арабская роженица лет девятнадцати. Перед субботой по палатам ходит женщина-волонтер, предлагает субботние свечи зажечь. И роженица обращается к ней на иврите. Оказалось, она восточная, из религиозной семьи. Познакомилась с арабским наркодилером, забеременела. Он сейчас в тюрьме сидит. Как выйдет, обещал жениться, а пока что за девушкой присматривают два его двоюродных брата. Волонтер с девушкой переговорила: «Если я тебе квартиру найду, останешься?» Та в слезы, говорит, что ей идти некуда, родители из дома выгнали. В результате мне звонит медсестра, грузинская еврейка: «Спаси ее, вытащи!»

– А почему звонили именно вам? Почему не шли в полицию?

Алекс.  Там скажут: «Да ну, проститутка какая-то». Им все равно. Был страшный дождь, я захватил летный комбинезон. По рации обратился – ребята, нужна помощь. Нужно же еще взять кого-то своего. Потом уже в нашей организации появились такие специальные люди. Мне друг отвечает: все будет хорошо. Приходит мужчина в кипе. Он до того, как стал религиозным, успел отсидеть за убийство. Я его называл Кубик. Потому что он был в ширину и в высоту одинакового размера. Вот идет медсестра Ципора справа от меня и Кубик слева. Мы заходим в палату, девочку уже выписывают, она едет в арабский квартал Абу-Тор.

Я спрашиваю, где врач, который выписывает пациенток. Заходим к нему втроем. Как сейчас помню, врач сидит в вязаной кипе. Прошу его вызвать эту девушку. Он говорит: «А вы кто?» Отвечаю, что родственники. Ее вызывают. Она все понимает. Надевает мой комбинезон, застегивается наглухо, и троица выходит. Трое вошли, трое вышли. Тем временем двоюродные братья напряглись. Я к ним подхожу: «Объявлен карантин, срочно вернитесь в палату». Они слова «карантин» испугались, думали, это как-то связано с израильской разведкой и интифадой.

Я спрашиваю у охранника, есть ли запасной выход. «Есть, – говорит, – но со времен войны в Заливе, когда Саддам Хусейн Израиль обстреливал, его не открывали». Я говорю: давай попробуем. Короче, они вышли, сели в машину, уехали. Потом эта женщина вышла замуж за еврея, мы поставили ей хупу в районе Меа Шеарим. А потом, лет пять тому назад, ее бывший муж задавил евреев на автобусной остановке. Тогда волна террора была, арабы на тракторах врезались в людей.

– Сколько лет вы такими историями занимались?

Алекс. Восемнадцать лет подряд. А потом умер раввин Лифшиц. Это был праведник, никого не боялся, никого в беде не оставлял. Генерал полиции на допросе его умолял: «Только не молитесь против меня, очень прошу». И с его смертью все стало меняться. Огромное количество просьб о спасении, уже не надо было ездить в деревню, женщины сами шли.

– Сейчас у вас миссия другая – вы укрепляете связь между супругами.

Алекс. Честно тебе скажу, я очень хотел переехать в Москву. Я хотел быть вместе с семьей.

Ривка. Я не хотела, несколько лет он меня уговаривал. Мне было чудесно в Израиле, у нас хорошая квартира, дети ходят в замечательные религиозные сады и школы, я занимаюсь домом.   

Алекс. Я сейчас себя чувствую намного лучше. Дети рядом, жена рядом. Сложно, что там тоже полсемьи осталось. И дети, и родители, и сестры. Я не работал в клубе, я больше частные, индивидуальные уроки давал, лекции. А это сейчас сочетается отлично. Мы организовываем пикники, семинары.

Ривка. Это называется неформальное общение. Есть формальное, есть неформальное. Есть уроки Торы, есть различные  выезды.

– То есть вы работаете с теми людьми, которые создали еврейские молодые семьи, но сами пока не очень-то соблюдают заповеди.

Ривка. Или совсем не соблюдают.

– Какой-то градации нет?

Алекс. Вообще нет. Люди должны быть молодой семьей, не по возрасту, а по созданию семьи. Не хочу, чтобы сложилось впечатление, что мы работаем с проблемными или разваливающимися семьями. У нас семьи очень самодостаточные в плане отношений. Будущее любой общины – это молодые семьи. Два раза в год проходят семинары: в гостиницу «Райкин Плаза» приезжают семьи из Москвы и окрестностей. Слушают лекции, беседуют с психологом.

Ривка. Рыбалки, костры. Очень важный момент: когда-то там кто-то понял, что нужно вкладывать в молодые семьи, мы решили продолжить цепочку этих добрых дел. Наши семьи взяли на себя финансовую поддержку «Шаарей Цедек», МЕОЦ, разных проектов.

Алекс. Ты должен обязательно участвовать в цдаке. Обязательно. Не на наш клуб, а именно на общину. Это не членские взносы, как в гольф-клубе. Есть  семинары по очень незначительной цене, есть гостиница бесплатно, пожалуйста, приезжай на шабат. Но человек должен чувствовать, что он помогает кому-то.

Надо уступать

– Кто помогает вам планировать деятельность клуба?

Алекс. Моти ***фамилия*** – очень талантливый организатор. Полностью разработал для нас целый план.

Ривка. Причем, просто потрясающе и действительно профессионально. Не чтобы хорошо работало, а чтобы отлично работало и приносило качественные плоды.

– Что уже реализовано из задуманного?

Ривка. Шабаты, семинары на тему отношений между мужем и женой, отношения с детьми, как строится семья. Скоро, с Б-жьей помощью, выйдем на общероссийский уровень.

Алекс.  Направление не религиозное, но мы вместе проводим шабаты, изучаем Тору. По воскресеньям есть воркшопы. Мы даже приглашали сомелье, дегустировать вина.

Ривка.  У нас была недавно визажист очень высокого класса, а до этого – психолог. Механизм запущен, нужно просто его удачно дальше продвигать, чтобы он работал.

– Давайте опять вернемся к вам лично. Вы учите людей достижению семейной гармонии. Как с этим делом обстоит в вашей семье? Никогда не ссоритесь?

Алекс. Есть у нас конфликты, как у нормальной семьи. Я вообще не верю, что можно прожить, не конфликтуя.

– И что позволяет преодолеть разногласия?

Алекс. Дети и очень хорошие отношения. Мы поженились с Ривкой по любви. Это очень важный момент.

Ривка.  И понимание того, что до 120 лет осталось не так много, как хотелось бы, и  время на мелочи тратить не хочется. Муж говорит: «Ривка, все равно потом помиримся, жалко времени!»

Алекс.  Любой конфликт надо быстро решать. Нельзя затягивать. Второй момент – дети. Родители, которые ругаются при детях, – эгоисты. Они любят себя и ненавидят детей. Потому что ребенок, который видит это… Ты его уничтожаешь, и веру его в родителей, и психику, и потом у тебя с воспитанием будут проблемы. Потому что когда жена кричит на мужа, а муж на жену при детях, – это конец. Потом иди, доказывай. Ребенок скажет: «Тебе можно кричать, а  мне нельзя?»

Ривка.  Всегда надо уступать!

Всегда?

Ривка.  Всегда.

Алекс.  Мой любимый девиз по Соломону: «Не будь справедливым, будь мудрым». Если ты собираешься быть с женой справедливым, а она с тобой, ничего хорошего не выйдет. «И ты прав, и ты права», как в анекдоте. Я не говорю, что кто-то должен быть умнее, это немного вульгарно сказано, но кто-то должен быстрее идти на компромисс.

– Если одна сторона всегда уступает, на каком-то этапе вторая начнет этим пользоваться.

Ривка. Для этого есть психолог. Семейный, профессиональный, с дипломом.

Алекс. С годами, будучи религиозным человеком, я заметил, что иногда, когда в конфликт вмешиваются раввины или их жены, у  которых нет квалификации, они разрушают больше, чем  помогают. Мой раввин, жена которого была главным психологом в Кфар-Хабаде, говорил: «Ты не представляешь, сколько всего разрушительного люди делают с самыми хорошими побуждениями».

Поэтому на наши семинары мы всегда приглашаем только профессионалов:  Эстер Розенсон,  Несия Фердман, р. Йосеф Малкин… Мы верим в профессионализм.