Ефим Улицкий: «Взяв за точку отсчета Хоральную синагогу, можно раскрутить всё что нужно»

— Ефим Наумович, в СССР были, мягко говоря, не лучшие времена для сохранения еврейской идентичности. Как вы все-таки оказались в синагоге?

У меня был типичный путь советского еврея. Бабушка с дедушкой и родители приехали с Украины в 1920-е годы и поселились в Кунцеве — тогда это было еще Подмосковье. У дедушки было шестеро детей, и вся наша мишпуха жила в небольшом щитовом домике. Когда началась война, отец ушел на фронт, а нас с мамой и братом отправил во Фрунзе. Вернулись из эвакуации, а дом в Кунцеве разобран на дрова. Так как отец погиб на фронте, нам с мамой и братом дали маленькую комнатку в районе Белорусского вокзала.

В 1954 году я поступил в строительный институт, потому что в другие евреев особо не принимали. Затем окончил вечернюю аспирантуру Московского горного института, но в науку не пошел, работал на заводе и в конструкторском бюро: надо было зарабатывать, я уже женился, родился ребенок. С 1972-го по 1995-й отработал в Институте горно-химического сырья заведующим крупной технологической лабораторией. Когда началась перестройка, одно из предприятий нашей отрасли предложило мне стать директором его представительства в Москве — курировал, наверное, 50 заводов непрерывного цикла в средней полосе. Всё было как у всех в те времена: крутились, а также общались с бандитами…

— Вот про бандитов интересны подробности.

Они приходили приблизительно раз в год, и я должен был отчитываться перед ними. Надо сказать, что в первый раз это был шок. Пришли интеллигентные люди в костюмах и белых рубашках, культурные, образованные — в жизни не подумал бы, что бандиты. «Ефим Наумович, мы хотим посмотреть, как вы работаете. Покажите нам всю вашу отчетность». Приношу им документы — и тут оказывается, что передо мной высочайшей квалификации бухгалтеры, просто от Б-га. Они за полтора-два часа посмотрели всю документацию.

— Аудит вам сделали бесплатно?

Именно! Каждый раз они очень быстро и профессионально всё проверяли, удостоверялись, что я действительно работаю в границах рентабельности, взять у меня нечего, и говорили: «Накрывай поляну». Я открывал шкаф, доставал коньяк, и мы расставались, на мой взгляд, очень довольные друг другом.

— А до 1998 года вы бывали в Московской хоральной синагоге?

Представьте, внутри ни разу. В советское время мама соблюдала все еврейские праздники, у нее была кошерная посуда, на Песах она собирала всю нашу семью, делала стол как положено, но ничего специально о традициях нам не рассказывала. Уже во взрослом возрасте мы с женой регулярно приходили на улицу рядом с синагогой — как тогда говорили, «на горку». На горке жизнь бурлила: здесь и общались, и последние новости рассказывали, и сватали… Но внутрь я не заходил. В синагоге часто фотографировали, и, если бы в советские времена такое фото попало к начальству, моя карьера могла очень быстро завершиться, о чем меня прямо предупреждали.

В 1998 году мама попросила меня заказать поминальную молитву, и я пришел в синагогу. Встретил там приятеля, с которым учился в аспирантуре. Он еще в 1993-м создал при синагоге хесед с благословения рава Пинхаса Гольдшмидта и рава Адольфа Шаевича и к тому моменту обслуживал тысячи стариков. Узнав, что я без работы, сказал: «Я как раз в Германию уезжаю, приходи на мое место». Я говорю: «Миша, я даже в синагоге ни разу не был, что ты мне предлагаешь?» — «Да ладно тебе, разберешься!» В итоге я сказал: «Ну, давай попробуем». И я попал в другой мир.

— То есть буквально с улицы вы стали руководить хеседом?

В итоге, к счастью, нет. Во-первых, Миша уехал не сразу, а через полгода, и пока у него шло оформление документов, помогал мне как своему заместителю войти в курс дел и загружал капитально. А когда он уехал, община назначила на его место другого человека. Но я, конечно, из синагоги уже не ушел. Забавно, что человек, которого назначили на Мишино место, в итоге тоже уехал в Америку и предложил мне стать своим преемником, но тут уж я отказался: не хотел ответственности за бюджеты. Взял на себя только четыре общинных клуба, которые не были завязаны с деньгами: «Слепые и слабовидящие», «Будь здоров», «Шаббат» и «Клуб интересных встреч» — всего где-то 200 человек. Их и вел изо дня в день.

— Вести клуб при синагоге легко или сложно?

Скорее непросто. Особенно сложным был «Шаббат», где нужно было каждую неделю проводить занятия по недельной главе Торы. По пятницам собиралось около 30 человек. Первое время занятия проводил очень симпатичный раввин; в клубе тогда преобладали женщины, и, мне кажется, многие приходили, прежде всего чтобы посмотреть и послушать этого красноречивого и красивого парня. Потом он уехал в Америку, мы перепробовали несколько других ведущих, но ничего не получалось: они хорошо знали Тору, но не очень представляли, как работать с нашей специфической аудиторией. Слушателям нужно было рассказывать понятно, как ученикам начальной школы, и сопоставлять с событиями, происходящими в большой жизни, чтобы было интересно.

Кончилось тем, что я решил с благословения рава Шаевича вести клуб сам. Подолгу готовился к каждому занятию, читал комментарии к Торе. В итоге от клуба я все-таки отказался, осознав, что у меня не хватает специального религиозного образования, но коллекционировать книги и документы о еврейской истории продолжил. Постепенно это стало главным делом моей жизни.

— То есть историей московских евреев и Хоральной синагоги вы начали заниматься, когда вам было уже за 60?

Получается, так! Сразу, как пришел в Хоральную синагогу, я понял, что это ни много ни мало центр еврейской жизни России в ХХ веке. И невероятно удивился, обнаружив, что в ней нет ни собственного архива, ни музея, не ведется просветительской деятельности. Притом что люди то и дело приходили и задавали вопросы как о своих предках, так и об истории. Я начал интересоваться, регулярно посещать библиотеки и архивы. Первой из этого интереса родилась экскурсионная программа, которой я руководил. Сначала проводил экскурсии сам, потом в течение трех месяцев обучал экскурсоводов Москвы. В результате за год через нее прошли около 30 тысяч человек, причем, наверное, 80 % из них не евреи.

Видя такой интерес, я решил, что надо сделать музей или хотя бы небольшую экспозицию об истории нашей синагоги. Шел 2000 год. Я был абсолютно уверен, что, взяв за точку отсчета Хоральную синагогу, можно раскрутить всё что нужно. Однако процесс застопорился: было сложно получить как помощь в организации, так и финансирование. И тогда я решил поехать в Берлин.

— Почему в Берлин?

Там тогда начинали делать еврейский музей, во главе проекта стоял бывший министр финансов Германии. Я написал на его имя письмо: мол, я, такой-то, хочу сделать музей истории Московской хоральной синагоги, будем благодарны проявленному интересу и помощи. Написал и забыл. А через какое-то время получил приглашение в Германию.

На тот момент моей поездке ничего не благоприятствовало: не было денег на билеты, я не понимал, где поселиться, не знал немецкого, правда, понимал идиш. Но никогда нельзя забывать, что Всевышний есть. Я это понял. 150 марок на дорогу в один конец внезапно выдал «Джойнт», а на обратную 150 — синагога. Я вспомнил, что когда-то помог двум женщинам-историкам из Германии, посещавшим московскую синагогу, написал им наугад, они тут же ответили: «Приезжай, найдем тебе жилье, о питании не беспокойся». Визу мне дали очень быстро — еще бы, с приглашением от бывшего министра. И я полетел.

Мне показали всё в будущем музее, я узнал, как они организуют работу, увидел их огромную библиотеку. Побывал в прекрасном музее при центре иудаики. Посмотрел еврейские музеи в разных городах. Оказалось, их в Германии очень много. И эта тема меня полностью захватила. В Москву я привез 35 кг материалов (каталоги, афиши, буклеты), а по приезде списался еще с 87 еврейскими музеями из 27 государств. В результате получилась выставка «Еврейские музеи в странах мира» — сначала в Российской государственной библиотеке (бывшая имени Ленина), а потом в галерее на Солянке рядом с синагогой.

В 2003 году на собрании представителей международных, общероссийских и московских организаций и объединений был избран исполнительным директором по созданию Еврейского музея в Москве как центра научно-исследовательской, собирательской и просветительской работы. Эта встреча дала толчок к созданию в Москве серьезных еврейских музеев.

Дальше сложилось так, что Еврейский музей, как мы знаем, появился не на базе Хоральной синагоги. Но я занялся выставками, лекциями и книгами. Вот сейчас две книги заканчиваю: еще одна про горских евреев и более расширенно — евреев Кавказа, а другая посвящена раввину Мазе. Вы знаете, кто это?

— Я готовилась. Московский главный раввин в начале ХХ века.

Да, причем он был не просто московский раввин: это одна из важнейших фигур в московском еврействе. Во время поездки в Берлин мне чуть ли не в первый день сказали: «Вы из Москвы? О-о-о, у вас там был раввин Мазе! Мы сейчас вас познакомим со специалистом, который занимается этим человеком». В 1913 году после процесса по делу Бейлиса Москву и Петербург посетил профессор, крупный ученый и мыслитель, один из самых выдающихся представителей западного еврейства Герман Коган из Германии. По возвращении на родину после встречи с Мазе он сказал: «Даже если бы я приехал, только чтобы услышать слова Мазе, этого бы хватило». Чем было вызвано столь необычное признание?

В 2003 году я получил от родственников Мазе документ о передаче более 3500 наименований книг из собрания раввина в дар библиотеке Ленина. Я пришел к директору Ленинки, мы прекрасно поговорили, у нас установились долгосрочные отношения; была подготовлена выставка этих книг и создан каталог, в том числе в электронном виде. Это произошло в 2006 году к столетнему юбилею даты высочайшего разрешения на открытие Московской хоральной синагоги. Запомнилась встреча с легендарной Ириной Антоновой, директором Государственного музея изобразительных искусств им. Пушкина. Обсуждали концепцию еврейского музея и были единомышленниками. В завершение встречи она сказала: «Если такой музей будет, стану вам помогать. На первых порах получите три-четыре работы Марка Шагала».

— Как вы разыскиваете документы об истории московского еврейства?

Архивные документы — область очень специфическая: специалисты часто в восторге от находок, ценность которых человеку со стороны совсем не очевидна. Например, ты нашел исторический документ, на котором нет подписи: казалось бы, что тут интересного? Для специалиста же за ним стоит целая история. Я счастлив, что за годы работы построил доверительные отношения со множеством коллекционеров (не только евреев) и обладателей семейных архивов. Именно у них я нашел уникальные фото и документы, которые никогда ранее не публиковались, многие были мной обнародованы на выставках или в книгах. Вообще, цель всех моих книг и выставок — дать людям возможность увидеть реальные документы 100-200-летней давности и самим сделать соответствующие выводы.

— Какими материалами и документами, обнаруженными за эти годы, вы особенно гордитесь?

Например, программой торжественного открытия Хоральной синагоги, составленной раввином Мазе. Она открылась в 1907 году, в 1906м было получено официальное разрешение, и немедленно началась подготовка программы. В ней было прописано всё до мельчайших деталей: порядок проведения, когда выступают канторы, когда говорят речь официальные лица… Всего в программе 12 страниц текста. Когда я впервые увидел ее, купил моментально, даже не пытаясь обсуждать цену.

Или еще пример: еврейские календари. Я собрал целую коллекцию, начиная с 1956 года. Каждый год выходил уникальный календарь, и в них без преувеличения отражена вся история московской общины ХХ века. У меня есть календарь царского периода, где на обложке семья Романовых, а текст внутри дублирован на русском, арабском и иврите. В 1921 году по инициативе частного лица вышел календарь с явной палестинофильской направленностью. Во времена НЭПа какой-то умный еврей решил продавать рекламу в календарь, и несколько лет там печатались забавные объявления еврейских фирм. В 1956 году вопрос о разрешении печатать календарь общины обсуждался на высоком партийном уровне. В СССР были периоды, когда энтузиасты выпускали рукописные календари, рискуя сесть в тюрьму…

— Сейчас вы ведете клуб пожилых людей «Зай Гезунд» при синагоге. Как вам работалось в пандемический год?

В синагоге я не работаю, в синагоге я служу. Конечно, сложно было, да и сейчас пока не вернулось в норму. В клубе в основном люди старше 80 лет, есть и 95, и пока все не сделали прививки, я клуб не собираю. Сейчас регулярно общаемся с участниками клуба по телефону — это очень важно для одиноких людей. Во время пандемии мы подключили молодежную еврейскую организацию «Гилель»: в шаббат они привозят членам клуба халы на дом, кусочек курицы, напиток. Надеюсь, скоро наконец возобновим очные встречи.