В прошлом году в российском издательстве «Альпина» вышла книга израильского профессора, американского предпринимателя и активиста сионистского подполья, который считает современное западное общество несвободным. Необходимо ли всеобщее образование, стоит ли помогать странам третьего мира, и как высокопоставленный агент КГБ отомстил любовнику своей жены
Унитаз для папуаса
— Ваша книга называется «Дугри. Критические размышления о «религии» либерализма». «Дугри» — турецкое слово, перешедшее из арабского в иврит. Оно переводится как «напрямую, в открытую». Под либерализмом подразумевается его современная американская версия. Книга при этом написана по-русски и адресована российским читателям. Что вас побудило ее написать?
Ощущение несвободы. В последнее время я должен часто задумываться, что кому сказать и как сказать. Даже в компании знакомых. На обложке есть отзыв Андрея Макаревича. Он мой приятель, но кроме того, Андрей всегда объявлял и объявляет себя поборником либерализма. Тем не менее он утверждает, что согласен со всем, что в книге написано.
По-английски я печатаю гораздо быстрее, чем по-русски. Но издать такую книгу в Америке — целая проблема. Вы не можете обратиться в обычное издательство и сказать: «Я вам предлагаю опубликовать свою книжку». Они открыто пишут, что принимают книги только через агентов. Я заранее ограничил круг издательств, которые могли издать «Дугри», обратился к агентам, работающим с издательствами консервативной направленности. В результате пришло как минимум три возмущенных ответа: «Да как вы вообще смеете такие книги писать?!»
Леонид Штильман основал три компании, которые занимаются компьютерной безопасностью и разработкой программного обеспечения для таких брендов, как Microsoft, Verizon, FedEx, IBM, Merrill Lynch. Выступает консультантом венчурных фондов с уставным капиталом в миллиард долларов.
Штильман — доктор математических наук (Технион — израильский технологический институт) и инженерной механики (Тель-Авивский университет), профессор Нью-Йоркского университета. Опубликовал более 40 работ по электродинамике, химической физике и механике жидкости. В NASA, MIT и Принстонском университете занимался моделированием турбулентных течений вокруг космических аппаратов.
Живет в Бостоне и Тель-Авиве.
— А что там написано?
Что помощь странам третьего мира должна быть осмысленной. Как-то раз я попал в деревню папуасов, жителей Папуа — Новой Гвинеи. Туда надо ехать четыре часа на джипе по джунглям и долго плыть по реке. В эту деревню попали добрые японцы, пили воду из мутной реки с крокодилами и так далее. А недалеко есть источник и даже водопад. Японцы провели оттуда трубу. Благое дело сделали. Но когда труба поломалась, то ее никто не чинил.
Билл Гейтс вложил сотни миллионов долларов в создание самоочищающегося унитаза, который может быть использован в странах третьего мира. Это важное дело — помочь людям, чтобы у них не было страшных заболеваний из-за отсутствия канализации. Но что будет, когда испортится этот унитаз? Будет ли его кто-то чинить? Должна быть создана инфраструктура по починке унитазов. Пока же единственное, что в странах третьего мира умеют делать, — это использовать оружие, которое им продают, благо ремонта оно не требует. Бабахнул, и всё.
Другое мое утверждение о бессмысленности всеобщего длительного образования. Нельзя всех обучать всему.
— Но можно ознакомить с основами разных дисциплин, создать перспективу.
Это просто нереальная задача. Даже относительно простые вещи большинству людей недоступны. Надо изучать основные понятия. Например, все должны понимать, что такое математическое доказательство. Не обязательно заучивать разные доказательства, но усвоить принципиальный момент. Это поможет в дальнейшем распознавать шарлатанство. Человек поймет, что есть большая разница между теоремой Пифагора и утверждением, что все изменения температуры связаны с углекислым газом.
— Еврейский традиционный уклад противоречит либерализму?
По еврейской традиции богатый папа считал за честь, если его дочь выйдет замуж за умного, образованного молодого человека. Современному богатому либералу это не кажется хорошим делом, у него другие устремления. У меня есть знакомые, либерально настроенная пара. Мать повторяет, что она была бы счастлива и горда, если бы ее сыновья женились на арабках. В этом и проявляется агрессивный либерализм: женись не на хорошей, не на талантливой, а на той, которая считается угнетенным меньшинством.
— Почему среди американских либералов так много евреев?
Для них характерно обостренное чувство равенства и постоянное отождествление себя с людьми, которых угнетают. Среди помощников Мартина Лютера Кинга было немало евреев, среди борцов за равноправие чернокожих в ЮАР — тоже.
— Но это же хорошо.
Сегодня это проявляется в пропалестинских, антиизраильских настроениях многих американских евреев.
Ученик космополита
— Вы выросли в далеком от либерализма Советском Союзе. Как выглядело ваше детство?
Родился в 1950 году в Киеве. С ранних лет наполучал достаточное количество ударов от детей, которые обзывали меня «жидовской мордой» и так далее. Во втором классе мы с приятелем планировали побег на воздушном шаре. У нас была карта Финляндии, шара еще не было, потом эта идея отпала. Я был победителем и призером математических олимпиад. Но когда речь зашла о поступлении в физико-математическую школу, меня не взяли под предлогом, что я не потяну. Уже в 1960 году еврею в Киеве нельзя было попасть в физмат-школу.
Потом надо было поступать в вуз. Естественно, евреям приходилось подготавливаться в увеличенном объеме. Был у нас в Киеве преподаватель Яков Каплан, он после фронта попал в аспирантуру по математике и был изгнан во время борьбы с космополитизмом. Какое-то время он работал в издательстве математической литературы, где в каждой книге писал: «Иосиф Виссарионович Сталин высоко ценил строгость математической науки. Он подчеркивал: «В грамматике, как и в геометрии, есть свои правила».
Каплан просто так частные уроки не давал. Он набирал учеников только после экзамена, предпочитая евреев. Каплан видел в этом миссию: обеспечить равенство при поступлении.
— Обеспечил?
Я поступал в университет в Горьком через неделю после Шестидневной войны. До этого я пытался поступить в физтех: на письменных экзаменах получал пятерки, а в устных были задачи, которые я до сих пор не могу решить. В результате я подал документы в Горький в качестве компромиссного варианта и поступил.
Мы, ученики Каплана, которые учились в университете, решили сделать ему подарок на день рождения — сфотографироваться. Нас было 12 человек, две девочки и десять мальчиков. Все учились в Горьком на четырех факультетах: физический, радиофизический, механико-математический, вычислительной математики и кибернетики. Мы сфотографировались и послали ему фотографию.
Интересный момент. На фотографии 12 евреев. Если говорить о нормальном воспроизводстве, то у этих двенадцати должно быть пятьдесят внуков. Ровно пятьдесят еврейских внуков. На практике еврейских внуков только 12, из них шестеро моих. Практический пример тотальной ассимиляции.
Да, конечно, я хотел уехать в Израиль. Но попав в Горький, не мог подать на выезд по двум причинам. Первая причина — это закрытый город. Вторая — я учился на офицера ГРУ.
— Сами выбрали?
Это была военная специальность на моем факультете, выбирать или не выбирать я не мог. Но уже в то время я был связан с еврейскими активистами. В первую очередь с Владимиром Слепаком, ну и позже — с молодым поколением. Натан Щаранский, Лёня Цыпин, который тогда считался знаменитым сионистом-революционером, а на самом деле был провокатором КГБ. Я не скрывал, что учился на офицера, встречаясь с этими людьми, которые явно были под колпаком.
— Реакции университетского руководства не боялись?
В вузе меня не преследовали, но предложили сотрудничать с компетентными органами. Интересно, что человек, который меня пытался вербовать, впоследствии стал одним из руководителей «Единой России» в Нижнем Новгороде и позже был приговорен к тюрьме за нелегальную торговлю оружием.
Потом я пытался подавать на выезд, но не смог. Нужно было предоставить письма от своих родителей и родителей жены, что они не возражают против выезда. Тесть такой документ давать не хотел. Советскую власть этот человек боялся: в 1945 году, в 18 лет, он стал летчиком-истребителем. И когда война закончилась, тесть переквалифицировался в летчика-испытателя. Один из самолетов, которые он испытывал, был неисправен, летчику пришлось катапультироваться. Комиссия признала его виновным, и почти всю жизнь тесть выплачивал советскому государству стоимость самолета.
Короче говоря, выехать законным путем я не мог. Жизнь заставила стать еврейским активистом. Это значит, что тебя задерживают, отвозят в каталажку, ловят на улице… Всё это я проходил на протяжении трех лет. Даже должен был какое-то время скрываться физически, потому что меня лишили прописки. Я ушел в бега и вернулся после того, как сотрудники КГБ пообещали моей маме, что трогать меня не будут.
— И вы им поверили?
Они сдержали обещание, правда, опять попытались меня завербовать. На этот раз не в стукачи, а в полновесные агенты.
— Типа Шабтая Калмановича?
Более-менее стандартное предложение, его получали многие люди. Когда я не согласился, они сказали: «Ну, хорошо, не надо», и отпустили меня. Я был настолько в то время вредным, что органы должны были решить: сажать меня или отпускать.
По приезде в Израиль я сразу рассказал о попытке вербовки. Местные силовые структуры даже обнаружили человека, который предлагал КГБ мою кандидатуру, — это был водитель Русской православной миссии в Иерусалиме.
Последний шпион
— Чем вы занялись после приезда в Израиль?
Наукой, но не той, которой занимался в Горьком. Для исследований в области плазмы нужны большие лаборатории и большие деньги, а этого не было. Я пошел туда, куда меня взяли. Взял меня человек по имени Шнеур Лифсон, профессор, президент Академии наук. Он меня взял в качестве докторанта. Но так получилось, что я должен был доказать некие теоретические предпосылки Лифсона, а я их наоборот опроверг.
Он потребовал, чтобы меня убрали из аспирантуры, и меня выгнали из института Вейцмана. В результате статья, из-за которой меня выгнали, превратилась в целую область науки, ее мой приятель и соавтор развивал в течение сорока лет. Единственное, что я для науки сделал, это то, из-за чего меня выгнали.
Параллельно я отслужил в боевых частях, пятнадцать лет ходил на резервистские сборы, был в Синае и других местах.
— О чём была статья?
О свойствах мембран для опреснения воды. Сам Шнеур Лифсон был кибуцником, большим поклонником СССР. Приблизительно в то же время был задержан Маркус Клингберг, он был заместителем директора секретного биологического института в Нес-Ционе. Оказался советским агентом.
Так вот, Клингберг в своих мемуарах «Последний шпион» описывает, не называя имени, Лифсона как своего самого лучшего агента, которого он завербовал в Израиле. Это, скорее всего, ложь. Клингберг мстил Лифсону за то, что тот был любовником его жены.
— Тонкая месть.
Тончайшая. Но я в то время был абсолютно убит: я верил в чистоту науки, а тут я показываю результаты, и меня выгоняют. Я не мог в это поверить. После этого я получил докторат по математике, затем — докторат по инженерной механике. Один в хайфском Технионе, другой — в Тель-Авивском университете, где потом стал профессором. Работал в MIT, Принстонском университете, NASA. Был профессором State University в Нью-Йорке. Кстати, о либерализме: там проходили демонстрации с транспарантами «Почему большинство студентов — черные, а большинство преподавателей — евреи?».
— На каком этапе вы занялись бизнесом?
В 1995 году мои друзья решили создать компанию в сфере высоких технологий. Они были более опытные, я присоединился. Стал одним из основателей компании, на каком-то этапе ее покинул, основал другую. Потом эти две компании были успешно проданы. Я основал третью, развил и тоже продал. Жил я попеременно то в Америке, то в Израиле. Потом была четвертая компания.
— И ее продали?
Пока нет, но я уверен, что скоро ее стоимость будет очень высокой. Сейчас я присоединился к пятой компании.
— А ваши дети чем занимаются?
У меня трое детей. Старшая дочка — главный операционный директор высокотехнологической компании. Сын — генеральный директор компании, которая оценивается в миллиарды долларов. Младшая дочка — программист.
— Ну вот, а вы выступаете против всеобщего образования.
Сын, который чрезвычайно успешен, нигде не учился, ни в каких университетах. Когда он после первого семестра сказал, что бросает вуз, я даже не пытался его отговорить. Книг он никаких не читает, на выступлениях симфонических оркестров не бывает. Но он замечательный руководитель, прекрасный отец, остроумный и веселый человек.
Старшая дочка по образованию — адвокат. Младшая начала учить лингвистику, поскольку знает иврит, русский и английский, любит французский и латынь. Но ушла и стала заниматься программированием.
— То есть гены сильнее среды?
В моем дворе, улица Красноармейская, 33-35 в Киеве, не сидели в тюрьме двое, я и еще один мальчик. Остальные стали преступниками. Какое это оказало на меня влияние? Да никакого. Это были мои друзья, с которыми мы играли в казаки-разбойники. Сосед по кличке Кумась принес обрез и стал стрелять, так как он был казаком. Стрелял боевыми, к счастью, ни в кого не попал. Это была среда, в которой я вырос. Ну и что? И ничего.
Дети мои выросли в скромной квартирке репатриантов в Нес-Ционе. В той же Америке большие деньги обеспечивают детям хорошие связи. Они ходят в школы, преподаватели которых зарабатывают в несколько раз больше рядовых учителей, их одноклассники — из богатых семей. Но влияет ли всё это на мозговые способности? Нет.
Могу и обратный пример привести: приятель — профессор математики, сын профессора математики же. Они с женой — интеллигентные люди, а сын сидел трижды, за воровство, изнасилование и убийство.
— И что этот пример доказывает?
Что гены могут искривляться. Никакая среда и хорошие манеры мамы, папы, дедушки и так далее на него никаким образом не повлияли. Я не говорю, что не нужно вкладываться в образование. Нужно стараться, отправлять детей в хорошую школу, обучать их искусствам. Это может повлиять — но чуть-чуть. Может, этого «чуть-чуть» и достаточно. jm
Обычно те, кто выступают за всеобщее образование, считают компьютерные игры бессмысленной тратой времени. Так ли это? В ближайшем будущем главным рабочим инструментом продавцов станут пальцы. Ими они будут нажимать на клавиши. Или же общение с компьютером будет происходить вербально. Уже сегодня Siri и Google Assistant позволяют вводить поисковые запросы и управлять мобильными телефонами именно таким способом.
Компьютерные игры учат детей навыкам общения с роботами. Классификация игр весьма широка: симуляторы, стратегии в реальном времени, шутеры. И все они развивают необходимые навыки. Можно создать симулятор для приобретения той или иной профессии. Можно подготовить ребенка к принятию быстрых и правильных решений. Как показала практика, работники чернобыльского реактора должны были не разбираться в цепной реакции урана, а вовремя нажать на красную кнопку.
К счастью, в прессе иногда появляются публикации, авторы которых высказывают крамольную точку зрения: ясли, детсады, школы, колледжи и университеты нужны для того, чтобы хоть чем-нибудь занять детей на протяжении первых 20 лет жизни. Не могу не согласиться с ними. В поле работают комбайны, на стройке – подъемные краны, в банке – компьютеры.
На Западе молодые люди лет до 25-30 всё еще находятся в раздумьях по поводу профессиональной карьеры. Но есть и положительные примеры. В Израиле стало популярным параллельно со школой получать университетский диплом по математике и компьютерным наукам.
Наиболее интересный подход к всеобщему образованию нашли в Швейцарии. Там обязательное сидение за школьной партой ограничено 9 годами. Затем пятнадцатилетних швейцарцев и швейцарок делят на две группы, сообразуясь с их успехами и потенциалом. Более талантливые попадают в систему вторичного образования. Те же, кто не оказался в числе наиболее успешных, проходят курсы и приобретают достойную профессию. При этом им ничто не мешает поступить в университет в дальнейшем. Три последующих года они проведут, получая узкопрофильное образование. Хочешь стать банкиром, вот тебе экономика и банковское дело. Видишь себя электриком – вольтметр тебе в руки. Швейцарцы, которых готовят в банкиры с 15 лет, куда успешнее американских коллег, учившихся в школе до поступления в вуз. К 19 годам швейцарский банкир уже успел два года поучиться на узкопрофильных курсах и еще год поработать стажером. На аналогичный уровень американский молодой человек выйдет только к 25 годам, потратив на образование около 100 тысяч долларов.
Можно смело говорить о пользе раннего участия молодых людей в трудовом процессе.
1. Люди могут стать врачами, инженерами, банковскими клерками и продавцами на пять лет раньше. 15-летнему потенциальному журналисту, бессменному редактору школьной стенгазеты, нет необходимости откладывать получение высшего образования. О программистах и говорить не приходится.
2. В наше время опыт практически не несет преимуществ. Два-три года на рабочем месте дают фору сотруднику, но десятилетний опыт – это всего лишь круглая цифра. Мир так быстро меняется, что специалисты должны всё время переучиваться.
3. Люди живут дольше, но становятся непригодными к работе значительно раньше. Они не успевают за прогрессом и поэтому бесполезны для производства. Пожилых людей нужно кормить и лечить. Источником средств для содержания старшего поколения становится работа молодых людей. Трудовая деятельность пожилых – это бред сумасшедшего. Кому нужны шестидесятилетние рабочие, инженеры и производители еды? Стариков – на отдых, молодежь – на работу!
Давайте не будем делать из образования религиозного культа, а научим людей тому, чему они в состоянии научиться. Даешь принципы, а не факты. Долой бессмысленное соревнование с роботами. Позволим нашим детям играть в компьютерные игры, обучим их принципам и красотам наук и искусств. Хуже не будет.
Количество людей, придумывающих новые компьютерные программы, роботов, лекарства и новые материалы, невероятно мало по сравнению с населением Земли. Один из 400 – программист, а остальные 399 пользуются результатами его работы. Мы едим генетически измененные продукты, но только один из тысячи людей – биолог. У всех есть телефоны, телевизоры, автомобили, но только один из 3 000 создает полупроводники.
Мне посчастливилось оказаться среди тех, которые «одни из тысяч», и встречать тех, которые «одни из миллионов». 25 лет я занимался наукой и 20 – высокими технологиями. Общался с нобелевскими лауреатами, создателями миллиардных компаний и инвесторами хай-тека. Поэтому я чувствовал себя то Гулливером в стране лилипутов, то муравьем, бегающим по ноге великана.