Михаил Бейзер: «Роль, которую играли немцы в Петербурге до революции, затем стали играть евреи»

В шаббат на карете

— Когда и каким образом евреи появились в столице Российской империи, преодолев черту оседлости и другие дискриминационные меры?

До середины 1850-х годов евреев в Петербурге почти не было. Исключение составляли кантонисты, которым по окончании службы разрешали остаться в столице, и их семьи. Еврейская община была маленькой, без очевидных лидеров и элиты. Серьезно говорить об истории евреев Петербурга можно со второй половины XIX века: именно тогда, при Александре II, стали появляться законы, позволившие евреям селиться вне черты оседлости.

— Купцам первой гильдии, например?

А также тем, у кого есть научная степень российского университета. Потом разрешили обладателям высшего образования как такового, затем сертифицированным ремесленникам. По состоянию на 1917 год в Петербурге проживало 50 тысяч евреев, действовали разные организации, община была активной.

— Если бы вас попросили назвать 5-10 имен наиболее выдающихся петербургских евреев того времени, кто вошел бы в список? Начнем с религиозной сферы.

В начале XX века было два заметных петербургских раввина. Один казенный, назначенный властями, звали его Моисей Айзенштадт. В местечках казенные раввины авторитета обычно не имели. Айзенштадт был принципиально другим человеком, в Петербурге он имел вес. Многие столичные евреи учились в университетах, хорошо знали русский язык, обладали широким кругозором. Именно для таких была выпущена 16-томная Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. Айзенштадт вполне удовлетворял их запросам.

Второй раввин — духовный, Давид-Тевель Каценеленбоген, талмудический авторитет, среди его предков был Махараль из Праги. Он пользовался авторитетом среди более традиционных прихожан. Следует отметить, что община евреев Петербурга была крайне разнокалиберной: от просветителей до ортодоксов. Секретарем ее одно время был поэт Йегуда-Лейб Гордон. Судя по воспоминаниям современников, он не особенно соблюдал кашрут, даже свинину ел. Но община его держала на этой должности.

— Если даже в плане соблюдения заповедей община была неоднородной, как уживались разные ее представители?

Были петербургские евреи, которые не соблюдали кашрут и не ходили в синагогу. С другой стороны, были те, кто формально числился в Хоральной синагоге, платил взносы и покупал места исключительно из-за статуса: чтобы участвовать в выборах правления и принимать решения, надо было платить 25 рублей в год. Это зарплата квалифицированного рабочего. Некоторые богатые члены общины по субботам доезжали на карете до Театральной площади, а оттуда шли в синагогу пешком, чтобы соблюдать внешние приличия. В синагогу ходили даже выкресты — и по ностальгическим причинам, и как в театр. У Осипа Дымова есть воспоминания по этому поводу.

Хоральная синагога считалась более просвещенной. Там стоял орган, на котором играли в будние дни, пел хор мальчиков. Некоторые прихожане хотели, чтобы в хоре пели и женщины, но духовный раввин воспротивился: тогда община перестала бы быть ортодоксальной. Зато в 1917 году на выборах в совет общины женщинам дали право голоса — по тем временам это был неслыханный либерализм.

— Помните анекдот про еврея на необитаемом острове? «В эту синагогу я хожу, а в эту ни ногой». Куда ходили те, кто не посещал Хоральную синагогу?

Во дворе Хоральной синагоги стояла другая, поменьше. Ее прихожане принадлежали к хасидским течениям. Кроме того, в Петербурге было еще несколько синагог и молельных домов. У богатых евреев были домашние синагоги. Так что община была разноплановой: одни не ходили в синагогу вообще, другие ходили по статусным причинам, третьи надеялись превратить религиозную общину в национальную, чтобы религия была одной из многочисленных сфер деятельности, включая культуру, здравоохранение, борьбу с антисемитизмом, покровительством эмиграции. В 1912 году было создано Общество охранения здоровья еврейского населения. Инициаторы хотели, чтобы здравоохранение тоже было национальным — с еврейскими больницами, еврейскими врачами, кашрутом. Активно изобреталась медицинская лексика на иврите на основе первоисточников; просветитель и врач Лев Каценельсон выпустил научный труд о медицине в Талмуде. Часть этой лексики нашла применение в Израиле.

Петербург считался центром еврейской прессы, которая выходила по-русски и на других языках, включая иврит. В газетах и журналах постоянно шли споры о том, куда податься еврейскому народу.

— Споры между кем? Социалистами и сионистами?

Секторов было много. Сионисты-социалисты с риторикой о классовой борьбе; классические сионисты, интеллигенция и буржуазия, которые собирали основные деньги в помощь первопроходцам в Стране Израиля; либералы типа кадетов, которые призывали бросить «все эти сказки про Палестину», предпочитая оставаться в России и бороться за еврейское равноправие.

Друг попа Гапона

— Кто был главным еврейским филантропом?

Династия баронов Гинцбургов играла огромнейшую роль в организации еврейской жизни. В частности, они основали Общество для распространения просвещения и стояли во главе петербургского отделения Еврейского колонизационного общества, основанного в Лондоне Морисом де Гиршем.

Гинцбурги разбогатели на винном откупе, потом создали первый в Петербурге современный банк. Под их контроль перешли «Ленские золотые прииски». Основатель династии получил баронский титул, его сын Гораций долго финансировал общину, был большим меценатом и уважаемым человеком. У него было несколько сыновей. Самый известный, востоковед, гебраист, арабист и общественный деятель Давид Гинцбург, создал что-то типа частного еврейского университета. В общинной жизни участвовали и братья Поляковы, крупнейшие строители железных дорог в России, в частности, Самуил Поляков.

Если говорить о политической элите, в первую очередь я бы назвал Максима Винавера. Он был крупным адвокатом, стоял у основания Еврейского историко-этнографического общества. Винавер являлся одним из крупных лидеров партии кадетов, а после Октябрьской революции занимал должность в правительстве Врангеля в Крыму.

Среди известных питерских адвокатов были Оскар Грузенберг, один из защитников Бейлиса, и Генрих Слиозберг, который отстаивал права евреев. Слиозберг потом возглавил Еврейский комитет помощи жертвам войны (ЕКОПО). Эта структура помогала семьям раненых и погибших в Первой мировой, беженцам и т. д. Военное командование выселило из прифронтовой зоны сотни тысяч евреев, ЕКОПО по совокупности оказывал помощь около 240 тысячам человек.

— На чьи деньги?

На пожертвования, а также помощь американского «Джойнта». В научной сфере самым известным историком был Семен Дубнов, который создал теорию еврейского автономизма. Он относился к евреям разных стран, будь то Россия, Германия или мусульманские страны, как к единому народу, который на протяжении своей истории перемещался из одного центра в другой. Дубнов настаивал на том, что петербургская община должна формироваться на национальной основе, а не на религиозной, потому что многие люди отходили от религии. Начиная с 1917 года еврейская община была преобразована по такой схеме, но помешали большевики.

Были и другие важные историки. Например, Сергей Цинберг, историк еврейской литературы. Он был приговорен к восьми годам лагерей и отправлен отбывать срок на Колыму. Он умер по дороге туда в пересыльном лагере во Владивостоке, там же и в то же время, что и Осип Мандельштам.

— Мандельштам, а также Саша Черный — крупные фигуры русской поэзии. Кто из евреев Петербурга занимался еврейской литературой?

Шломо Ленский, один из крупнейших поэтов на иврите. Ленский продолжил сочинять и в 1920-х годах, когда иврит в СССР был запрещен. Его стихи изданы в Израиле, недавно вышло исследование о его творчестве, его считают серьезным поэтом. Это феноменальное явление, учитывая, что он никогда не жил в ивритской среде.

— Вы упомянули петербургских сионистов. Кто из них оказал существенное влияние на Государство Израиль?

Во-первых, Пинхас Рутенберг, который создал и возглавил в Израиле Электрическую компанию. Рутенберг работал инженером на крупнейшем в Петербурге Путиловском заводе. Был другом попа Гапона, 9 января 1905 года спас его: вывел из зоны обстрела и постриг, чтобы его не узнали. Когда выяснилось, что Гапон провокатор, Рутенберг же организовал его казнь.

Был Бен-Цион Динур (Динабург), историк, впоследствии министр образования и культуры Израиля. До революции он работал учителем в еврейской гимназии Эйзенбета на Театральной площади и был одним из создателей программы Еврейского университета, открытого в Петрограде после революции.

После Февральской революции еврейскую общину Петербурга возглавил Александр Залкинд, народоволец, примкнувший к сионистам. Позже он эмигрировал и стал первым директором больницы «Хадасса» в Иерусалиме. Борис (Бер) Бруцкус был экономистом, специалистом по сельскому хозяйству и членом Еврейского колонизационного общества. Он репатриировался в подмандатную Палестину, возглавил кафедру в Еврейском университете в Иерусалиме.

Крупный архитектор Соломон Гепштейн тоже из Петербурга. Он был членом ЦК сионисткой организации, занимался журналистикой, впоследствии стал одним из лидеров тель-авивского архитектурного стиля баухаус. По его проекту в Тель-Авиве построено несколько сотен зданий, в том числе кинотеатр «Алленби».

Конкурент на кафедре

— Что происходило с общиной при советской власти?

Октябрьская революция привела к эмиграции старой элиты за границу. Параллельно началась миграция евреев из черты оседлости в Москву и Ленинград. Евреи были первыми из нацменьшинств, кто бросился получать высшее образование. Традиционно в петербургской элите всегда было много инородцев: в науке и армии много немцев, были и французы, поляки играли большую роль. Евреев в элиту не пускали, если не считать выкрестов. При этом роль еврейской интеллигенции и финансистов в жизни города неуклонно росла.

Вопреки большевистским клише, равноправие евреям дала Февральская революция, но реализовать эти права они смогли уже при советской власти. Большевикам нужны были грамотные и в то же время лояльные люди. Евреи были обижены на царский режим, а уровень грамотности у них был высоким. Можно было рассчитывать, что бывшим царским чиновникам они поблажек давать не будут.

По переписям 1939 года среди евреев Ленинграда процент обладателей высшего образования в 10 раз превышал средний уровень. Ко Второй мировой войне число евреев выросло с 50 до 200 тысяч. Они заполнили все ниши, становясь инженерами, адвокатами, музыкантами, учеными. Притом что всего 6,57 % жителей Ленинграда были еврейской национальности, евреями было около 45 % адвокатов, больше половины дантистов, 10-20 % специалистов в других сферах. Евреи стали играть ту роль, которую до революции в Петербурге играли немцы.

— Повысив тем самым градус антисемитизма?

Конечно. И в Петербурге, и в Москве народ не привык видеть местечковых евреев в таком количестве. Число маленьких синагог выросло в два раза. Даже у нас в Израиле недолюбливают ультраортодоксов, а теперь представьте, какие чувства обуревали коренных питерцев. Кроме того, евреев было много и среди большевиков. Ленинградом руководил Григорий Зиновьев, который почему-то любил увековечивать память революционеров еврейского происхождения. Владимирский проспект стал проспектом Нахимсона, военного комиссара Ярославского округа. А Владимирский проспект — не просто название: там стоит собор Владимирской Богоматери. Об этом с сарказмом писал Владимир Жаботинский: «Владимирский проспект — проспект Нахимсона. Владимирская площадь — площадь Нахимсона. И собор Владимирской Богоматери — собор Нахимсона, — так острят ленинградцы».

Дворцовая площадь была переименована в площадь Урицкого, чекиста, которого убил, правда, тоже еврей, но никого это не интересовало. Легко быть либеральным профессором при царе: «Евреев в студенты не берут, а я буду брать, потому что я прогрессивный». Хуже, когда при советской власти приходит на кафедру еврей и приходится подвинуться.

Градус антисемитизма стремительно повышался по всей стране. В газетах появлялись фельетоны о проворовавшихся торговцах с еврейскими фамилиями. Крестьяне протестовали против программы выделения евреям земель: вместо того, чтобы помещичьи наделы раздать нам, их отдадут евреям!

Надо отметить, что советская власть пыталась бороться с антисемитизмом. Были и пьесы, и фильмы, и судебные процессы. Но потом началось превращение страны в тоталитарное государство. Стало опасно выражать свое мнение, поэтому в 1930-е антисемитизм несколько угас. С одной стороны, юдофобы боялись наказания, с другой — контролируемая государством пресса стала меньше писать об антисемитизме. Чтобы не подумали: «Раз в СССР это явление победить не могут, следовательно, власть слабая».

Борьба с мельницами

— Что побудило вас профессионально изучать историю евреев Петербурга?

Семья, в которой я вырос. Бабушка по маме, Доба-Мэра Гуревич, была центром нашей еврейской жизни, она происходила из раввинского рода и оставила мемуары, которые я впоследствии опубликовал. У бабушки висела мезуза, мы ходили к ней на пасхальный седер, именно от нее я узнал об исходе евреев из Египта. Перед тем как мне исполнилось 13 лет, папа отвел меня в синагогу. Там была израильская делегация, мне дали конфету и значок с маген-Давидом.

Последние два года учебы я провел в физико-математической школе № 239. Там было довольно много евреев. Сейчас это Президентский физико-математический лицей № 239, лучшая школа страны. Там был литературный клуб. У меня были литературные наклонности, но учился я математике и физике: считалось, что одно противоречит другому.

Когда подал заявление на выезд в Израиль, пришел отказ. Была бесконечная борьба с ветряными мельницами, хождение в ОВИР, это было довольно мучительно и бессмысленно. Тогда многие увлеклись еврейской культурной деятельностью.

— Вы выпускали «Ленинградский еврейский альманах».

Участвовал в его редактировании. Кроме того, я руководил домашним семинаром для тех, кто хотел больше знать о еврейской культуре и истории, водил экскурсии по еврейским местам Ленинграда. Увлекся, стал читать, оформлять материал для экскурсий в статьи. Потом они стали книжкой, которая вышла в самиздате.

Это была отдушина, психотерапия, если хотите. Я решил, что если делать что-то еврейское, то связанное с русской культурой и Питером. Оказалось, что евреями Петербурга вообще никто никогда не занимался. В советское время к истории национальных меньшинств относились подозрительно. Я был первопроходцем, это потом уже появились книги типа «Немцы Петербурга», «Поляки Петербурга».

Диссертацию я писал уже в Израиле: евреи Ленинграда, межвоенный период. Обычно, когда пишут диссертацию, сперва изучают более ранние работы в этой области. В моем случае оказалось, что брать за образец нечего. Даже открытых демографических данных по Ленинграду не было: я первым читал рассекреченные данные переписи 1939 года. К счастью, всё удалось. В 2000 году я получил Анциферовскую премию в категории «Лучшая работа иностранца о Петербурге». Сейчас есть электронная энциклопедия «Еврейский Петербург». Проект делается в Петербурге, и я его научный руководитель. Вся тема очень развилась, проводятся и экскурсии.

Хочу отметить, что в Израиле я занимался не только Петербургом. Вышло 14 книг на трех языках, где я автор или редактор. Очень много писал про организацию «Джойнт» — я работал там консультантом в отделе СНГ, выставки организовывал. Но Петербург был замечательным стартом.

— Вы часто посещаете родной город. Как выглядит нынешняя еврейская община Петербурга по сравнению с дореволюционной?

Трудно сравнивать, потому что тогда Петербург был столицей Российской империи. Там были центральные еврейские организации и издательства, жили крупные еврейские деятели. Сегодня в Петербурге, наверное, 30 тысяч евреев. Много пенсионеров, дети которых эмигрировали. Еврейский язык исчез из употребления. Но это относится к любой диаспоре. Тогда петербургская еврейская жизнь била ключом. Сегодня она… просто есть.