Посол Израиля в РФ Александр Бен-Цви: «Главная черта, которая отличает израильтян, — стремление выйти за рамки обычного»

— Когда я прочитал, что новым послом Израиля назначен Бен-Цви, подумал: какой-то Бен-Цви, мазаль тов! Когда же увидел в биографии город Черновцы, на душе стало теплее, а когда услышал ваш прекрасный русский язык (ведь не все давно уехавшие его сохраняют), а затем — как вы разговаривали с раввином Лазаром на идише, стало совсем приятно. «Наш», — подумал я. Расскажите о своем детстве в Черновцах.

Черновцы — это особый город. Кроме того, что очень милый и приятный, он занимает отдельное место в еврейской истории.

Сначала он входил в Молдавское княжество, затем с XVIII до XX века был в составе Австро-Венгрии, потом — в составе Румынии, а после Второй мировой войны оказался в Советском Союзе. Это был крупный центр еврейского книгоиздания. Там жили известные еврейские писатели, например, Ицик Мангер, Яков Штейнберг, Мойше Альтман…

И эта атмосфера в городе чувствовалась. Там была самая высокая доля еврейского населения из всех городов СССР. Помню, у нас в классе было три четверти евреев. Поэтому никакого антисемитизма я в Черновцах не видел.

Моя мама окончила семинарию для еврейских учителей. Идиш тоже из детства — родители говорили между собой на идише.

В городе работала синагога. Она никогда и не закрывалась. Туда каждый шаббат ходил мой дядя, который был религиозным человеком. А мне он устроил бар-мицву. Конечно, свиток я не мог прочесть, но благословения на тфилин и талит произнес по русской транскрипции, которую мне дядя написал.

— Как в семье было с религией?

Религиозным был только дядя. Родители, конечно, знали все праздники, обычаи, но не соблюдали. Некоторые праздновали, но своеобразно: когда наступал Песах, садились «за праздничный ужин». Никто не говорил, что у нас Пасхальный седер. Иврит тоже особо не знали. Впрочем, мама сохранила словари. У меня тогда оказался «Иврит-русский словарь» Шапиро. Открыл его только в Израиле.

Ну а Ханука — это, конечно, пончики! На Кобылянской — главной улице города — был даже специальный магазин пончиков. Мы детьми бегали смотреть, как машина делает пончики. Это для нас было настоящее чудо света!

Вообще, с детством, с Черновцами, связаны самые теп-
лые воспоминания. Я позже попал в родной город. Он так же красив, даже местами стал лучше. Только вот магазина пончиков больше нет.

— И всё же вы уехали. Почему?

У мамы брат жил в Израиле с 1933 года. Он был из первых халуцим. Как только в СССР в конце 1960-х годов появились первые признаки послабления, сестра моей мамы уехала в Америку. Затем мама решила, что мне будет лучше в Израиле. Мы подали на выезд, очень быстро получили разрешение и выехали через Вену, как тогда делали все выезжающие. Это было в 1971 году. Мне тогда было 14 лет.

— Как вас встретил Израиль?

Мы были в числе первых репатриантов из СССР. Сначала поселились в Нахарии. Это курортный городок. Несколько месяцев проучился в ульпане — надо было освоить язык. На меня произвело впечатление, что можно в январе сходить на пляж. Солнце, море, песок — красота!

Потом я пошел в школу. Пришел в таком виде, как было принято у нас в Черновцах: в костюме. На меня поначалу смотрели как на какую-то диковинку. Там никто в школу так не ходит. Кроме того, в классе я был первый оле хадаш. Но я быстро завоевал авторитет. Дело в том, что я профессионально играл в футбол. На уровне юниоров, конечно… Скоро стал выступать за команду города. А это совсем другой статус. Спортсмен, защищающий честь города, всегда уважаем.

— То есть вы не страдали от антисемитизма в Союзе и на новом месте тоже всё было хорошо. Но ведь фамилия Бен-Цви не с рождения у вас. Зачем тогда было менять фамилию, раз всё хорошо складывается?

Фамилию я сменил в армии. Это была такая мода — брать фамилии с ивритским корнем и тем самым как бы декларировать свою любовь к Израилю. Такой патриотизм. Но в Израиле можно жить, делать карьеру и вписаться в местное общество абсолютно с любой фамилией. В том числе с моей изначальной фамилией — Файнбойм.

Бен-Цви я стал потому, что моего отца звали Хирш, что означает на идише «олень». Соответственно, на иврите это благородное животное будет «цви». Есть много еврейских имен со значениями, относящимися к животным. Вот Цви, или Хирш, — одно из таких. Бывало, что человек носил ивритский или идишский вариант имени, а бывало, что оба — как двойное имя (Цви-Хирш «олень», Дов-Бер «медведь», Арье-Лейб «лев» и т. п.).

Своего «русского» происхождения я никогда не стеснялся и имя на более израильское менять не стал. Происхождение в Израиле ни на что не влияет.

— Почему вы решили прийти в МИД?

Я понял, что дипломатическая работа мне подходит, еще в конце средней школы. Моя классная руководительница не раз говорила, что у меня способности к языкам. Действительно, я очень хорошо воспринимаю иностранный язык на слух. То, что эта профессия для меня, я понял довольно быстро. Правда, пошел туда не сразу.

Сначала отслужил в армии. Кстати, армия оплачивала мою параллельную учебу на экономическом факультете Хайфского университета. В конце срока службы женился. Отслужив, пошел работать в банк. Вскоре понял, что финансы — это не то, с чем я хочу связать свою жизнь.

Пошел учиться на международные отношения в Иерусалимский университет. Таким образом, уже будучи семейным человеком, я учился на дипломата. Работать в МИД я пошел по объявлению в газете. Вот и работаю здесь до сих пор. Мой стаж на дипломатической службе — 37 лет.

— Значит, помимо Нахарии, вы жили еще в разных местах страны…

Да. После Нахарии перебрался в Крайот, что под Хайфой, а в Хайфу ездил работать. Там прожил 13 лет. А потом, когда уже стал работать в МИДе, переехал в Иерусалим, к месту работы. В Иерусалиме я прожил 20 лет.

Надо сказать, что эти три города — три разных мира. Нахария — маленький курортный город, основанный выходцами из Германии. И это до сих пор накладывает отпечаток на характер этого городка. Он чистый, аккуратный, очень симпатичный.

Крайот — место, где живет средний класс. По сути, это пять городов, объединенных в один. Там живут инженеры, работники тяжелой индустрии — все те, кто работает в Хайфе.

А Иерусалим — это совершенно особый мир, город, который ни на что не похож. Я прожил там 20 лет. Понятно, что он имеет особое значение не только для Израиля, но и для всех евреев мира. Я перебрался сюда, чтобы быть ближе к работе (МИД, естественно, находится в столице), и поселился в Гило — симпатичном уютном районе, кстати, со значительной долей «русских».

— А сами себя вы кем считаете? Израильтянином, русским евреем, израильтянином советского происхождения?..

Конечно, израильтянином! Здесь не может быть никаких сомнений и никакой иной самоидентификации. Я уже отметил 50 лет моей алии.

— Вы достаточно рано женились. Ваша жена коренная израильтянка?

Да. Настолько коренная, что даже ее мама родилась в Израиле. Отец, правда, из Польши.

— Очевидно, в семье вы говорите на иврите. А сколько у вас детей?

Четверо: двое сыновей и две дочери. И внуков тоже четверо. В семье я, конечно, говорю на иврите. Когда жил в Черновцах, мои родители переходили на непонятный мне тогда идиш, чтобы что-то скрыть… Я же от своих детей не мог ничего скрывать таким образом, поскольку они изначально росли в среде, где говорят на многих языках. Не знаю, на каком языке я мог бы что-то сказать, чтобы мои дети меня не поняли.

— Сколькими языками вы владеете?

Иврит, русский, английский, идиш, испанский, польский, словацкий. Я учил языки тех стран, где работал в дипломатических миссиях.

— Тогда давайте поговорим о вашей работе. В каких странах вы представляли Израиль? Что особенно запомнилось?

У каждой страны свои особенности. Я работал в Перу — это страна с чрезвычайно богатой древней историей. У нас там были проекты, связанные с сельским хозяйством. Перуанцы заинтересовались израильскими технологиями эффективного управления водными ресурсами в засушливых районах.

Потом я приехал в Москву — работал три года заместителем посла.

Потом была Аргентина. Это страна с огромной еврейской общиной. Много выходцев из Германии и Австрии — они приехали туда, спасаясь от Холокоста. В то же время еврейские и израильские объекты там стали мишенью для террористических атак. В 1992 году был взрыв в посольстве Израиля в Буэнос-Айресе. Тогда погибли 22 человека и 242 были ранены. Я приехал туда уже после этого теракта, и при мне как раз усиливали меры безопасности в самом посольстве и во всех еврейских учреждениях.

Еще были Коста-Рика, Панама, Никарагуа, Сальвадор. Кстати, Коста-Рика и Сальвадор — это страны, которые уже давно признали Иерусалим столицей Израиля и открыли там свои посольства.

Очень теплые впечатления оставила Словакия. Эта страна дружественна Израилю. Там нас хорошо понимают как официальные лица, так и обычные люди.

И наконец, последнее место работы перед назначением в Россию — Польша. Я был там послом с 2019 года. Это страна с тысячелетней еврейской историей. Здесь была 3,5-миллионная еврейская община, до Второй мировой войны две еврейские партии заседали в парламенте, снималось еврейское кино на идише, процветала еврейская литература, искусство, религиозная жизнь… И всё это было уничтожено во время Холокоста.

— Какое отношение к еврейской теме вы ощущали со стороны поляков? Раскаяние, отторжение, стремление забыть?

Еврейская тема там постоянно возникает. Это невозможно забыть. Евреи — неотъемлемая часть польской истории, даже теперь, когда самих евреев осталось совсем мало по сравнению с тем, что было раньше. Тем не менее еврейская община там есть.

— Что вы почувствовали, оказавшись в России в качестве дипломата? Что-то напоминало о той стране, из которой вы уехали?

Я приехал в 1992 году. Это была уже Россия. Советский Союз восстановил дипотношения с Израилем в октябре 1991 года, а в декабре, уже после вручения верительных грамот, перестал существовать. Примерно через год я оказался в Москве. Это был мой первый визит в Москву. Города я совсем не знал. И конечно, страна, в которую я приехал как дипломат, была совсем не похожа на ту страну, из которой я уезжал. Я приехал на должность консула и проработал до 1995 года.

Тогда сложилась непростая экономическая ситуация. Многое в характере и поведении людей определялось именно этим.

Сейчас всё иначе. Москва, да и вся страна, совсем другая. Сильно отличается и от Советского Союза, и от 1990-х годов. Всё другое: архитектура, люди, их настроение, ментальность…

И надо сказать, атмосфера стала более дружелюбной. Стало легче иностранцам, которые приезжают в Россию как туристы и по работе. Можно сказать, что Москва развернулась лицом к миру.

— Чем русские отличаются от израильтян?

Израильтяне более откровенные. Это средиземноморский темперамент. Им проще сказать в лицо всё, что думают, — мало не покажется. Любят шум, движение… Но главная черта, которая отличает израильтян от жителей всех других стран, — стремление выйти за рамки обычного, постоянная неудовлетворенность достигнутым. Если чего-то добились, всё равно надо улучшить, изменить, сделать по-другому… Не всегда, правда, эти изменения ведут к улучшению. Когда-то получается сделать лучше, а когда-то нет… Но процесс идет постоянно.

Поэтому израильтяне — это нация стартапов. Мы пытаемся пробовать то, чего еще никто не делал. Это дает преимущество в инновациях, развивает предприимчивость во всех сферах. Не только в бизнесе, но и в науке, культуре — везде…

— Но в большей степени это качество востребовано в бизнесе. Вы считаете, что в Израиле создана хорошая среда для предпринимательства?

Я уже чувствую подвох в вопросе. Если вы про знаменитую израильскую бюрократию, то да, конечно, эта проблема существует. Непросто получить ссуду на свое дело, приходится платить немаленькие налоги… Впрочем, наша бюрократия все-таки не самая страшная, есть и похуже, причем в развитых странах. У нас можно открыть бизнес, развивать его, делать успешным.

Но если посмотреть, какая в экономике доля расходов на research and development, по-русски это называется научные и опытно-конструкторские разработки (НИОКР), то получится, что наша страна тратит на эту сферу 4,9 % валового продукта. Для сравнения — США 2,7 %. То есть мы являемся лидером в мире по доле вложений в инновационную сферу. Поэтому мой ответ — да, среда для предпринимательства в Израиле хорошая.

— Вы в свое время получили премию Должанской за перевод русской литературы. Расскажите об этом. Что вы переводили?

Бунин, «Солнечный удар». Это было давно — в 1984 году. Я тогда только начинал карьеру в МИДе. Вообще, я профессиональный переводчик. Люблю русскую литературу. Читаю в основном классику. Тогда меня как раз заинтересовал Бунин.

У меня мечта перевести некоторых ивритских писателей на русский. Но для этого мне нужно поглубже окунуться в русский язык. Для перевода необходимо быть на 100 % уверенным в языке, на который переводишь. На сегодняшний день я пока не столь уверен в своем русском.

— Какой ваш любимый русский писатель?

Я читаю в основном русскую классику. Самое большое впечатление на меня произвел роман Евгения Замятина «Мы». Другую антиутопию — роман Джорджа Оруэлла «1984» — я воспринимаю как некий ремейк, ответ на произведение Замятина.

— А любимый еврейский писатель? Не обязательно израильский и пишущий на иврите. Еврейский в том смысле, который вам близок.

Очень люблю рассказы Шолом-Алейхема. Он мне очень близок по духу, близка атмосфера еврейского местечка, которую он создает, характеры… Конечно, Черновцы — не Касриловка, но среда, в которой я рос, несет отпечаток той старой ашкеназской культуры, которая описана в его рассказах. Это родное, это то, что мне дорого.

Из израильских писателей мне нравятся Меир Шалев, Давид Гроссман, с удовольствием читаю также новых писателей…

Но вообще, литература — это очень большая тема, о которой не расскажешь «на одной ноге».

— И в заключение немного о планах на следующих год.

Уходящий 2020 год научил нас, что нужно быть готовыми ко всему и не терять присутствия духа в любой ситуации. Наша работа во многом осложнилась по понятным причинам, но вместе с этим мы стали широко применять онлайн-формат и участвовать в мероприятиях на разных площадках. Последние новости о работе над производством вакцин, в том числе и израильской, позволяют смотреть в будущее с оптимизмом. 2021 год для Израиля и России во многом знаковый, ведь мы будем отмечать 30-летие дипотношений. В связи с этим в обеих странах запланированы торжественные мероприятия, которые будут интересны и россиянам, и израильтянам. У нас в этом направлении действительно много идей, которые мы постараемся воплотить в реальность. Хочу пожелать здоровья и успехов всем читателям «Еврейского журнала».