Вика – человек занятой: ученый-филолог, историк польской и чешской литературы. Вика – человек заслуженный: лауреат премией РАН и ПАН за вклад в науку и премии ФЕОР в номинации «Просветительская деятельность». Вика – человек интересной судьбы: мама Антона Носика, супруга писателя Бориса Носика, позже – художника Ильи Кабакова, долгое время ее окружением был советский художественный авангард. О многом хочется порасспросить эту необыкновенную еврейскую женщину, но мы начали разговор с того, чему она отдает сегодня больше всего своих сил и энергии и о чем готова говорить бесконечно, – с ее детища, Центра иудаики «Сэфер».
– Насколько востребовано то, что вы с коллегами делаете?
В Европе такие центры существуют давно. Главные – в Оксфорде и Будапеште. У них давняя традиция, и она не прерывалась, а мы начинали с нуля. Нам надо было готовить преподавателей, студентов. Каждый год мы делаем несколько экспедиций в места традиционного проживания евреев. По каждой экспедиции издаем альбом, с фотографиями, с интервью, прилагаем карту, фотоснимки еврейского кладбища и дешифровку мацев. Выкладываем всё это в интернет. Нам пишут из Америки, отовсюду – сейчас все ищут свои корни. Поэтому то, что мы делаем, имеет огромный успех. К тому же мы посылаем лекторов по еврейским темам – по заявкам из регионов.
– Кто слушает, небось, одно старичье?
Да что вы! Однажды нам позвонили из Арзамаса-16, попросили лектора по еврейской мистике. Я так и онемела. А мне говорят: тут много евреев, и мы хотим знать про еврейскую мистику.
Мы работаем с университетами, где есть еврейская кафедра или читают какие-то курсы. В экспедициях опрашиваем стариков, ездим по домам престарелых. Старики очень рады, что ими интересуются. Иногда разыгрываются целые драмы. Одна старушка приревновала своего мужа к очаровательной девушке-этнографу, которая брала у него интервью. Чтоб больше ноги ее, говорит, тут не было.
– Для вас в этой работе есть что-то личное?
Эта большая история тесно переплеталась с историей моего рода. Мои научные интересы связаны с историей польского еврейства, к которому относились и мои предки. Наша микро-история вливалась в ашкеназскую макро-историю с ее долгим диаспоральным существованием в Восточной Европе, с ее драмами и миграциями. Из восьми братьев и сестер Керштейнов семеро отправились из-под Минска в далекую Америку, а в родовом местечке Рованичи, поместье пана Слотвиньского, остался лишь мой прадедушка Янкель-Лейб и пятеро его детей. Шестой – Меер – присоединился к уезжавшим родственникам, жил в Нью-Йорке, где сейчас и похоронен, и его могилу мне удалось посетить. Он оставил солидное наследство, а поскольку умер бездетным, американские юристы не без труда разыскали всех разбросанных по миру родственников и разделили наследство между ними.
24 августа 2019 г. «Сэферу», Центру научных работников и преподавателей иудаики в вузах исполняется 25 лет. Родителей у «Сэфера» было двое: Международный центр университетского преподавания еврейской цивилизации при Еврейском университете Иерусалима и «Джойнт».
Труды по организации первой конференции по иудаике (в подмосковном Крекшино, 1994 г.) взял на себя «Джойнт», и с этого момента начинается отсчет ежегодных международных конференций, проводимых «Сэфером». Академический совет возглавил Рашид Капланов (1949– 2007), а после его безвременного ухода — патриарх еще «подпольного» периода существования иудаики Михаил Членов.
Специально для молодых ученых, студентов, аспирантов была создана программа стажировки в Еврейском университете «Эшнав». На регулярной основе с 1998 г. организуются стационарные мини-университеты и полевые школы-экспедиции.
В этом году запланирована Летняя школа по иудаике «Российское еврейство: история и память», посвященная различным аспектам истории и культуры российского еврейства с момента появления евреев на территории Российской империи и вплоть до наших дней.
С российской, белорусской, украинской и израильской частями нашего рода я в постоянном контакте, а вот с американской, переселившейся из Российской империи более века назад и по понятным причинам не поддерживавшей связи с оставшимися, были некоторые проблемы. Они чудесным образом разрешились – благодаря интернету. С помощью программы family tree я построила ту часть генеалогического древа, которая мне была известна, – около 300 имен, и ее увидел американский потомок рода Керштейнов, Харви Розенблюм. В его древе – около тысячи имен. Он написал мне, что мы – «потерянное колено», и включил недостающие звенья в свое древо Керштейнов. С тех пор мы общаемся, в том числе – в Facebook, где есть закрытая фамильная группа. С некоторыми даже встречаемся в разных точках нашей диаспоры и называем друг друга для простоты cousin. Ведь если наши прадедушки были родными братьями, то трудно подобрать соответствующий термин родства. Таким образом, на материале моего собственного рода можно изучать и еврейскую генеалогию, и пути миграции, и демографию.
– Вы религиозный человек?
Я – еврей одного дня. Я не ем свинину, но я и не выполняю все мицвот. Но в Йом-Кипур я иду в синагогу замаливать грехи. Старшие поколения, воспитанные в СССР, ассимилировались. Знаете, когда я говорю Мике Членову: «Микочка, это же не кошер!», он отвечает: «Викочка, мы же не желудочно-кишечные евреи». А вот молодежь посты соблюдает. Я как-то приглашала народ к себе на Песах, так один из ешивы звонит: «А что готовите? А каким маслом заправляете? А у вас отдельные ножи для мясного и молочного?..» Я для таких держу одноразовую посуду. Конечно, я соблюдаю обряды, к сожалению, похоронные. И маму, и Антона хоронила с раввином, с кадишем.
– А Антон Носик был религиозен? Помню, он всегда в кипе ходил. Когда он стал таким?
В школе еще, в 7-8 классе. Он соблюдал. Его сын, мой внук Лев-Матвей, ходил в еврейский детский сад. Там ему рассказывали, что Деда Мороза и Снегурочки не существует. Однажды их повезли в Пушкинский музей. Я говорю: «Наверное, поведут в греческий зал, так интересно!» А он отвечает: «В греческий точно не поведут. Греки – враги, ты помнишь, как они наш храм разрушили?» Сейчас ему 11 лет.
– Когда вы сами пришли к иудаизму? Хотя бы к этому минимуму? Все-таки вы были среди художников, среди либералов-атеистов. «В наш тесный круг не каждый попадал». Туда входили Лев Рубинштейн, Дмитрий Александрович Пригов, Владимир Сорокин, Гриша Брускин. Как от либерализма без берегов приходят к иудаике?
Здесь мухи отдельно, котлеты отдельно. Либерализм – это идеология и позиция, иудаика – интересная наука, никакой связи между ними нет. Между прочим, все окружавшие меня художники были евреи: Янкилевский, Гроховский, Пивоваров, Кабаков. Это был еврейский круг, понимаете? Мне один знакомый сказал: «Художники – все алкоголики». Я говорю, ну что ты, я живу среди художников, и нет там алкоголиков. Дело в том, что 95 % художников – это живописцы, станковисты и всё такое. А 5 % – концептуалисты. Я жила среди них. Концептуалисты, они по-другому устроены, и они-то все евреи. А вот остальные, Зверев там и другие, не просыхали.
– Кабаков чувствовал себя евреем?
Конечно. А кем еще он мог себя чувствовать?! Я помню, как Леня Войцехов, царство небесное, такой одесский концептуалист, устраивал здесь выставку в ЦДХ, он ее назвал «Другое искусство», ну в общем, он собирал только еврейских художников. А Илья ему говорит: Леня, я могу прийти на эту выставку, снять штаны и фигурировать как еврей, но в моем творчестве я не вижу ничего еврейского. И я с этим не согласна. Потому что он любит вот эти талмудические комментарии, комментарий на комментарии.
– Откуда такая связь концептуализма с евреями?
Мне кажется, еврейская ментальность так построена. Главное – концепт, идея. «Г-сподь один», а всё остальное не считается. Евреи, вообще, идеалисты, иногда живут чёрте как. Я имею в виду местечки, я же их изучаю. Бедность страшная. Но безумная одухотворенность.
– А с идеями либерализма у евреев есть какая-то связь? Мне вот что кажется – если разделить всех жителей нашей страны на традиционалистов – консерваторов – и либералов, условно, разумеется, то большинство будут принадлежать к первой категории, для которых государство превыше всего, а человек – на втором месте. Есть ведь разный уровень влажности в дельте реки Меконг и, допустим, в пустыне Сахара. Вот и здесь этих людей почему-то больше. Неслучайно Прилепин – ему не откажешь в некоторой наблюдательности – приравнял евреев к либералам, это нехорошо, конечно, с его стороны, но тем не менее в каком-то смысле так оно и есть, ведь либералов среди евреев больше. Или нет?
Ну, это же нужно какое-то исследование делать. Так, на глазок… Понимаете, мой круг – довольно-таки узкий, у меня либералов 100 %. Но в принципе, в России, конечно, либеральные идеи не имеют особой популярности. Правда, если мы возьмем евреев, которые живут в Израиле, то там ситуация иная. И, наконец, в России существовала традиционная еврейская община, там одни и те же порядки, обычаи существовали веками. Веками!
– Прочитал новую книгу Юрия Слёзкина «Дом правительства. Сага о русской революции». В ней говорится, что довольно много евреев жило в этом доме на набережной. Понавезли туда родных из Украины, Белоруссии. И вот, когда наступил 37 год, они друг к другу относились безо всякой жалости. Для высокопоставленного чекиста Миронова не было никакой разницы, кто перед ним – еврей или не еврей, безразлично, кого записывать врагом народа, пока его самого не расстреляли. Не встречал я случаев, когда чекисты помогали «своим». Это только выдумывают, приписывают евреям, что они, так сказать, друг за дружку держатся? Правда, это всем меньшинствам приписывают.
Вы знаете, есть такая поговорка «Еврей еврею не даст умереть, но и жить не даст». А тут произошел такой зверский катаклизм, кровопускание. Но, если говорить про традиционную еврейскую общину, тут другое дело. Живет какое-то местечко, там есть кагал, есть раввин, расписано, какие отчисления кто платит: налог на школу, на микву… Есть коробочный сбор, чтобы посылать в Израиль учиться. Скажем, какой-то мальчик проявляет склонность к науке. Его нужно в ешиву отправить. А он одиннадцатый ребенок в семье. Существует сбор на такой случай. Мальчика отправляют в ту общину, где есть ешива. Богатый человек из той общины обязан его взять к себе, кормить, одевать. Только чтобы тот учился! Это были такие законы. Дом престарелых, больница – всё оплачивала община из этих взносов.
А сейчас всё перевернулось с ног на голову, только и слышишь: «Помогите еврейской общине! Сделайте ей бесплатную столовую для стариков!» Община – это самостоятельная структура. У нее было особое самосознание, было чувство не просто собственного достоинства, а собственного превосходства. Они и назывались кехила-гдоша – «святая община». Не потому что сами так себя превозносили, а потому, что всё у них было построено в строгом соответствии с законами Алахи. Вот Алаха говорит, что человеку плохо быть одному, – значит есть специальный институт внутри общины, который занимается тем, чтобы люди не были одиноки. Допустим, девушка – бесприданница, пятнадцатая дочь в семье. Не было такого понятия «старая дева»! Г-сподь, когда создал человека, сказал: «Плодитесь и размножайтесь», человек не должен быть один. Поэтому был сбор на бесприданниц, чтобы бедная девочка или бедный мальчик могли сделать первые шаги в жизни.
– Если всё было так справедливо устроено, что же евреи рвались в революцию?
Потому что условия, в общем-то, были жесткие. Это была несвобода. Всё регламентировано. Вы женитесь не на ком хотите, а на ком сказали, и в 13 лет. Им нельзя было учить русский язык, читать – только Тору и Талмуд, а Пушкина – не надо. Раввины не знали латыни, потому что это был язык чужого культа. Люди задыхались, уже пошла Хаскала, подули ветры Просвещения… И очень многие ринулись в новое общество, ведь лозунги были прекрасные: свобода, равенство, братство. И они стали у новой власти самыми старательными учениками. Их тоталитарное мышление было религиозным, а теперь сменило знак. Они остались религиозными, в каком-то смысле. Поль Торез, сын Мориса Тореза, рассказал мне, что его сестра была очень ярая коммунистка, а сейчас ходит по Парижу под зелеными флагами. Он говорит, это очень логично: она из одного тоталитаризма перешла в другой.
– Классический пример Роже Гароди. Тоже из коммунистов в исламисты.
Да. И такого много, прямолинейного мышления «только так и никак больше», они просто могут поменять вектор.
– Евреи-начальники, что вы об этом думаете?
Они порой стесняются своего еврейства. Был такой еврейский писатель Юлиан Стрыйковский – Песах Старк. В период Австро-Венгрии Польша была разделена на три части: под Россию, Пруссию и под Австрию. Под Австрией была самая счастливая часть, и все евреи молились за Франца Иосифа. У Стрыйковского один персонаж говорит: «Дай Б-г ему сто лет жизни, и вообще 120 лет, да продлит Г-сподь дни его, какой он чудесный, какой прекрасный, жалко правда, что не еврей». Но, подумав, добавляет: «Хотя нет, хорошо. Если бы он был еврей – он старался бы показать, что он не подсуживает своим, не лоббирует еврейские интересы». Как-то еврейская организация пришла к одному нашему олигарху с просьбой о финансовой поддержке программ. Тот сказал: «Вы пришли ко мне как к еврею – это провокация. Я – российский политический деятель».
– Что думаете о евреях-антисемитах?
Это известный диагноз – self-hatred Jew. Эриксон, если мне склероз не изменяет, писал об интериоризации агрессии. Некоторые жертвы внешней агрессии переносят ее внутрь себя, воспринимают себя с внешней точки зрения. Их можно пожалеть: это большое внутреннее неблагополучие.
– Диссиденты и евреи?
Интересный вопрос, на который нет однозначного ответа. Если иметь в виду советских инакомыслящих, борцов и диссидентов, то они, Ковалёв например, имели претензии к еврейским активистам, которые боролись не с советской властью, а за свободу выезда. И в лагерях вели себя соответственно. Это связано с основной идеологемой: мы здесь временно, в галуте (изгнании), это не наша страна, и нас тут ничего не касается, «отпусти мой народ!». Кстати, наши раввины не разрешают нам участвовать в митингах и демонстрациях, мол, мы тут гости. Я спрашиваю: «Как это?! Я гражданин этой страны, у меня даже нет другого паспорта, я плачу здесь налоги…» Но я предпочла бы говорить не о таких философско-психологических материях, а о том, что мы с коллегами по «Сэферу» реально делаем в нашей «еврейской» жизни. А мы, по словам благословенной памяти Рашида Капланова, делаем еврейскую историю.