Артем Рудницкий: «Советское руководство не хотело портить отношения с Германией из-за евреев»

На тиграх, — сказал Черчилль, — ездят верхом диктаторы. «Верхом на тигре» — так историк и дипломат Артем Рудницкий назвал свою книгу (издательство «Книжники»), жанр которой определил как «дипломатический роман в диалогах и документах», а в персонажи включил Сталина и Гитлера, Молотова и Риббентропа. Книга документальная, но читается и вправду как увлекательный роман. Документы, на которых она основана, необычайно интересные и, главное, открывают неизвестные страницы советско-германских отношений в предвоенный период, когда фактически была предрешена трагическая судьба европейских евреев.

Наш разговор с автором начался с вопроса о том, как возникло сближение СССР с Германией.

— Вы пишете, что договор о ненападении между Германией и Советским Союзом, известный как пакт Молотова — Риббентропа, был вынужденным и явился ответом на длительное унижение Советского государства со стороны западных демократий.

Не совсем точно. Решение Сталина согласиться на подписание пакта было вызвано рядом причин, и реакция на унижение со стороны англичан и французов — далеко не основная. Тем не менее это имело место. Англичане и французы общались на равных с Гитлером и Муссолини, но не снисходили до Сталина. Торпедировали его инициативы по формированию системы коллективной безопасности. Мешали помогать республиканцам в Испании. Сталин не забывал и о политике «умиротворения» с унизительным для СССР Мюнхенским соглашением.

Но в первую очередь советский вождь руководствовался не эмоциями, а realpolitik. Возможность сближения с Германией он никогда не сбрасывал со счетов. Но даже после Мюнхенского соглашения 30 сентября 1938 года и смещения Литвинова 3 мая 1939 года приоритетом для Сталина оставался союз с Лондоном и Парижем. Немцы с января 39-го предлагали подготовку соглашения, но Сталин держал их «на крючке», надеялся на результативность трехсторонних переговоров с Англией и Францией. Только в конце июля начинается предметное обсуждение будущего пакта о ненападении.

— Вы упомянули замену наркома иностранных дел перед заключением пакта. Понятно: установка на советско-германское сближение была немыслима при Максиме Литвинове, с учетом его еврейского происхождения и политической позиции, и стала вполне допустима при Вячеславе Молотове. А как думаете, ощущал ли сам Литвинов себя евреем?

После Октябрьской революции в советском правительстве, руководстве Коммунистической партии, вообще во всех властных структурах евреев было немало. Факт общеизвестный. Ощущали ли они себя евреями? Не обязательно. Думаю, что прежде всего они ощущали себя коммунистами-интернационалистами. Вера в то, что «на горе всем буржуям мировой пожар раздуем» и построим мир, где не останется расовой и национальной неприязни и ненависти, была велика. Еврейство не считалось клеймом, не ставило человека в неравноправное положение. Тем более наркомов Литвинова, Кагановича или других евреев на высоких постах.

До конца 30-х годов на государственном уровне антисемитизма в СССР, во всяком случае ярко выраженного, системного, не было. Бытовой — присутствовал. Но евреям не чинили препятствия при приеме на работу или вступлении в партию (что позже стало почти нормой). Многим казалось, что не только с еврейским, но и вообще с национальным вопросом покончено, и все поголовно стали коммунистами-интернационалистами.

Потом многое поменялось, мировая революция заглохла, и Сталин взялся строить мощное государство, преемника Российской империи. Для достижения поставленной цели он стремился опереться на русский народ, с его национальными, государственными традициями и культурой.

28 сентября 1939 года, в день, когда гитлеровские войска заняли Варшаву, в Москве был подписан новый договор с Германией — «о дружбе и границе», установивший линию разграничения между немецкими и советскими войсками на территории бывшей Польши. Часть западных польских земель перешла в состав Третьего рейха, еврейское население депортировали оттуда в центральные районы Польши, где было создано генерал-губернаторство, на территории которого евреев сгоняли в гетто. Многие, понятно, пытались бежать. Почему их не принимали на территории, занятые Красной армией в сентябре 1939 года?

Количество желающих покинуть германскую зону оккупации было огромным. Сразу после нападения Германии на Польшу к востоку потянулись тысячи беженцев, в основном евреи. Тысячи изгоев пытались нелегально перейти советско-германскую границу и переправиться через Нарев, Вислу или Сан — реки, которые разделяли державы, оккупировавшие Польшу. Гитлеровцы не препятствовали этому, даже поощряли отток представителей «неполноценной расы». А советские пограничники открывали огонь по «нелегалам». По различным данным, советские власти «вернули» гитлеровцам от 14 до 25 тысяч «евреев-перебежчиков».

Евреи, проживавшие в восточных областях Польши, занятых Красной армией, видели в ней освободительницу. В сентябре 39-го они встречали солдат Красной армии как освободителей. Мы рассуждаем об антисемитизме в России, в СССР, но это цветочки по сравнению с антисемитизмом во Второй Польской Республике. Евреи по тамошним порядкам не скучали. И оставшиеся за кордоном, в «германской» части Польши, тоже хотели в Советский Союз. Но допускать их советские власти не собирались. Ко всем «иностранцам» они относилась с подозрением, «лишние» были ни к чему.

Еще в середине 30-х годов создали специальную комиссию по вопросу о въезде еврейских рабочих в СССР под председательством Петра Смидовича. В Биробиджанской автономии не хватало рабочих рук, свои евреи туда не стремились, и поначалу предполагалось пополнить ее население евреями из-за рубежа. В связи с «близостью Биробиджана к дальневосточной границе и нежелательности допуска туда элементов, которые могут быть использованы нашими врагами для шпионской и диверсионной работы» органы госбезопасности отнеслись к идее массового приезда иммигрантов без всякого энтузиазма. В результате мало кто из желающих был отобран. Страну уже начали обносить крепостным валом, чтобы мышь не проскочила, хотя бы и пролетарская.

— Можно ли происходящее на новой советско-германской границе объяснить присущим Сталину антисемитизмом? Каковы были его мотивы?

В октябре 1939 года была создана Смешанная советско-германская комиссия по эвакуации немцев из польских районов, занятых Красной армией, украинцев, белорусов, русских и русинов. Не сомневаюсь, что этот важный документ санкционировался лично Сталиным. Об эвакуации евреев там вопрос вообще не ставился. Эвакуацию представителей других народов тоже старались свести до минимума, но евреи попадали в наихудшее положение. Немцы, между прочим, своих фольксдойче вывезли практически всех.

Об отношении Сталина к евреям говорят многие факты. Во время советско-польских переговоров в декабре 1941 года с отпущенным с Лубянки Владиславом Андерсом и премьер-министром Владиславом Сикорским вождь и не подумал осадить поляков, когда те упражнялись в антисемитских высказываниях, заявляя, что в военном деле на евреев рассчитывать нечего и в польскую армию они вступают, только чтобы «прокормиться». Со своей стороны Сталин добавил, что евреи — плохие вояки.

Сталина характеризует и борьба с так называемым безродным космополитизмом. Это была антисемитская кампания, и антисемитизм, по сути, открыто пропагандировался официальными СМИ (других и не было).

У нормального человека этот «великий диктатор» не может вызывать симпатий. Его действия стали причиной физического уничтожения сотен тысяч людей, огромных страданий многих народов: русских, украинцев, поляков, белорусов, чеченцев, крымских татар, калмыков… Когда требовалось, он призывал на помощь евреев — советских и зарубежных. В период войны это было продиктовано сотрудничеством с Соединенными Штатами. Потом Сталин возлагал надежды на Израиль, способствовал созданию этого государства. Изменилась обстановка: Еврейский антифашистский комитет разогнали, набор «Черной книги» рассыпали, расправились с Соломоном Михоэлсом. Казнили еврейских поэтов и писателей, сфабриковали «дело врачей». Арестовали жену Вячеслава Молотова, которая в беседе с послом Израиля Голдой Меир неосторожно назвала себя «еврейской дочерью». Она и раньше это не скрывала, просто напоминать не следовало, особенно с такой собеседницей.

— Ну а как реагировали на всё это страны Запада?

Известна безрезультативность Эвианской конференции, созванной в марте 1938 года для обсуждения вопросов о помощи еврейским беженцам. Справедливо говорить, что западный мир в тот момент предал евреев.

Западный мир предал не только евреев. Испанскую республику, Австрию, Чехословакию… У англичан, французов, американцев своих проблем было достаточно, еще одна — в виде еврейских беженцев — была им ни к чему. Гитлеровцы лишали евреев гражданских прав, устраивали еврейские погромы. В первый раз, что ли? Хорошо известна история о том, как перед самой войной США не приняли корабль с еврейскими беженцами. После захвата Польши и на Запад, и в СССР просачивалась информация о еврейских гетто и начавшемся геноциде. Но англичане и французы вели «странную войну», не исключая, что с Гитлером удастся договориться. А советское руководство подписало с Германией «договор о дружбе» и не собиралось портить отношения вопросами о положении евреев. Правда, НКИД обеспечил транзит нескольким тысячам евреям-беженцам из Польши и Прибалтики во Владивосток и дальше — в Палестину, США, Европу или Латинскую Америку. Они уезжали с японскими или британскими визами. Так что не всё было однозначно. И не будем забывать: когда гром грянул, именно Красная армия не допустила «окончательного решения» еврейского вопроса. Что бы ни говорили сегодня про «вторую оккупацию», гитлеровцев из Польши и других стран выбили советские войска. И вызволили евреев из концлагерей.

— Вернемся к моменту смены наркома. Вы приводите в книге рассказ дипломата Евгения Гнедина о том, как Молотов и его заместитель Деканозов «ночью собрали дипломатических работников в Наркоминдел как в пересыльный пункт для переотправки арестованных в тюрьму». Касалось ли это в первую очередь евреев?

После смещения Литвинова и прихода в НКИД Молотова из НКИДа стали увольнять дипломатов-евреев. А их в НКИДе было очень много. В тот самый день, 3 мая 1939 года, в наркомате начала заседать комиссия во главе с Молотовым, Берией и Деканозовым, которая «шерстила» всех сотрудников. Чем дольше дипломат работал с Литвиновым, тем в большей степени он считался скомпрометированным. А еврейство являлось дополнительным основанием для увольнения. Например, убрали и отправили в лагеря Хаима Вейнберга и Альфреда Неймана, занимавших в разное время должность заведующего 3-го и 2-го Западного отдела.

— Одним из новых назначенцев стал полпред в Германии в 1939 году Алексей Шкварцев, обладавший весьма специфическим дипломатическим языком. Мне кажется, тут можно провести параллель с современностью, когда иные дипломаты перестали стесняться в выражениях.

Шкварцев в советской дипломатии был фигурой случайной и временной. После репрессий в рядах НКИД появились зияющие бреши, приходилось их срочно заполнять. В том числе людьми, не имевшими соответствующего образования и способностей к дипломатической работе. Ну а сейчас Министерство иностранных дел не может пожаловаться на нехватку профессионалов.

Теперь о дипломатическом языке. Шкварцев был резок, поскольку дипломатическому такту и этикету его никто не учил. Он считал себя носителем передовых идей и хотел «образовывать» иностранных дипломатов. Однако это «семечки», например, по сравнению с риторикой холодной войны, когда умело построенные аргументы заменяли ругань и голословные обвинения. В этом, в частности, упражнялся Андрей Вышинский. Американцы тоже отличались на этом поле.

Сегодня это тоже бросается в глаза. Любой язык меняется, дипломатический в том числе. Назовем это веянием нашего динамичного времени. Он становится чуть менее официальным, более непринужденным, раскованным, что ли. Но нельзя скатываться к грубостям, агрессивным выпадам, угрозам. Когда я работал в Пакистане, мы с коллегами были ошарашены заявлением старшего замгоссекретаря Ричарда Армитиджа о том, что США «втопчут Пакистан в каменный век». Надо уметь облекать в цивилизованную форму любую точку зрения. Иначе какая же это дипломатия, какой дипломатический язык?

— Мне кажется, что вы могли бы найти примеры использования непарламентских выражений и где-нибудь поближе, но отнесем это на счет вашей корпоративной солидарности. Кстати, как складывалась ваша собственная судьба в МИДе? Расскажите немного о себе и своем мироощущении. И вообще, среди дипломатов на излете советской власти были евреи? Или только «скрытые»?

Евреи в МИДе, конечно, были. Они оставались в центральном аппарате и загранучреждениях даже в период борьбы с «безродным космополитизмом». В основном «скрытые» (не нравится мне этот термин, ну да ладно), конечно, те, кто открыто не заявлял и не признавал своей национальности. Явных, которые не скрывали своей национальности, были единицы. Чаще всего мидовцы вспоминают талантливого дипломата Льва Менделевича. Он активно работал в 1950-1980-х годах, был послом, представителем СССР при ООН. Недавно в министерстве отмечали его 100-летний юбилей. Но Менделевич в известном смысле был уникум. В целом евреев не жаловали, как и во многих других госучреждениях. На службу старались не принимать. Сейчас этого нет, и слава Б-гу.

Со смертью диктатора антисемитская волна схлынула, но полного отката не было. В студенческой компании мы шутили насчет того, что советская власть никак не может понять, кто кем погоняет: американский империализм международным сионизмом или наоборот. И при этом со смехом цитировали настольную книгу советских антисемитов — роман Ивана Шевцова «Во имя отца и сына». Страшная вещь на самом деле.

Возвращаясь к космополитизму, хочу сказать, что тогда у всех всё складывалось по-разному. Мама благополучно окончила школу с золотой медалью и поступила сразу в два вуза — в консерваторию и на филологический факультет университета. И всё это в Киеве, где антисемитизм по традиции был покруче, чем в Москве. Но кому-то везло меньше.

Я пришел в МИД в 1999 году и с проявлениями антисемитизма там не сталкивался. До этого работал в Дипломатической академии. Туда меня взяли сразу после университета, в 77-м, хотя мама у меня была еврейка. Когда сказал об этом женщине — заведующей отделом кадров, лицо у нее дрогнуло. Но не отказала. Потом выяснилось, что сама была «не без греха». Вообще, ситуация в этом плане там была прелюбопытная. Евреем «по паспорту» был один человек. Зато остальных хватало. Один сотрудник изменил свою еврейскую фамилию. Помните, как у Юрия Визбора физик Макс Шароль «стал членкором по фамилии Петров». И здесь было что-то похожее. Чтобы его ни в чем не заподозрили, он между делом как бы невзначай подчеркивал свое критическое отношение к еврейскому племени, слова вроде «жидовский» и «жиденыш» легко слетали у него с языка. А в остальном милый был парень.

— И наконец, последний вопрос. Как вам вообще пришла в голову смелая идея реконструировать разговоры Сталина с Молотовым (отсюда «диалоги» в названии жанра книги) и в чем основной посыл их бесед?

Честно скажу, точно не помню, как и когда. Наверное, мне хотелось сделать эту книгу максимально интересной и увлекательной, чтобы это не было сугубо научным исследованием только для специалистов. А взаимоотношения вождей — это то, что больше всего интересует аудиторию. И вообще, смешение жанров — штука занятная. Содержание бесед тесно связано с реальными событиями, отражает то, о чем говорится в «научных» главах. Что касается основного посыла… Показать их отношение к «советско-германскому проекту», сомнения, надежды. Они ведь догадывались, хотя и в разной степени, что втянулись в опасную игру, и всё дело в том, кто кого перехитрит. Сознавали, что в один прекрасный момент следует остановиться, «отработать назад», резко сменить курс… но когда?

И еще скажу, что книга вышла в свет за полгода до памятной даты — 22 июня 2021 года исполняется 80 лет с начала Великой Отечественной войны. Конечно, я писал не о войне, а о предвоенном времени, но связь очевидна. Рассказывая о работе советской дипломатии на одном из самых важных участков — германском, я хотел, в частности, показать: хотя она была обескровлена сталинскими репрессиями, но сумела выполнить свой долг. В центр уходила точная, объективная информация о политике Третьего рейха и намерениях гитлеровцев.