Раввин Зеев Раппопорт: «В синагогу я не ходил – опасался стукачей»

– Вы, кажется, родились в религиозной семье?

Даже в хабадской. Мой отец преподавал, возглавлял подпольную любавическую ешиву еще до Второй мировой войны, в Курске. Кстати, он молился здесь в синагоге в Марьиной Роще. Он приезжал в Москву за деньгами. Был здесь центр, который распределял поддержку ешивам, на содержание. Кажется, еще жив один ученик из этой ешивы, это раввин Раскин, в Лондоне. Его арестовали вместе с моим отцом. Отцу было 19 лет, а ему 16. Раскин считался несовершеннолетним, потому ему дали «всего» три года, а отцу – десять. Это произошло в 1940 году. Потом отца освободили досрочно. Он вернулся в Москву и жил под чужими именем и фамилией. Оригинальную – Раппопорт, он сменил на Райпорт. Тех, которые сидели в лагерях, повторно арестовывали. Папа был в бегах, остановился во Фрунзе. Там был один человек, который сделал ему паспорт с новой фамилией. А уже в Москве, в 1961-м, ему габай в синагоге сказал: «Тобой гэбуха интересуется». И через некоторое время папа получает повестку в военкомат.

– Ему уже было лет сорок.

Да-да. Вообще он был освобожден от службы, хромал. После второй повестки он пришел в военкомат. Сотрудник начал задавать вопросы. Отец говорил всё, как написано в паспорте. Вдруг собеседник ударяет по столу: «Ты врешь!» В общем, компетентные органы его разоблачили и дали понять: мы тебе все простим, но ты должен работать на нас. Отец отвечает: «Я же все время на службе, как я на вас буду работать?» Он был начальником одного из цехов трикотажной фабрики в Домодедове. А человек из органов продолжает: «Ты ходишь по субботам в синагогу. Будешь время от времени сообщать нам, что там происходит».

– То есть он должен был следить за молящимися? Какие-то крамольные разговоры запоминать?

Тогда в синагогу приходили представители израильского посольства в Москве. Они, может, были и далеки от религии, но хочу отметить, что отец просил их принести какие-то книги Хабада, и они доставали. Кроме того, там молился Махновский ребе.Папа настоял на своем: времени нет, он рабочий человек. Потом пошел к юристу. Тот сказал, что в смене фамилии никакого состава преступления нет. Это было к счастью, иначе мы никогда не смогли бы подать документы на выезд.

– Почему?

Они же могли вскрыть архивы, обнаружить несоответствие. А так в милиции восстановили фамилию. Нам всем выдали новые документы.

– Как ваш папа стал начальником цеха?

Он окончил институт параллельно с работой. У него даже были премии и патенты. При этом он вел религиозный образ жизни, ходил с покрытой головой, изучал религиозные труды. Помню, в 1970 году я возвращался из Болшева с книгами. Сел в электричку, открываю книгу «Ликутей Сихот», том четвертый последнего Любавического ребе, читаю. Эту книгу удалось завезти в СССР. Напротив меня садится старушка и смотрит. Потом пересаживается рядом со мной. Я отодвигаюсь, хочу закрыть книгу, она говорит: «Молодой человек, Б-жьим словом надо делиться!».

Брошюра на иврите

– Какой был уровень знаний у подпольных религиозных активистов тех лет?

Занятия в ешиве были опасными и сложными. Не все родители решались своих детей отпускать. Поймают — отправят в лагеря. Но сразу было видно людей, которые учились в ешиве даже год. Их уровень знаний был на порядок выше. Реб Залман Левин, ученик моего отца, говорил, что на чердаке в синагоге в Курске они прошли за полтора года весь трактат «Йевамот» с комментариями.
Был еще один ученик. Когда он приехал во Францию, он знал такие законы из «Шульхан Арух», которые даже некоторые раввины не знали.

– И как такое могло произойти?

Он изучал «Шульхан Арух» в тюрьме, включая те части, до которых обычно не доходят при изучении.

– Вы сами в каком возрасте уехали из СССР? Что успели изучить?

Мне было 17 лет. Я знал комментарии Раши к Торе, прошел два-три трактата Талмуда. Я занимался с преподавателем, выпускником ешивы в Любавичах. Его звали рав Шнеур Пинский, известный человек среди хасидов. Мы занимались несколько раз в неделю по два часа. Прошли большую часть трактата «Псахим», большую часть «Бава Кама», даже «Тосафот» прошли. И потом прошли несколько глав из трактата «Хулин».

– Отец вам тоже преподавал?

Тору, Мишну, начало Талмуда. Но он был ограничен во времени, работал. Кроме шаббата, у него не оставалось особенно времени.

– Как у вас отмечали субботу?

В синагогу я не ходил – опасался стукачей. Я же должен был быть в субботу в школе, а в школу я не ходил. Поэтому молились мы подпольно, был неофициальный миньян в Измайлово. Отец ходил в Черкизово по субботам и праздникам.

– Сложно было совмещать показное советское детство с внутренней верой в Б-га?

Поскольку семья оказывала большее влияние, чем школа, я соблюдал заповеди, жил как религиозный еврей. Но сказать, что не было никакого конфликта, будет неверно. В обществе было абсолютно негативное отношение к религии: это что-то отсталое, наследие прошлого.

И на уровне соблюдения тоже некий конфликт был. Хорошо, в субботу я занятия пропускал, но ведь проводились разные мероприятия. С одной стороны, мне хотелось участвовать в общественной жизни школы. С другой стороны, религиозный образ жизни это ограничивает. В школе – мальчики, девочки, дружба. Отношения с одноклассниками, которые о потайной стороне моей жизни не знали.

– Насчет «пятого пункта» у них сомнений не было, как я понимаю.

То, что я еврей, они знали, а то, что религиозный, догадывались. Помню, они мне принесли какую-то брошюру с израильской книжной выставки и попросили прочесть. Они понимали, что я читаю на иврите.

– Итак, на дворе – семидесятые. Начинается еврейская эмиграция. Правда ли, что Ребе запрещал хабадникам уезжать, потому что они нужны были для поддержания тлеющего еврейского огонька в Советском Союзе?

Отъезд многих конкретных семей происходил не только с одобрения Ребе, но даже с его благословения. Немало людей сидело в отказе долгие годы, родственники просили за них. Многим Ребе обещал, что они скоро приедут.

Действительно, Ребе не хотел, чтобы Россия осталась без людей, которые занимали какие-то духовные должности, – раввинов, шойхетов. Надо было принять во внимание семьи, в которых были маленькие и подрастающие дети. Таким семьям надо было заботиться о будущем детей, их еврейском воспитании. Другое дело – семьи с пожилыми людьми, которых никто не преследовал и в отношении которых Ребе действительно считал, что им надо остаться. 

Плясать на улицах

– Как вашу семью встретил Израиль?

Папа был очень доволен увиденным. Он повторял: «Если бы я был настоящим евреем и по-настоящему верил в Б-га, я должен был плясать на улицах». Он вместе с хасидским получил определенное сионистское воспитание. Еще в юности папа прочел книгу Менахема Бегина «В белые ночи». Он и иврит знал хорошо. Папа приехал в 50-летнем возрасте, написал заявление на иврите, и его от удивления взяли на работу.

Отец тогда наряду с основной работой занимался общественной деятельностью. Он возглавлял отдел абсорбции репатриантов при «Колель Хабад» – благотворительной общественной организации, созданной еще основателем Хабада рабби Шнеур-Залманом из Ляд для поддержки поселившихся в Эрец Исраэль. Организовал в Иерусалиме, в тех районах, где поселились выходцы из Союза, детские религиозные сады. Там были и другие мероприятия. В основном для русскоязычных детей. Он даже хотел бросить работу и заниматься только этим. Но Ребе его отговорил.

– А вы чем занимались?

Пошел в ешиву в Кфар-Хабаде, в центральную любавическую ешиву. Там я проучился два года, потом поехал в Нью-Йорк, в «770». Получил раввинский диплом, через четыре с половиной года вернулся обратно.

– С Ребе вы встречались?

Я был два раза у него. Личная встреча с Ребе. Тогда было такое правило, что ученики ешивы могли один раз в год зайти к нему в свой день рождения. А когда мои родители и сестры приехали, они были довольно долго у Ребе, где-то полчаса.

Он отвечал на вопросы и интересовался происходящим в СССР. Говорил, что нельзя от русскоязычных евреев требовать, чтобы их дети ходили в ультраортодоксальные школы. Если отдадут в государственные религиозные учебные заведения, это будет большим достижением.

– Где вы жили в Израиле?

В Иерусалиме, в районе Гиват Шауль, потом в Санхедрии. После школы я учился в МАИ на прикладной математике. Я занимался математикой в Еврейском университете тоже, получил степень бакалавра. Какое-то время преподавал математику в ешиве. Но потом мне предложили преподавать Тору в русскоязычной ешиве в Иерусалиме. Потом я работал в организации «Шамир» переводчиком. В моем послужном списке – молитвенник «Теилат а-Шем», трактат «Поучения отцов», отдельные труды Рамбама, последние части «Тании». Я работал и с другими издательствами.

– Вы имеете возможность сравнивать современные переводы религиозной литературы и те, выполненные в 80-х. Есть существенные изменения?

Перевод – это довольно сложная штука. Если бы я сегодня что-то переводил, я переводил бы совсем иначе, чем 30 лет назад. Язык же меняется. Самая сложная задача – адекватно перевести хасидские тексты. Есть еврейская философия, но есть и русская философская мысль. А «русского хасидизма» нет. Нет аналога. Важно следить за литературным языком, но иногда это идет в ущерб смыслу.

Удачный перевод – когда находится эквивалентное выражение, соответствующая идиома. В Талмуде упоминается выражение «кицец бе-нетийот» (ивр. «стал вероотступником»). Можно перевести дословно, «он отрезал насаждения», но это ни о чем не скажет. Зато есть понятное русскоязычному читателю выражение «наломать дров».

– Вы читаете художественную литературу?

Да. Например, Дину Рубину, мне нравится. «Гарри Поттера».

– Серьезно?!

Да, мои дети увлеклись этим. Мне тоже нужно было не отставать.

Хасиды и литваки

– Сегодня в еврейских книгах на русском языке недостатка нет. Или есть?

На мой взгляд, не хватает пособий по алахе. Практическим законам иудаизма, которые применимы в современной жизни. А мыслителей и философии, по-моему, достаточно. Даже переизбыток.

Один из самых трудных переводов, которыми я занимался, – это «Кунтрес иньяна шел торат гахасидут», брошюра, в которой объясняется суть учения хасидизма. На русском языке ее назвали «Сердце хасидизма». Иногда даже не было слов в русском языке, чтобы передать нужную идею. Но Б-г помогает: я нашел философский труд, в котором излагалась эта идея. С терминологией, которую в обычном словаре не найдешь.

– Как так получилось, что взгляды Ребе и взгляды какого-то философа, вероятно, нееврейского, совпали?

В русской философской мысли начала прошлого века много идей Хабада. Есть чуть ли не прямые цитаты, хотя авторы утверждают, что ивритом не владели. Может, есть какое-то взаимопроникновение мысли. Когда Пятый Ребе развил учение хасидизма, открыл новые высоты, параллельно возникла и русская философия рубежа XIX и XX веков.

– Сегодня многие религиозные труды переводятся коллективно. Вам такой подход близок?

Если вы посмотрите на перевод книги «Тания», там на титульном листе упоминаются раввин Штейнзальц, чтобы он был здоров, и многие другие раввины, с которыми я советовался при переводе. При переводе Талмуда коллективная работа принесла бы пользу. Но, когда говорится о хасидских текстах, скорее играет роль индивидуальность переводчика и редактора.

– Когда вы стали посещать Москву?

Впервые я был здесь в 90-е, преподавал в ешиве р. Штейнзальца в Кунцеве. Потом был перерыв. В 1995 году я приехал вновь. Пару раз ездил сюда, потому что работал, есть такой фонд Jewish Memorial Foundation. Мы издавали для них онлайн-журнал «Еврейский кругозор».

В 2012 году реб Моти Вайсберг меня позвал открыть колель.

– И с тех пор каждые две недели вы здесь.

За исключением праздников.

– Какие темы вы преподаете?

В основном Талмуд, учение хасидизма, частично алаху.

– А дети ваши чем занимаются?

Старшая дочь замужем, она биолог, работает исследователем в лаборатории. Вторая дочь – студентка, изучает биоинформатику в институте «Махон Таль». Сын учится в ешиве.

– Где легче вести просветительскую деятельность и вообще быть религиозным, в Израиле или в России?

В Израиле испытаний больше: можно вроде бы быть евреем, и необязательно соблюдающим. Есть там и определенная антирелигиозная атмосфера. Кроме того, разнообразие направлений создает некоторые трудности.

– Вам лично где интереснее работать?

Конечно, здесь. Тут все-таки больше интерес к иудаизму. Поскольку это что-то относительно новое. Вызывает больший интерес у публики. Мне кажется, что евреи должны оценить вклад российского еврейства всех времен в иудаизм. Не забывать, что именно здесь жили большие, великие раввины. Учение хасидизма возникло здесь, и в частности учение Хабад. Это не случайно. Значит, у нас есть силы это всё развивать. Мы можем опередить другие общины и страны.

– Это положительные аспекты. А отрицательные?

Евреям во всем мире, и здесь тоже, не хватает единства, сплоченности. И в этом аспекте российская община отстает. В Израиле уже почти стираются противоречия между литваками и хасидами, молодое поколение понимает, что это наследие прошлого. А здесь еще присутствует атмосфера, которая была в Израиле лет 30-40 тому назад. Думаю, что нужно от этого уйти.