Давид Розенсон: «Мы показываем, как можно быть евреем в современном мире»

Иудаизм в сигарном дыму

— В центре Иерусалима находится большое здание, там проводятся самые разные мероприятия, от выступлений музыкантов до лекций талмудистов. Что такое «Бейт Ави Хай» и как он возник?

Наше место предназначено для еврейской культуры. Израильская молодежь пытается понять, в чём заключается их еврейство: молитвы три раза в день, соблюдение субботы или же просто сам факт проживания в Израиле? В «Бейт Ави Хай» мы стараемся показать, как можно быть евреем и израильтянином, знакомим и с классическими текстами, которые находят отклик у молодежи, и с современной еврейской культурой, светской и религиозной.

В 70-е годы жил-был человек, которого звали Сэнфорд (Залман) Бернштейн. Он решил, что самостоятельно разработает принципиально новый подход к вложению денег в бизнесе. Бернштейн был едва ли не первым финансовым аналитиком на Уолл-стрит, в современном понимании этого дела. У вас есть 100 тысяч долларов, вы приходите и говорите: «Сэнфорд, я не знаю, что делать с этими деньгами, помоги мне».

Он создал свою компанию. В те времена люди, которые вкладывали деньги, постоянно следили за ними. Им хотелось знать, на что их деньги идут. У Бернштейна был другой подход. Он создал компанию, куда набрал специалистов для исследования рынка. Клиентам он говорил: «Доверьтесь мне, и я вам два раза в году буду предоставлять отчетность».

Когда умер его отец, Залман стал искать в Нью-Йорке место, где можно было бы прочесть кадиш. В том месте, где он жил, в большинстве синагог молитвы не проводились ежедневно. А он хотел читать кадиш каждый день. Тогда Бернштейн посетил довольно крупную и популярную синагогу, где давал лекции раввин Шломо Рискин. После очередной лекции финансист подошел к нему, показал талес покойного отца, сказал, что хочет читать по нему кадиш, и вздохнул: «Мне нравится, как вы себя ведете, но вы меня никогда в эту синагогу не примете — я женат на нееврейке». В те годы во многих синагогах действовало такое негласное правило.

— И что ответил раввин?

Рискин сказал: «Если вы будете еженедельно со мной учиться, я приму вас таким, как вы есть». И Бернштейн начал учиться. Он был родом из простой семьи, любил курить и материться. На стене его офиса висела табличка No smoking, а Залман пыхтел сигарой и отмахивался: «Этот запрет распространяется на сигареты, а не на сигары». Раввин Рискин как-то пожаловался: «От мата, запахов вашего чизбургера и дыма я просто схожу с ума». Тогда они решили, что за каждое матерное слово финансист платит штраф. Скопившуюся сумму раввин пожертвовал движению ХАБАД.

— Матерные деньги?

Да. Со временем, после прихода к религии Бернштейн развелся, затем создал новую семью, на сей раз с еврейкой. На каком-то этапе он решил заняться благотворительностью, создал фонд «Ави Хай», жертвовал самым разным еврейским организациям, не только ортодоксальным. Залман верил, что, если любой человек что-то узнает про свое еврейство, это окажет глубинное влияние. Деньгами распоряжался совет директоров, 11 человек из мира науки, бизнеса и других сфер. Решения принимались абсолютно демократично, на основе заранее проведенных исследований и составленного списка проблем, требующих решения.

В 1999 году финансист скончался от рака, оставив после себя около миллиарда долларов. Как он выбирал участок для своей будущей могилы — это отдельная история. Раввин Рискин договорился с погребальной конторой, позвонил Залману: «Приезжайте, я нашел место». Тот прилетел, посмотрел, остался недоволен: «Ребе, мне не нравится это место, оттуда не виден Старый город». Рискин удивился: «После смерти вам и не нужно будет его видеть». — «Нет, я настаиваю». Стали они ходить по кладбищу, Бернштейн увидел какое-то возвышение: «Что это?» — «Это могила раввина Авраама Ицхака а-коэна Кука, бывшего главного раввина Палестины». Залман говорит: «Найдите мне место рядом». Рискин начал объяснять, что в этой части кладбища хоронят исключительно великих раввинов. Бернштейн обиделся и вернулся в Нью-Йорк.

Потом он отправил Рискину письмо: «Прошу прощения, что так себя повел. У меня есть дети, я не дал им правильное еврейское образование, но, может, кто-то из них когда-то придет на мою могилу, посмотрит, что там стоит этот домик, и спросит «кто это?». И тогда он узнает про раввина Кука. Если я в своей жизни не сделал правильных поступков, может, я смогу их сделать после смерти». Рискин взял это письмо и добился, чтобы погребальная контора «Хевра кадиша» выделила место неподалеку.

Ежегодно зимой мы посещаем могилу Залмана. В завещании Бернштейн написал, чтобы над надгробием произносились только псалмы, ничего более, никаких хвалебных речей.

Незадолго до смерти Залман решил открыть израильское отделение фонда. Вместе с завещанием он оставил записку: «…А еще я хочу выделить отдельную сумму на строительство культурного центра в Иерусалиме, который будет отражать мое видение еврейства».

Требуется аура

— Воздвигнуть здание — это полдела. Как набирался персонал?

Сначала предложили кандидатуру ученого, который сотрудничал с фондом «Ави Хай», писал книги. Но теория — это одно, а практика — другое. Первым директором «Бейт Ави Хай» стал бывший кадровый военный Дани Даниэль, очень успешный менеджер. Спустя семь лет он решил сменить сферу деятельности. И тогда раздался звонок в моей московской квартире: «Дэвид, у нас есть разные кандидаты. Ты лично заинтересован?» Я поначалу был в шоке, сказал, что вырос в Америке, жил в России, плохо знаком с израильской ментальностью. «Ну, подумай, посоветуйся».

В 2013 году, когда уже принял решение, я полгода летал туда-сюда, смотрел, что такое «Бейт Ави Хай», как Дани им управляет. В марте я переехал в Израиль с семьей. Мои начальники — члены того самого совета директоров, сформированного Бернштейном. Сейчас их девять, двое ушли в лучший мир. Возглавляет совет директоров вдова Залмана Бернштейна. Еще есть бывший партнер холдинга Lehman Brothers, после ухода из бизнеса он работает бесплатно. До «Ави Хай» этот человек возглавлял фонд Ротшильда.

— Фонд «Ави Хай» официально закрылся в 2019 году. Откуда берутся деньги сейчас?

Я не участвую во встречах, касающихся финансовой стороны дела, но предполагаю, что деньги работают на бирже, а мы живем на проценты. В «Бейт Ави Хай» примерно 70 сотрудников. 15 из них работают над программами, которые мы создаем. Большая часть расходов — это зарплаты, вторая — коммунальные платежи и всё, что с этим связано. И третья, самая главная для меня, — это деятельность культурного центра. У нас есть ежегодный бюджет.

— Как коронавирус повлиял на ваши планы?

Мы всё больше и больше понимаем, что первичным является содержание, а не география. Мы провели онлайн-проект в канун Шавуота. Участвовали 40 преподавателей, включая раввина Берла Лазара. 20-30-минутные уроки, ссылки на тексты, еврейская история, философия, ключевые израильские понятия. По статистике Google Analytics, в этом проекте приняло участие более 25 тысяч человек. Сейчас работаем над другим проектом, он связан с Рош ха-Шана, Йом Кипуром и Симхат Тора. Мы всё создаем сами, не покупаем программы, не берем у других. Моя главная задача — чтобы на улице Кинг Джордж, 44 функционировал центр, где люди участвуют в самых разных интересных мероприятиях, и в то же время чтобы мы постоянно и постепенно выходили за пределы Иерусалима. В Тель-Авиве уже прошло несколько наших проектов.

— То есть Zoom — не панацея.

Есть программы, которым требуется аура. Например, музыкальные мероприятия или встреча субботы. Когда мы были два месяца полностью закрыты, все встречи происходили в Zoom. Принимать конкретное решение можно, глядя на экран, но вот креативить, проводить мозговой штурм гораздо сложнее. Видеоконференция нужна, чтобы поделиться проблемами, пожаловаться. Создать серьезный проект без личного общения трудно.

Хабадник у трапа

— Вы проделали путь из Ленинграда в Нью-Йорк. Как интеллигентные советские родители согласились дать сыну религиозное образование?

В 1979 году, когда мы прилетели в Америку, буквально у трапа стоял хабадник, который предлагал записать детей эмигрантов в еврейскую школу. Так я и попал в еврейскую жизнь. Большинство детей, к сожалению, через какое-то время покинули эту школу. А я остался.

Мы жили сначала в штате Огайо, после этого в Массачусетсе, затем переехали в Нью-Йорк, и там я пошел учиться в ешиву, в 9й класс, из-за этого у меня много друзей из ХАБАДа. Но я знал, что, как только окончу 12-й класс, пойду в университет.

Родители настаивали?

Я и сам хотел, но мне было важно получить согласие от Любавического Ребе. Я написал ему письмо. Письмо передали через одного из секретарей. Ребе дал благословение, но озвучил три просьбы: чтобы я продолжал учить хасидизм; чтобы выглядел как еврей; чтобы после окончания учебы использовал свои знания для еврейского мира.

После университета я несколько лет учился в израильской ешиве в поселении Эфрат. Периодически посещал Россию. Мама была резко против: «Там всё опять будет так же, как было. Это всё ненадолго. Ничего не получится». Первый год, когда я ездил на семинары раввина Адина Штейнзальца, говорил маме, что еду в Польшу.

Года два-три я проработал в Кунцевской ешиве, на меня большое впечатление произвели местные евреи. У них в глазах читалось: «Дай мне знания!» Это были необыкновенные люди, с чувством юмора, скромные, без показухи. Я испытывал некие мистические ощущения. И это при том, что времена тогда были тяжелые, люди воровали в окрестных садах яблоки, чтобы заглушить голод. Что-то меня, человека, выросшего в США и в то время не очень хорошо владевшего русским языком, укусило. Не знаю, в какое место, но укусило.

В конце 90-х на меня вышел бизнесмен и филантроп Джордж Рор, он все эти годы помогает еврейским общинам России и Украины. Я возглавил проект в Сибири, который поддерживал Рор. В Иркутске синагога находилась в заброшенном состоянии, рядом была свалка, бегали крысы. Мы отремонтировали комнату при синагоге, решив создать «Открытый университет». Три раза в год проводились семинары, приезжали раввины Адин Штейнзальц, Шая Гиссер и другие. Бернштейн давал деньги, он относился к евреям бывшего Советского Союза очень трепетно, хотя никогда там не был.

— В 70-х его чувства разделяли многие американцы.

Да, была невероятная движуха под лозунгом Let my people go, участвовали все еврейские организации, все течения, включая реформистов. Кстати, их взгляды претерпели существенные изменения. Раньше реформисты слабо интересовались Израилем, а основатели движения вообще вычеркивали упоминания Эрец-Исраэль из молитвенников. Сегодня реформистам важно, есть ли у женщин возможность молиться определенным образом перед Стеной Плача. Их можно критиковать, а можно и говорить: как меняется еврейский мир!

Итак, на меня вышел Джордж Рор. Он был членом совета директоров, спросил, знаю ли я, что такое фонд «Ави Хай». Я ответил отрицательно. Он рассказал, что фонд заинтересован развиваться на территории бывшего СССР и что нужен человек, который провел бы соответствующее исследование. Работы, по его словам, было на год. Максимум два.

— Параллельно вы оканчивали ешиву в Израиле?

Да, и также работал у Штейнзальца. Пришел к нему советоваться. Раввин произнес: «Если ты хочешь расправить свои крылья — а каждый человек должен летать, он не может быть на одном месте — мне кажется, что это предложение даст тебе возможность летать».

И тогда я переехал в Москву со своей семьей. Впихнули 11 огромных ящиков в маленькую квартиру на Патриарших прудах. Мы в фонде «Ави Хай» начали с проектов, которые были очень похожи на американские: школы, еврейские лагеря. Давали и на светские знания, и на религиозные. Через какое-то время лично мне стали интереснее проекты, связанные с культурой, которые способны охватить широкие массы.

Большинство людей никогда не пойдут в синагогу. И что нам делать?! Во-первых, мы стали поддерживать еврейские книжные фестивали. Устроили встречу с Меиром Шалевом, Амосом Озом. Показали, что еврейские знания — не местечковые, это то, что может быть всемирно важно. Мы стали поддерживать академические программы. Следующим этапом стало тиражирование художественных книг, создание сайта «Букник» и открытие образовательного проекта «Эшколот». Мне необыкновенно нравилось там работать. При этом я знал, что фонд закрывается в 2019 году.

Это было предусмотрено заранее?

Залман Бернштейн дал однозначное указание совету директоров. Наверное, он боялся, что со временем вектор сменится, и деньги будут тратиться на то, что противоречит его видению еврейства. Поэтому все знали, что фонд закроют до того, как Бернштейну исполнится 100 лет.

Не отсчитывать этажи

— Следующая станция — Израиль. Вам, человеку религиозному, в Москве было, наверное, сложнее, чем в Иерусалиме, где кошерные магазины и синагоги находятся на каждом углу?

Есть три этапа алии. Первый — это эйфория, ты переезжаешь и говоришь: «Я на Земле обетованной, лучшего и не представить! В магазинах — море кошерных молочных продуктов, религиозные школы на любой вкус». На втором этапе ты начинаешь разбираться с системой, с медициной. Начинаешь понимать, что школы не такие уж хорошие. Ты начинаешь жить в реальности. И третий этап — когда некоторые, к сожалению, уходят в депрессию или понимают, что надо немножко успокоиться. Этот период иногда затягивается у людей по-разному.

Первые два года мне было мучительно тяжело. После семи лет я могу сказать: слава Б-гу, что мы переехали в Израиль.

— Вы планируете посещать Россию?

Очень по ней скучаю. Санкт-Петербург, Одесса и Иерусалим — мои самые любимые города в мире. Я очень люблю ходить по питерским улицам ночью. Когда перехожу мосты, вспоминаю картины Анатолия Каплана, тамошнего художника. Иногда я спрашиваю себя: «Что было бы, если бы я не уехал?»

— Какие еще вопросы вы себе задаете?

Постоянно думаю о своих детях. Они получили классическое образование в ешивах, меня интересует их дальнейшее развитие. Дети, к сожалению, недостаточно читают, гаджеты занимают их намного сильнее.

Будущее «Бейт Ави Хай» волнует не меньше. Что, если люди не будут приходить на наши программы? Недавно мы проводили онлайн-мероприятие, и в Zoom пришло 550 человек. Меня это всякий раз приятно удивляет. Хочу, чтобы было больше молодежи и проектов для нее. Хочу понять, что еще можно сделать.

— За происходящим в Америке следите?

Жалобы на White power слышу постоянно. Черные очень возмущаются, что белые — самые богатые, самые влиятельные. Сейчас это плавно переходит в антисемитизм, начинается борьба с Jewish power. Наступило очень тревожное время для американских евреев.

Недавно я услышал, что евреи-де должны написать серию статей о вкладе в права черных: сколько еврейских активистов сотрудничало с Мартином Лютером Кингом и так далее. Параллельно в книге о гитлеровской Германии я прочел похожий пассаж. В 1933 году решили сделать энциклопедию о вкладе немецких евреев в математику, юриспруденцию, психологию. Это всё пошло во вред. Не знаю, к каким результатам похожая инициатива приведет сегодня.

Сложно сказать, что будет в Америке, это не та Америка, которую я знал. Моя мама там живет, и сестра, и друзья. Это меня очень беспокоит.

— К вам приходит посетитель и озвучивает гениальную идею. Как вы поступите — сразу загоритесь или будете сидеть и обдумывать?

Собирать деньги тяжело, раздавать их намного тяжелее. Для меня важно обладать информацией, прежде чем будет принято то или иное решение. Когда кто-нибудь приходит с проектом, я говорю: «Это очень интересно. Напишите, почему это нужно, что в этой сфере уже происходит, что вы предлагаете, сколько это будет нам стоить». В результате 80 процентов визитеров ничего не пишут.

Однажды я спросил человека, который вкладывает деньги в Нью-Йорке, почему он в отличие от многих своих коллег не вложил деньги в пирамиду Берни Мейдоффа. Мой собеседник ответил: «Дэвид, я не мог понять, как он зарабатывает деньги. Я не мог понять, почему мы вкладываем в одно и то же, но он получает в три раза больше. Я никогда не вкладываю деньги в то, в чём не понимаю». Для меня это было уроком: не надо вкладываться там, где у тебя нет достаточных знаний, чтобы принять решение.

— Чем вы занимаетесь помимо основной деятельности? У вас есть хобби?

Когда я прихожу на работу после молитвы, закрываю дверь и где-то час читаю. Я занимаюсь русской литературой. Два раза в неделю минимум я изучаю хасидизм и Талмуд при помощи Zoom. Раввин Лазар со мной занимается почти 15 лет, каждую неделю, где бы он ни был. Меня просто поражает, что у него есть для этого время. В пятницу утром я учусь с раввином Эбнером, который преподавал в моей ешиве, он очень интересный человек.

Всё это дает мне огромный стимул. А еще — семья и дети. Быть отцом, когда всё хорошо, — это легко. Когда трудно быть хорошим отцом и мужем — это дает огромный стимул. И еще друзья. Встречаться с друзьями, разговаривать — это просто счастье.

Каждый человек должен иметь внутренний мир, где кипит жизнь, несмотря на всё, что происходит вокруг. Я хочу заниматься Торой постоянно, хочу перевести свою книжку о Бабеле на английский язык. Мне кажется, иначе мы просто войдем в лифт и будем отсчитывать этажи. Жизнь, с одной стороны, достаточно короткая, с другой, можно преподавать, учиться, писать. Когда вышла книжка, я боялся, что никто ее не заметит и не будет цитировать. Оказалось, что ее цитируют, и у меня возникло ощущение: «О, круто!». А сейчас я перечитываю книгу и понимаю, сколько всего не сказал.

Недавно меня очень повысили: мы с женой стали дедушкой и бабушкой. И хотя успех в работе безусловно важен для меня, ничто не сравнится с этим новым статусом. Как говорили наши раввины: кого можно считать состоявшимся евреем? Того, чьи внуки вырастут гордыми евреями… jm