Выйти из самоизоляции
— Пару месяцев назад чье-то пытливое око обнаружило объявление о поиске бармена в кафе при Еврейском музее и центре толерантности. Требования включали в себя «славянскую внешность». Потом выяснилось, что объявление составила фирма-посредник. Как вы лично восприняли эту историю?
История грустная, потому что у людей в головах абсолютная каша. Авторы подобных объявлений часто по умолчанию ставят такое требование. Это как квартиры, которые сдаются только для людей славянской внешности. Ты на это смотришь и думаешь: «Вот я еврейка, интересно, подойду или нет?» Ужасный мусор в головах. В том числе и с такими ксенофобскими социальными явлениями работает наш Центр толерантности.
— Как официально называется ваша должность?
Директор по коммуникациям Еврейского музея и центра толерантности. В этой должности я работаю два с половиной года, а в музее в общей сложности — почти четыре года. В музей я устроилась «по объявлению». До этого у меня был разный профессиональный опыт: и в пиаре на «Стрелке», и в МГИМО, также я участвовала в запуске одного медиа. Мысль о том, что было бы интересно работать в Еврейском музее, у меня появилась году так в 2014м.
А через пару лет подруга, которая живет в Израиле, прислала ссылку: Центр толерантности ищет PR-менеджера. Я прошла собеседование, потом концепция изменилась, и меня назначили PR-менеджером проектов музея, а не Центра толерантности. Через год меня назначили PR-директором.
— Можете рассказать о достижениях?
В первую очередь было выстроено комплексное взаимодействие со СМИ, налажены стабильные связи со всеми — от федеральных телеканалов до районных газет. Сейчас у музея есть широкий пул надежных информационных и рекламных партнеров, дружественных изданий и блогеров. Мы оперативно и в полной мере обрабатываем все входящие запросы от журналистов, открыты для комментариев и совместной подготовки материалов — всё это ценят наши партнеры из СМИ. Наиболее показательные примеры — это наши вернисажи, на пресс-показы которых собираются все ключевые телеканалы, от городских до федеральных, радио, газеты, информагентства. А из последнего — мы вошли в основные обзоры прессы о работе музеев во время и сразу после режима самоизоляции.
Поскольку работа по линии прессы была налажена, пару лет назад мы стали двигаться дальше, активно развивая онлайн-проекты: это сайты к выставкам, мобильные приложения и гиды, ролики и, конечно, активное присутствие во всех социальных медиа.
Так как музей расположен в памятнике архитектуры авангарда, два года назад, к шестилетию музея, наш отдел придумал и сделал карту-путеводитель по авангарду «Бахметьевский гараж и вокруг него», и сейчас мы ее переносим в онлайн, чтобы людям было удобнее гулять по району. По специальной ссылке карта будет открываться и с компьютера, и с телефона, можно будет прокладывать маршруты, узнавать историю зданий, которые, кстати, специально для проекта отснял профессиональный архитектурный фотограф.
Мне видится очень правильным привлекать внимание не только к музею, но и рассказывать про район, где находится музей, про его достопримечательности, наследие. Тем более многим кажется, что музей где-то в далекой Марьиной роще, поэтому важно повышать узнаваемость не только бренда музея, но и всего района.
Родео в Пурим
— Еврейский музей, судя по ощущениям, вышел за узкоэтнические рамки.
Он давно вышел за эти рамки. Ведь с самого начала его работы проводились выставки и образовательные программы не только про культуру и историю евреев, но и посвященные авангарду или современному искусству. В последнее время, кстати, тема популяризации еврейской культуры стала более рельефной: мы немного переставили акценты, вследствие чего выросла посещаемость публичных мероприятий данной тематики. Во время самоизоляции мы, например, запустили представительство на просветительской платформе Arzamas, где рассказываем о еврейской культуре по мотивам постоянной экспозиции музея.
Вообще в самоизоляцию мы вошли довольно подготовленными. Ставка на онлайн, которая была сделана еще пару лет назад, оказалась верной. Мы были готовы в отличие от многих музеев, которым пришлось учиться с нуля. Онлайн-
версия выставки «(Не) время для любви» вышла через неделю после того, как был объявлен режим самоизоляции. В итоге выставка, в том числе ее онлайн-версия, получила премию Московского урбанистического форума в номинации «Лучшая городская выставка».
Мой отдел также проводит большие массовые мероприятия. Прошлым летом мы организовали фестиваль «New Israeli Sound. Фестиваль современной музыки Израиля», привезли пять групп из Израиля. У них совершенно разная направленность, разная музыка. Проводили мы этот фестиваль на всей территории музея. На парковке разбили пляж, привезли сотню пальм, построили огромную сцену с отличным звуком, с видеорядом. Для нас это был первый опыт массовой продажи билетов: в музее 90 % мероприятий — бесплатные.
— Получилось?
Был полный солдаут, люди покупали билеты и прямо в день фестиваля, по самой высокой цене. Посетители шли и шли, было почти 4 тысячи человек, что стало, конечно, большим успехом для нас. Это тоже популяризация Израиля, еврейства и заметной части современной еврейской культуры.
После этого мы подумали: почему бы не отмечать еврейские праздники современно? Привлекать к ним совершенно разную молодежь — и еврейскую, и нееврейскую, при этом рассказывать, кто такие евреи, что такое еврейские праздники. Следующим по календарю праздником была Ханука. Мы тоже привезли группу из Тель-Авива, сделали световую инсталляцию, это всё было в лобби музея. Последним большим праздником был Пурим, который мы провели 8 марта этого года, прямо накануне самоизоляции. Выставочное пространство в тот момент было свободно, и мы устроили в нем настоящий карнавал и луна-парк, привезли аттракционы: там был родео-бык, батуты, чего там только не было, многие посетители приходили в костюмах. Также были две сцены, одна из которых в так называемом пати-басе. Мы загнали в пространство музея автобус, где диджеи играли электронику. На основной сцене диджеи играли более популярную музыку, а закончила вечер израильская группа. Мы тогда привезли еще один автобус — винтажный британский даблдекер, в нем была зона отдыха.
Нина Дымшиц
— Одна из пуримских заповедей — напиться так, чтобы не отличать праведника Мордехая от злодея Амана.
Все веселились, но умеренно, пили пиво. Наш пивной партнер — Московская Пивоваренная Компания, у них даже есть сертификат кошерности. Они нас поддерживают на наших больших мероприятиях. Думаю, что Пурим и его традиции запомнились даже тем, кто раньше о них ничего не знал.
— Ваш отдел сейчас работает из дома?
50 на 50. Мы договорились, что будем собираться раз в неделю, а в остальное время — по необходимости или по желанию, ведь многим сложно работать из дома. Никому не запрещаем, но и не призываем сидеть по восемь часов пять дней в неделю. Но всё равно больше работаем из офиса, чем из дома.
— График ненормированный?
У ивент-менеджера абсолютно ненормированный график, завязанный на монтажах и демонтажах, авральной подготовке мероприятий. У остальных большую часть времени он нормированный и стабильный. Но у нас нагрузка идет волнообразно. Готовишься к выставке — нагрузка возрастает и становится ненормированной, через пару месяцев после открытия — нагрузка выравнивается. Есть напряженные периоды монтажа или подготовки к мероприятиям, тогда мы с утра до ночи на работе.
— У вас есть любимый проект или любимая выставка, которая прошла в музее?
Музыкальный фестиваль, конечно. Это было сложно, мы его делали с нуля, и ни у кого из нас до этого не было подобного опыта. Наш отдел на пару месяцев превратился в такой оргкомитет. Если говорить про выставки, то все выставки прекрасны, и я их все люблю, в каждой что-то есть особенное. Например, последняя выставка «(Не) время для любви». Представьте, открытие выставки, все живо общаются, но, когда заходят в само пространство выставки, там наступает абсолютная тишина. Люди были настолько потрясены и погружены в тему, что никто не произносил ни слова.
Один из последних масштабных выставочных проектов — это «Игра с шедеврами: от Анри Матисса до Марины Абрамович». Кураторы собрали 35 шедевров, сделали очень интересную застройку с входами, переходами, секретными комнатами. И по освещению в СМИ, и по посещаемости, и по своей неординарности, и по концепции, наверное, это была самая запоминающаяся выставка.
Профессор с родным идишем
— Работа в Еврейском музее влияет на ваше личное мировоззрение?
Конечно. Тут сошлось много факторов. Во-первых, происхождение. У меня есть понимание еврейской жизни. В плане религии, наверное, не глубокое, но в целом культурное понимание есть. Во-вторых, у меня образование в области международных отношений, я училась в МГИМО, у нас было очень много исторических дисциплин: история международных отношений и внешней политики, этнополитическая история России, история региона, Восточная Европа, Польша… Я понимаю исторический контекст. Это помогает при подготовке контента к выставкам, при подготовке пресс-релизов.
— После МГИМО вы могли бы стать дипломатом. Не жалеете о смене вектора?
Никогда не хотела быть дипломатом. Моя мама — дипломат, и я всё детство жила в посольствах. В Мексике, на Кубе, в Индии. После Индии я поступила в университет и вернулась в Москву. А мама еще работала в Казахстане, в Испании, в Литве…
После факультета международных отношений необязательно быть дипломатом. У меня была одна практика в российском посольстве в Варшаве, потому что в университете я изучала польский и украинский языки помимо английского. Близко познакомившись с работой дипломатических представительств, я окончательно поняла, что это не для меня. На преддипломную практику я пошла в Русскую службу Би-би-си. На последних курсах и после окончания университета я много занималась переводами с польского языка.
Вообще, связь с МГИМО у нас потомственная, в третьем поколении. Дедушка Залман Мовшевич Дымшиц был одним из немногих профессоров-евреев. Родом он из Витебской области, местечко Яновичи. Родной язык у него — идиш. Средней школы в местечке не было, дедушку отправили в Витебск, там он выучил русский. После войны, которую прошел до Берлина, он поступил в Институт восточных языков и окончил с красным дипломом. Несмотря на то, что он стал редким специалистом с хинди, урду и маратхи, его никуда не брали на работу — был расцвет борьбы с космополитизмом. Подрабатывал переводами. Потом его наконец взяли на работу в МГИМО, где он проработал всю свою жизнь, стал профессором, заведующим кафедрой индийских языков. Несмотря ни на что, дедушка никогда не думал о смене фамилии или национальности в паспорте.
— А мама?
Мама тоже окончила МГИМО, факультет международных экономических отношений. Затем занималась научной работой, защитила кандидатскую. Мама далеко не сразу стала дипломатом. В 1996 году ей предложили поехать в посольство России в Мексике. И так началась ее дипломатическая карьера.
— Как она вас воспитывала?
Образование — наше всё, это всегда было краеугольным камнем в детстве и юношестве. С детства это были и Центр эстетического воспитания при Пушкинском музее, и языки. Для мамы стало большим расстройством, что я, окончив аспирантуру, так и не защитила диссертацию.
Я всегда понимала, что я — еврейка, через историю семьи. В годы Холокоста вся семья с дедушкиной стороны была уничтожена в Белоруссии. Я была единственным человеком в семье, кому бабушка рассказала, как ее отца репрессировали, забрали с дачи в Кратово, я запомнила каждую деталь того летнего дня 1937 года. Прадедушка Роберт Гуревич был блестяще образованным инженером-железнодорожником, учился в Бельгии и Польше, затем был доцентом соседствующего с музеем МИИТа. Его репрессировали как японского шпиона.
В семье у нас были застолья, фаршированная рыба, бабушкин форшмак, другие еврейские блюда, но Советский Союз какую-либо традицию совершенно вымарал из семьи, несмотря на то, что дедушки-бабушки были абсолютно еврейские.
Уделять внимание цифровым технологиям
— Детство, проведенное в разных странах, повлияло на мировоззрение?
Безусловно, влияет, когда ты с детства видишь, как живут люди в других местах, что везде свои традиции, которые надо уважать. Ты с детства толерантен, потому что много видел, ты знаешь, что может быть по-разному. Для себя, к примеру, я поняла, Индия — совершенно не моя страна. Я там жила два года с мамой, на каникулах мы путешествовали. Меня как человека светлокожего и светловолосого постоянно трогали на улицах, как считают индийцы, «на счастье». А вот от Кубы у меня остались отличные впечатления — веселые и добрые, хоть и очень бедные кубинцы, цветущая природа, море.
— Сколько языков вы знаете, кстати, кроме польского?
Английский, с маминой подачи его я учила с пяти лет, затем поступила в гимназию с английским в Москве, в посольских школах он входил в программу, а также, конечно, в МГИМО. Когда мы жили в Мексике и на Кубе, я еще учила испанский, так что базово могу изъясняться и всё понимаю. В ограниченном формате я знаю еще французский и украинский.
— Ивритом заниматься пробовали?
Есть желание, ему уже лет десять. Говорят, что там всё проще в плане грамматики и структуры, всё понятнее… после того как алфавит выучишь.
— Каким видится вам ближайшее будущее Еврейского музея и центра толерантности? Ориентируетесь ли вы в своей работе на зарубежные аналоги?
Еврейский музей и центр толерантности состоит в Ассоциации еврейских музеев Европы, мои коллеги много обмениваются опытом на регулярных встречах. Если говорить о музеях, за которыми я наблюдаю, то это в основном крупные британские музеи, часть их опыта мы можем перенять. Меня восхищает то, как всё организовано в «Тейте» или Музее Виктории и Альберта, начиная от дизайна и заканчивая посетительским опытом. У них есть чему поучиться.
Пандемия показала, что нужно особое внимание уделять цифровым технологиям, надо в этом плане развиваться, осваивать новые форматы. Сейчас у всех музеев появится больше понимания, какие направления использовать. Несмотря на послабления, никто не хочет рисковать здоровьем посетителей, и все музеи продолжают публичные мероприятия в онлайне, так что цифровые технологии будут оставаться одним из ключевых направлений.
В ближайший год пойдет борьба за посетителя, потому что во всём мире пандемия негативно повлияла на посещаемость музеев, люди возвращаются очень медленно. В Москве сейчас все радуются лету, всех выпустили, все гуляют, сидят на верандах, в музеи пока ходят мало. Потребуется определенное время, чтобы ситуация стабилизировалась.
