Иврит перетек в Талмуд
Я родился в нерелигиозной московской семье. Большинство моих друзей – из тех, кто стали религиозными в сознательном возрасте. Религиозными с детства тогда были только очень пожилые люди. Мой возврат в религию начался, когда мне было 25 лет. Я открыл для себя мир Торы и увидел, что это единственно возможный путь.
Когда я приехал в Израиль, я познакомился с людьми, которые были изначально религиозными. Безусловно, они сильно отличаются от нас, вернувшихся, многое нам очень трудно восполнить. Соблюдение в советских условиях требовало определенного напряжения сил, приходилось преодолевать большое сопротивление извне.
Раввин Ури Камишов, родился в 1950 г. в Москве. Окончил Институт стали и сплавов в 1973 г. Отслужил в армии лейтенантом-двухгодичником. С 1975 г. работал программистом. В 1970-м стал изучать иврит, сначала самостоятельно, затем в группе Бени Деборина. С 1975 г. продолжал изучение в группе Зеэва Шахновского, где получил первичные представления об иудаизме. Под влиянием Шахновского, встреч с посланниками Любавического Ребе и посещения синагоги в Марьиной роще приблизился к течению Хабад. Стал давать уроки по Торе.
В 1989 г. женился. Супруга — Рахель Камишов.
С 1989 по 1993 годы — и. о. руководителя ешивы «Томхей Тмимим» в Москве.
В 1993 г. переехал в Израиль. Работал программистом, давал уроки программирования, Талмуда и хасидизма.
С 2007 г. — научный редактор и переводчик «Библиотеки еврейских текстов».
С 2008 г. участвует в проекте «Вечерний колель» в МЕОЦ.
С юношеских лет у меня был интерес к культуре и языку своего народа. Лет в двадцать я начал изучать иврит, и примерно к 23 годам я его довольно хорошо знал. Сначала изучал язык своими силами, ходил в библиотеку, а потом учил у Деборина. Затем начал ходить на уроки Шахновского, и там произошла некоторая переориентация на религиозные тексты. Это плавно перетекло в изучение Талмуда, и в какой-то момент я почувствовал, что религия меня по-настоящему увлекает.
У нас был кружок. Все мы к тому времени знали иврит довольно хорошо, поэтому текст Торы не представлял сложности. Это было началом моего прихода в иудаизм. Если говорить о личностях, которые в тот период оказали на меня наибольшее влияние, то это в первую очередь Зеев Шахновский, который вел уроки религиозной направленности. Его наставления и объяснения сыграли очень большую роль. Михаил Шнейдер, который тоже всегда шел на шаг впереди, и у меня было постоянное желание следовать за ним, догнать его. Разумеется, Гече Виленский производил большое впечатление. Реб Авраам Генин, который был внутренним двигателем всего, что делалось в Марьиной роще. Именно эти люди в первую очередь всплывают в моей памяти.
Хасиды и антихасиды
Шел 1975 год. Я работал в НИИ стандартизации программистом. Правда, к работе я не испытывал особого пиетета. Кроме того, у меня возникали проблемы по религиозной линии. Я ходил на работу в кипе. К нам в институт являлся какой-то человек из КГБ и вел «задушевные» беседы. Ведь религия в СССР была разрешена лишь теоретически. Практически – только для стариков. Если молодежь занималась религией, это считалось нежелательным. Особенно старались попридержать тех, кто проводил уроки.
В то время в Москве действовали две религиозные группы. Одна была сосредоточена вокруг Зеева Шахновского. Позже, когда стали приезжать различные раввины, в частности много посланников от Любавического ребе, она естественным образом влилась в Хабад. Это было в 1978 году. Вторая группа собралась под руководством Элиягу Эссаса, она представляла собой литваков. Там были очень сильны антихасидские воззрения.
Помню, мы со Шнейдером пошли на урок Эссаса, чтобы навести какие-то мосты, выяснить противоречия. Мы полагали, что причина может быть просто в незнании каких-то вопросов. Но мы не увидели с их стороны никакого желания к диалогу. Более того, у нас создалось впечатление, что они хотели именно зафиксировать расхождения. На любое наше конкретное утверждение следовала длинная неопределенная речь, после чего не оставалось времени ни на что другое. Мы поняли, что они не заинтересованы в сближении, и с тех пор больше попыток не предпринимали.
Через некоторое время группа Эссаса разбилась на другие группы. Большая часть образовала религиозно-сионистскую организацию «Маханаим» и утратила антихабадскую направленность. Мы пришли к общим договоренностям, проводили совместные уроки. Вторая часть людей выбрала ультраортодоксальное направление. Так продолжалось лет двадцать.
Как говорил Ребе: «Тот, кто выучил букву бет, пусть говорит с тем, кто знает букву алеф». Подход «услышал – передай» естественно возникает, когда нет большого контингента преподавателей. В 1975 году мне удалось что-то узнать, а тех, кому не удалось, было очень много. И я в 76-77-м годах начал преподавать.
До перестройки, пока не появилась возможность получать легальные деньги за преподавание иудаизма, всё было организовано следующим образом: из-за границы присылали какую-нибудь синтетическую шубу, ты ее продавал в комиссионке, и на эти деньги жил. Я преподавал Талмуд, книгу «Тания», хасидизм.
Параллельно я работал в НИИ. Незадолго до репатриации ушел работать в Малаховку, участвовать в миньяне. В конце 1989-го преподавал в ешиве при Марьиной роще.
Посланники Хабада говорили, что Ребе хочет, чтобы те, кто живет в России, там и оставались. Он имел в виду людей, которые обладали каким-то влиянием на других. Поэтому до определенного времени я видел свою миссию в том, чтобы оставаться в Москве и никуда не уезжать, пока не изменится ситуация.
У меня не было слишком конкретных отношений с Ребе. В то время, когда я приехал, уже не проводилось частных встреч. Ребе сказал мне по-русски несколько слов, чтобы я передал тем, кто еще не знает иврита, что скоро будет лучше. Это был 1990 год.
В конце 70-х у меня к Ребе были в основном частные вопросы. А из общих помню такой вопрос. Тогда организатором хабадской жизни в Москве был Гриша Розенштейн, и он передал вопрос, который назревал в столице. Занятия проводились в тяжелых условиях. Всегда был шанс, что придут милиция с гэбэшниками, разгонят якобы из-за шума и перепишут паспорта. КГБ всячески мешал проведению занятий. Поэтому естественно, что было легче устроить одно занятие, чем два. Но на этом одном занятии должны были присутствовать и мужчины, и женщины. Этот вопрос и был задан Ребе: можно ли делать совмещенные занятия? Он ответил: «В ваших условиях можно». Причем свидетели рассказывали, что Ребе плакал в этот момент.
В 1993 году я увидел, что острой необходимости оставаться в Москве уже нет, появилось много людей, которые могут работать в России. К тому же я должен был устраивать свою жизнь, а я не был уверен, что мои работодатели в России готовы пойти мне навстречу в этом вопросе.
В Израиле я сначала пытался найти работу по специальности преподавателя иудаизма, обращался в ешиву «Мерказ Гутник». Но все места были заняты, поэтому я окончил специальные курсы и продолжил заниматься программированием. Потом стал делать переводы – Борух Клейнберг вел сайт и попросил меня переводить Талмуд. Занимался этим год-два, при этом давал частные уроки.
В 2007-м издательство «Книжники» предложило мне переводить и редактировать основополагающий труд рабби Шнеура-Залмана из Ляд «Тора ор». В 2008-м пригласили приезжать в Москву в рамках колеля. Теперь я две недели здесь, две недели там.
Удались от дурного, делай хорошее
В Хабаде не используют слово «кфира» (ивр. «ересь») по отношению к сионизму. Потому что «кфира» – это вектор движения человека, который хочет уйти от религии. Есть много других слов, которые обозначают, что люди стоят на неправильной позиции. Люди могут заблуждаться.
Разногласия в направлениях – это нормально. Литваки не едины, как и хасиды. Есть те, которые следуют по пути морально-этического движения «Мусар». В хасидизме в плане теоретических посылок довольно мало различий. Все признают важность соблюдения заповедей, невозможность нарушения, важность изучения Торы. Но есть и различия. Есть такая фраза в Псалмах: «Удались от дурного и делай хорошее». Когда человек должен удалиться от дурного, а когда он должен делать хорошее? С чего следует начинать, чему уделить больше энергии? Это спор, который ведется в рамках хасидизма, и я уверен, что и в других направлениях. Хасидизм часто говорит: уделяй больше внимания хорошему. Но он также говорит: удались от плохого, нарушение недопустимо. Никто не скажет человеку, который надел тфилин, что он теперь праведник. Это глупости и неправда. Ему скажут, что он молодец, но не праведник, пока не соблюдает всех заповедей.
Мне кажется, если человек находится в каком-то направлении и чувствует себя хорошо, то Б-г сделает так, чтобы он находился в нужном направлении. Я не думаю, что он должен перебирать все направления и думать: «А вдруг я отношусь к бельзским хасидам, а вдруг я карлинский хасид?».
Естественно, человек должен что-то делать. Либо он остается в рамках своего направления, либо ищет что-то другое. Если он не может соблюдать шаббат, то должен как-то пересмотреть свою жизнь и понять, что он может это делать. Каждое направление дает ему определенные силы. Учитывая, что он должен заниматься не только Алахой.
Помимо изучения Талмуда и практических законов иудаизма, человек должен заниматься исправлением характера. Изучать труды основоположников движения «Мусар», книгу «Тания». Это обязательные вещи. Один раввин говорил, что надо изучать мусар. К нему пришел лавочник: «Ребе, у меня есть свободный час, я трачу его на Талмуд. Вы хотите, чтобы я начал учить мусар?!» Раввин ответил: «Когда ты начнешь изучать мусар, ты обнаружишь, что у тебя прибавится времени на всё».
Какие заповеди следует соблюдать в первую очередь? Есть два подхода. Первый – по степени важности. Шаббат, кашрут, семейная чистота. То есть избегать самых тяжелых запретов. Есть и несколько другой подход. Можно сказать человеку: «Выбери то, что ты можешь сейчас делать», ибо существует презумпция – заповедь тянет за собой другую заповедь. Человек начинает выполнять одно, и Б-г открывает ему глаза, что он может выполнять и еще, и еще.